— Вы видели, что осталось от вашего фургона. Теперь вам предстоит очень долгий путь до основной магистрали. Думаю, вы не сможете добраться туда до темноты, а ночью холодно. Я не кровожадна и не хочу, чтобы по моей вине вы подхватили пневмонию. К тому же наверняка вас подымут на смех на дороге. У меня есть кое-что из одежды, которая хоть немного согреет вас.
При этих словах она заметила, что они немного успокоились, и надменно продолжила:
— Мне также не хочется отправлять вас голодными. Вам ведь понадобится много сил, поэтому вам все же придется попробовать эту рыбу. Съедите рыбу — получите одежду. Все в ваших руках.
Оторопев, они молча смотрели на нее. Их глаза предательски выдавали их внутреннюю борьбу. Есть сырую рыбу, конечно, дело пренеприятное, но оставаться в одних кальсонах и стать общим посмешищем, было еще хуже. Один за другим они послушно подняли рыбу и, закрыв глаза от отвращения, откусили.
К удовольствию толпы, Шона, расхаживая туда-сюда перед ними, приговаривала:
— Отлично. Пережевывайте тщательней, чтобы не подавиться. Рыбий жир очень полезен для вашего организма. Хорошо. А теперь еще один кусочек… нет, не надо его выплевывать. Это очень дорогая рыба, и не стоит ею так разбрасываться.
Одному из несчастных стало плохо, и он отвернулся к стене. Его стошнило. Другие последовали за ним.
Их вид был жалким, когда они повернулись, глаза смотрели умоляюще. Поняв, что ей больше не удастся заставить несчастных есть рыбу, она склонилась над сумкой и достала оттуда то, что принесла из магазина. Толпа поднялась на цыпочки в ожиданий новых развлечений. Это было повеселее, чем ежегодный карнавал в день Нептуна.
Шона достала большого размера, широкое зеленое платье и протянула его вожаку.
— Я человек слова и выполняю свое обещание выдать вам кое-что из одежды. Примерь-ка вот это.
Мужчина взял платье и нахмурился:
— Я не надену его!
— Почему? — с невинным видом спросила Шона. — Тебе не нравится зеленый цвет? Да, конечно, оно немного старомодно, но не так уж и ужасно. Ладно, если тебе оно не нравится, можешь поменяться с кем-нибудь из своих друзей. — Она достала другие платья и протянула остальным. Услышав их ропот, девушка презрительно взглянула на браконьеров и резко скомандовала: — В вашем распоряжении всего шестьдесят секунд. Или вы их надеваете, или я их забираю, и вы уйдете в одних кальсонах.
Браконьеры с видом побитой собаки, не глядя друг на друга, стали натягивать на себя платья. Толпа визжала от хохота, свистела и улюлюкала. Когда наконец горе-браконьеры были одеты, Шона презрительно плюнула в их сторону.
— А теперь идите и считайте, что вам здорово повезло. Если же вам когда-нибудь придет идея снова побывать в наших краях, мы просто обмажем вас дегтем и обваляем в перьях, и тогда уж вы прославитесь на всю Шотландию.
Пятеро несчастных в развевающихся на ветру платьях пустились в путь.
Толпа стала расходиться, и Шона, распорядившись, чтобы Лачи отправил оставшегося лосося на рынок, уселась в машину.
— Ты куда? — спросил ее Дирк.
— Как куда? Домой. Концерт окончен. — Только сейчас она почувствовала, насколько устала.
Макалистер посмотрел вслед удалявшимся браконьерам и рассмеялся.
— Тебе удалось устроить целое представление. Неужели теперь ты расстроишь всех нас и уйдешь? Тем более, что мы с тобой так и не закончили ленч.
Она отрицательно покачала головой:
— Я до сих пор не голодна.
— Тогда давай немного выпьем, — настаивал он. — Половина деревни собралась в баре отеля. Все хотят поднять бокалы и чокнуться за твое здоровье. В конце концов, хоть покажись им.
Она взялась за дверцу машины.
— Нет, извинись за меня. Скажи, что я очень устала.
Выражение радости на его лице моментально сменилось на маску глубокого разочарования, и он резко упрекнул ее:
— Никогда не забывай, кто ты есть. Ты — Шона Струан. Твое дворянское происхождение ко многому обязывает тебя. Как говорится, «положение обязывает». Никто никогда не должен видеть тебя усталой или в плохом настроении. Жителям понравилось, как ты расправилась с браконьерами, и они хотят выразить тебе свое уважение и благодарность.
— У тебя на все есть аргументы. — Она вздохнула и улыбнулась. — Ну, ладно. Но только очень ненадолго.
Она многого не знала…
В таких местах, где любая мелочь обсуждается по два-три дня, победа над браконьерами празднуется как событие чрезвычайной важности и запоминается на века.
Уйти было невозможно. В баре ее окружило множество людей, и не успела она допить свой первый бокал, как кто-то вложил в ее руку другой и предложил новый тост. Затем в зале раздвинули мебель, зазвучала музыка и начались танцы. Праздник был в ее честь, и ей казалось невозможным незаметно исчезнуть. Никто не был забыт, даже маленькие. На улице перед отелем накрыли столы с множеством сосисок, гамбургеров и кока-колой. Довольные дети веселились вместе со взрослыми.
Когда Шона допивала свой очередной бокал с вином двенадцатилетней выдержки, сквозь толпу к ней пробрался Дирк и твердо сжал ее локоть.
