Он шел со мной рядом по лестнице и продолжал уговоры. Фьордина Гримз выразительно на меня посмотрела, явно намекая на свое предупреждение не водить мужчин, ведь за сегодня это уже четвертый, если считать за визитера зашедшего декана. Но я же их не вожу, они сами. Более того, я с неприязнью покосилась на Серена, я бы прекрасно обошлась без всех этих посетителей. Но торжество Грымзы стало полным, когда распахнулась входная дверь и впустила Хайдеггера.
– Лисандра, добрый день, – сказал он радостно.
– Добрый день, Мартин, – ответила я, хотя день этот мне таковым уже не казался, а если учесть еще вечерний визит к Кирби… Нужно было с ним на субботу договариваться.
– Я вот заглянул узнать, как вам понравился наш диспут.
– Это было так впечатляюще, – заметила я. – Так необычайно интересно.
Серен, который до этого некоторое время молчал, оживился и несколько расстроенно сказал:
– А ведь мы еще не успели рассмотреть связь между забвением Бытия и сознательным отвержением Ничто. Какая жалость!
– Да, это, наверно, очень печально, – ответила я, стараясь уложить фразу Серена в памяти для Элены. Фраза укладываться никак не хотела, и я пожалела, что у меня с собой карандаша с бумагой нет. А то ведь забуду напрочь, и чем тогда Элена будет очаровывать ректора?
– Но вы ушли до конца диспута, – заметил Мартин. – Я решил, что вам не понравилось.
– Так получилось, – печально сказала я. – Подруге стало нехорошо. Она такая впечатлительная. Но мы непременно придем еще, особенно если Ясперс будет. Он так увлекательно говорит.
– Он редко появляется. Но вам необычайно повезло, – вдохновенно сказал Мартин. – На ближайшем заседании будет Гуссерль с темой «Феноменология восприятия».
Про Гуссерля, декана факультета Огня, я знала от брата. Был это лысый ехидный старикашка, совершенно неподходящий ни для моих планов, ни для Элениных. А посещение данного мероприятия для знакомства с потенциальным мужем, на мой взгляд, бесперспективно – в прошлый раз они там никого, кроме Ясперса, не видели, а в следующий раз заметят только Гуссерля. Нет, больше я туда ни ногой!
– Сам Гуссерль? Какая удача! – восхищенно сказала я. – Я о нем столько от брата слышала, и вот предоставляется возможность увидеть его вживую. Как я вам благодарна, Мартин, за такую весть.
Мартин довольно заулыбался. Серен помрачнел, глядя на меня с явным осуждением. Неужели он действительно думал, что его мнение о любви и браке найдет у меня понимание? Хорошо, хоть остальные не разделяют столь отвратительные идеи.
– Так я за вам зайду? – довольно сказал Хайдеггер. – А сегодня могу рассказать обо всем, что вы пропустили на прошлом.
Он предложил мне руку, на которую я посмотрела с некоторым опасением. Провести все свое свободное время, выслушивая ту ересь, что они несли на своем диспуте, я была не готова. А если еще принять во внимание, как это все отражается на незрелых умах, таких, как у Серена, то желание идти куда-нибудь с этим кандидатом совершенно пропадало.
– Мартин, мне так жаль, так жаль, – сказала я с грустной улыбкой. – Но я столько пропустила, мне нужно нагонять группу. Я как раз собиралась идти в библиотеку.
– Без тетрадок с конспектами? – удивленно сказал он.
Надо же, какой наблюдательный, когда не нужно.
– Так у меня тетрадок почти и нет, – заметила я. – На всем экономить приходится. Но у меня очень хорошая память.
– Извините, Лиссандра, как-то я об этом не подумал.
И смущенный Мартин потащил меня в лавку, оставив Серена смотреть нам вслед и переживать. Судя по всему, ждет меня еще одна лекция о любви и браке. И все же интересно, о ком он заботится больше – обо мне или своем кураторе?
В лавке Мартин купил мне пачку тетрадок и набор разнообразных письменных принадлежностей. Я пыталась отказываться, но он начал говорить, что это самое меньшее, что он может сделать для сестры Бруно, и что это меня ни к чему не обязывает. Я уж было начала думать, что он не так уж плох, как вдруг он опять начал говорить фразами из непонятных мне выражений и вызвался проводить до библиотеки. Вот нормальные женихи водят невест в более приличные места. По дороге я попыталась улизнуть, вспомнив, что еще не обедала, но тут Мартин некстати проявил галантность и пригласил меня в преподавательскую столовую. От ее посещения никакого удовольствия я не получила, зато выяснила, что мой жених прекрасно разговаривает и с набитым ртом. Но самое ужасное, что после столовой он отконвоировал меня до библиотеки и уселся там за соседний столик. Одна радость – молча. Я тяжело вздохнула и попросила литературу по теме моего доклада. Сбежать от Хайдеггера оказалось совершенно невозможно.