— Тебе не хочется немного подышать свежим воздухом? Может, выйдем на минутку?
Девушка удивилась его бесцеремонности, но послушалась. Выйдя, она возмущенно спросила:
— Что ты себе позволяешь? Не мешай, я наслаждаюсь жизнью.
— Это очевидно. Но если выпьешь лишнего, то можешь все испортить.
От неожиданности она потеряла дар речи и, помедлив, обиженно заявила:
— Никто никогда не видел меня пьяной, можешь это зарубить себе на носу.
— Я понимаю. Но сейчас не время отходить от своих правил.
— А может быть, я так хочу, — рассердилась она. — Хотя бы разок. Чтобы понять, что это такое. Кстати, а тебе какое дело? Отстань от меня.
— На дне бутылки ты не найдешь ни одного ответа, — жестко ответил Макалистер. — Ты прекрасно это знаешь.
Шона, прищурившись, взглянула в его серые глаза и напомнила:
— У меня не было желания идти сюда. Ты настоял, сказав, что это моя обязанность.
Он сильнее сжал ее руку и нахмурился.
— Поэтому я несу некоторую ответственность за тебя и настаиваю, чтобы ты пошла домой.
Она ткнула пальцем в его грудь.
— Ты можешь требовать что угодно, Макалистер. Но я не твоя собственность и буду делать то, что захочу.
Словно не слыша ее, Дирк протянул руку.
— Дай мне ключи от джипа.
Она усмехнулась.
— Никогда.
— Будет лучше, если я поведу машину, — сказал он. — Ты не в состоянии.
— А мне и не нужна машина, — надменно заявила Шона. — Пойду домой пешком.
— Отлично. Ты не возражаешь, если я провожу тебя?
— В этом нет никакой необходимости, — фыркнула девушка, — я отлично знаю дорогу.
— Естественно, — сухо подтвердил ее опекун, — ведь ты живешь здесь. Но я должен быть уверен, что ты добралась домой без приключений.
— Ладно. — Она сморщила нос.
Ей были смешны его слова. Несет ответственность. Где же он был, когда это было действительно необходимо? Обещания и ответственность — пустое для него.
Они прошли всего несколько ярдов, как ей пришлось сесть.
— Наверное, в туфель попал камень, — пробормотала она, сбрасывая обувь. Он наклонился, вытряхнул маленький камешек и, нежно взяв ее ногу, вернул туфель на прежнее место.
— Ну, как?
— Теперь лучше. Спасибо. — Она едва сдерживала икоту. — А ты достаточно привлекателен, когда не ведешь себя как свинья. — Дирк обнял ее и прижал к груди. От тепла его тела и близости губ она почувствовала, что слабеет, и отвернулась. Откуда-то изнутри вырвался все тот же вопрос, постоянно мучивший ее: — Почему ты сделал это, Дирк? Почему не пришел ко мне, как обещал? Я… я все время считала, что ты испугался моего отца, но сейчас, думаю, что дело в чем-то другом.
Он ласково пригладил ее волосы.
— На то у меня была очень веская причина. Это все, что я могу сказать. У меня не было выбора.
— Единственное, что тебе оставалось сделать, — предать меня? Выставить на посмешище? — Она подняла лицо с глазами, полными скорби и недоверия.
— Я не хотел этого, поверь, Шона.
В его голосе послышались сожаление и сострадание, но этого было недостаточно, чтобы снять ее неутихающую боль.
— Разве имеет значение, хотел ты или не хотел, — сказала она с тихой грустью. — Важно то, что получилось. Лучше… лучше бы ты убил меня. Тогда боль была бы мгновенной. А эта никогда не проходит.
Он обнял ее за плечи и строго сказал:
— Тогда перестань быть такой упрямой маленькой ослицей. Ты отвергаешь все мои попытки облегчить твою боль.
Ей показалось это оскорбительным.
— Упрямая маленькая ослица? Я?
Он устало опустил руки.
— Да. Ты.
Она помолчала, подумала и сказала:
— Я не считаю себя ослицей. — Она помотала головой. — Нет. Определенно меня не стоит сравнивать с ослом. Думаю, вам надо извиниться, мистер Макалистер.
Он галантно щелкнул каблуками, слегка склонил голову набок и поцеловал ей руку.
— Пожалуйста, примите мои искренние извинения, мисс Струан. Вы совсем не похожи на ослицу.
Она вырвала руку.
— Благодарю вас, мистер Макалистер. Ваши извинения принимаются. — Она хихикнула. — Прошу прощения. Ты был прав. По-моему, я там перебрала лишнего.
— От этого трудно удержаться при таком веселье, — согласился он.
— В том-то все и дело. Понимаешь, я просто старалась быть с ними на равных. Мне не хотелось, чтобы у кого-то создалось впечатление, что я высокомерна и мне претит выпивать со своими арендаторами.
— Никто так и не подумал, мисс Струан. Кроме того, пусть тебя это не волнует. Они были слишком заняты собой, чтобы обращать внимание, сколько ты выпила, — ответил он ей с серьезнейшим видом.
— Кроме тебя. — Шона снова ткнула пальцем ему в грудь. — Должно быть, ты неотрывно следил за мной.
Дирк пожал плечами.
— Давай просто скажем, что я действительно чувствовал свою ответственность, так как настоял, чтобы ты пошла туда.