Мартин взял себе пару толстенных томов и углубился в чтение, время от времени бросая на меня довольный взгляд. Свою миссию жениха по доставлению невесте приятных сюрпризов он считал выполненной. К сожалению, чтение не увлекло его настолько, чтобы совсем про меня забыть, он даже пару раз подошел и спросил, нет ли у меня непонятных вопросов. Я ему ласково улыбнулась и сказала, что нет. Впрочем, так оно и было. Что может быть непонятного в биографии? Разве что изредка встречающиеся термины, но у меня для такого случая был словарь. Все равно после объяснения Хайдеггера число непонятных слов росло в геометрической прогрессии, они нанизывались друг на друга самым невообразимым образом и доводили меня до головной боли. Так что когда я обнаружила, что мне пора к Кирби, то счастью моему просто не было предела. Поблагодарив Мартина за все, что он для меня сделал и выяснив между делом, когда у него завтра выдастся свободное время, чтобы ненароком не оказаться в своей комнате, я упорхнула из библиотеки, унося подготовленный доклад.
С одногруппником мы договорились, что занятия будут проходить у него в комнате, тем более что его интересовал застольный этикет, для отработки которого он все приготовит. На мой взгляд, пробелы в его воспитании застольным этикетом не ограничивались. Ест-то он не столь часто, сколько с другими людьми общается. Но платил Дершели, поэтому он и решал, что нужно ему учить в первую очередь. С занятия по этикету правильность расположения приборов он так и не усвоил, поэтому пришлось повторять с ним раз десять, и то я совсем не была уверена, что он запомнил. Память у моего ученика оказалась на редкость избирательной – помнил он только то, что хотел. И, похоже, этикет его сейчас заботил крайне мало. Он явно злился, особенно когда я напоминала, что обращаться ко мне следует «фьорда Берлисенсис», и никак иначе. В конце занятия он вытащил тарелку с устрицами и заявил, что хочет увидеть, как правильно их есть нужно. Вместе с устрицами он извлек бутылку красного вина и начал разливать по бокалам.
– Фьорд Дершели, вы сейчас сделали сразу две ошибки, – я продолжала улыбаться, хотя внутри вся от злости кипела. Никогда не думала, что учительский хлеб столь тяжел. – С морепродуктами, к которым относятся устрицы, пьют белое вино. И, кроме того, вы сейчас используете коньячный бокал, что тоже недопустимо.
– Как-то ты не очень хорошо учишь, – недовольно сказал он мне. – Я так и не смог запомнить, где какой бокал. За что только деньги просишь, непонятно.
– За то, что я прилагаю все усилия, чтобы вы, фьорд Дершели, все-таки запомнили определенные правила поведения, – терпеливо ответила я.
– Ладно, какой бокал нужен? Про вино я запомню, но у нас сейчас учебное занятие, можно представить, что это белое.
– Боюсь, у меня не столь хорошо развито воображение.
– После пары бокалов разовьется, – нагло подмигнул он мне, протягивая фужер.
Я подумала, что десять эвриков за это издевательство совершенно недостаточно будет, и отхлебнула немного. Вино оказалось довольно приятным, немного терпким и с каким-то странным привкусом, которого я до сих пор не встречала.
– Так что с устрицами?
– Проще простого, фьорд Дершели. Берете в левую руку. Левую, я сказала. Вот правильно. Поворачиваете к себе острым концом. Теперь нож для устриц. Надеюсь, вы запомнили, как он выглядит? Вот молодец, – похвалила я его, когда он безошибочно взял нужный предмет. – Теперь раздвигаем створки… Фьорд Дершели, да у вас талант к поеданию устриц.
Для закрепления занятия мы съели все, что было на тарелке. Я выпила еще бокал вина. Пусть оно и не подходило к этому блюду, но делало меня намного терпимее к моему ученику. Он уже даже начал мне казаться привлекательным. Этак после трех бокалов в красавчика превратится.
– Фьорд Дершели, наше занятие окончено, – радостно возвестила я. – С вас оговоренная плата.
– Не понял, – напрягся он. – А ты что, без ночевки?
– Что, простите? – мне показалось, что вино сыграло со мной дурную шутку и у меня начались слуховые галлюцинации.
– Я к тому, что завтра утрам на занятия вместе пойдем, – и он хозяйским жестом положил руку мне на талию.
– Фьорд Дершели, вы забываетесь! – отцепить его руку от себя оказалось не так уж и просто. Она была такой же прилипчивой, как и он сам. – Отпустите меня немедленно.
– Да я же не задаром, – задышал он мне винными парами куда-то в район уха. – Заплачу, все честь по чести. Этикет-то ты преподаешь не очень, надеюсь, в постели покажешь себя лучше.
– Да как вы смеете!
– Ой, только не надо из себя святую невинность строить, – фыркнул он. – Будто никому неизвестно, почему твою семью арестовали, а тебя выпустили. Да и в середине семестра приняли не просто так. А чем я хуже Кудзимоси, что ты с ним за место спать можешь, а со мной за деньги – нет?
Я все же вырвалась из его липких рук, развернулась и дала по наглой прыщавой роже. Все занятие мне очень хотелось это сделать, но я себя сдерживала, надеясь на вознаграждение. Пожалуй, эвриков мне теперь все равно не видать. К двери я шла не торопясь, всем своим видом выражая презрение.
– И далеко ты собралась? – крикнул он мне вслед. – Все равно сейчас назад прибежишь, а я тогда еще подумаю, платить тебе утром или не платить. Вино-то было особенное.