Собеседование я прошла онлайн, потому что в лабораторию срочно требовался сотрудник. И в девять часов вечера, пока я сидела перед камерой ноутбука в домашних шортах и стильном пиджаке, который впопыхах натянула на себя, приятная эйчар задавала мне неимоверно глупые вопросы. Она вообще не в курсе того, чем занимается лаборатория. И когда я начала задавать ей встречные вопросы, эйчар тактично съехала на абстрактные ответы, которые зачитала с листка бумаги. Было странно, но все-таки меня приняли.
– Доброе, – отзывается Женя и, подняв на меня глаза, добавляет: – Кто тебя так?..
Я аккуратно снимаю пальто и рассматриваю его на свету. В ткань въелись грязные пятна. Отстирать их будет очень сложно. Уж не знаю, из чего сделаны лужи в Москве, но выглядят пятна ужасающе.
– Индюк какой-то, – отвечаю Жене с досадой в голосе.
И, стоит мне опустить пальто, как в дверях появляется он. Мое сердце замирает, кажется, дважды за одну секунду. В проеме застыл мужчина, тот самый, которого я видела в лифте. Тот самый индюк, окативший меня грязью на своей машине у центра.
– Доброе утро, Марк Борисович, – здоровается первой Женя.
Я перевожу взгляд на нее, потом снова смотрю на мужчину.
Робéр Марк Борисович. Сын самого Робера Бориса Алексеевича, владельца этого медицинского исследовательского центра и одного из самых почетных ученых в моей записной книжке. Тот самый красавчик, о котором все девочки судачат во время обеда.
Будучи молодым аспирантом, в свои двадцать семь он защитился на PhD в Высшей технической швейцарской школе (ETHZ) по направлению наук о жизни. Зарубежной ученой степени PhD более чем достаточно, чтобы к тебе обращались как к доктору.
– Я смотрю, вы времени не теряете? – спрашивает тот, выгнув бровь, по всей видимости обращаясь ко мне.
Женя с удивлением смотрит на меня, но мне ответить ей нечего. Я вообще хочу провалиться сквозь землю, лишь бы этот день не продолжался.
– И вам доброе утро, – добавляет Марк с едва слышимой ноткой сарказма и, удалившись в мужское крыло, закрывает за собой дверь.
В комнате отдыха на секунду воцаряется тишина.
– Ты чего встала как вкопанная? – спрашивает Женя.
– Легок на помине, – выдавливаю из себя и вешаю свое пальто на руку.
– Ты о ком?
– О нем, – киваю в сторону закрытой двери мужского крыла.
Женя отводит взгляд от журнала и смотрит на меня с удивлением своими серыми глазами.
– Подожди, – говорит она шепотом, а потом подрывается с места и подлетает ко мне, – ты хочешь сказать…
– …именно то, о чем ты сейчас подумала, – фыркаю в ответ и выдыхаю: – Это он меня облил.
– Ты же знаешь, кто он?
Иду в женское крыло, чтобы убрать уличную одежду и переодеться в халат и тапочки, и кидаю через плечо:
– Ну, теперь знаю.
Женя вприпрыжку следует за мной. Мы проходим через шлюз, где я оставляю верхнюю одежду и переобуваюсь в сменные тапочки. Дальше идет крохотная раздевалка – двадцать шкафчиков в полный рост на нашу лабораторию, где мы храним свои вещи под замком, и две лавочки, на которых переодеваемся. В углу стоит контейнер для грязных халатов. Туда можно бросить испачканную реактивами одежду, и через несколько дней прачечная вернет тебе ее чистой. У меня есть несколько комплектов белой пижамы из футболки и штанов и столько же халатов, на которых вышит закрепленный за мной номер.
Я кладу сумку на лавочку, подхожу к своему шкафчику, нахожу маленький ключик на брелоке и ввожу пин-код на сенсорной панели.
– То есть… ты хочешь сказать… что Марк Борисович…
Задор в голосе Жени начинает подбешивать.
– Он ехал с такой скоростью, что не заметил, что я иду по тротуару, – говорю Жене и вытаскиваю халат.
– Очуметь! – хихикнув, выдает Женя.
– Ничего смешного.
Коллега аккуратно садится на край лавочки.
– Нет, ну это просто очуметь не встать!
Я надеваю белую футболку, следом – халат и, застегнув его на все пуговицы, добавляю:
– Более того – я назвала его индюком в лифте.
Женя прикрывает рот рукой, хотя перед этим с ее уст сорвалось протяжное «а-а-а…», а после начинает смеяться как ненормальная. Ее лицо краснеет от напряжения. Конечно, если бы я была на ее месте, то наверняка бы тоже смеялась. Но почему-то мне не до смеха.
Пока я переодеваю штаны, Женя вроде бы успокаивается. Она одергивает свой халат и, заправив волосы за ухо, говорит:
– Ты же понимаешь, что теперь ты враг для Марка Борисовича?
– С чего вдруг?
– Ну…
Коллега отводит взгляд в сторону и с некой долей загадочности продолжает:
– Как-то раз к нам пришла стажерка. Марк уже работал тут, и они сцепились насчет какого-то эксперимента – какого точно, я не помню. Так вот… – Женя облизывает бледные губы и усмехается: – Марк Борисович до последнего изводил бедную подколами, и той пришлось попросить о переводе.
– Думаешь, он и меня будет изводить? – продолжаю мысль за Женей, хотя самой в это очень мало верится.
– Ну, не знаю… – пожимает плечами она. – Быть может…
– Мне все равно, – заявляю ей.
Хотя на самом деле, конечно, не все равно. Но это будет уже моя проблема, поэтому… поживем – увидим.
Убрав свои вещи в шкафчик, я закрываю его и, не обращая внимания на коллегу, выхожу из раздевалки. В это же мгновение из мужской раздевалки выходит Марк Борисович.
Прямо синхронизация культур. Как самый нелепый ситком по телевизору.
Марк одаривает меня пронзительно-холодным взглядом, отчего я невольно сжимаюсь, поправляет очки и щурится, словно что-то рассматривая.
– Значит, – раздается эхом в комнате отдыха его мягкий баритон, – Яна Андреевна Аланина…
Ну надо же. А я полагала, что он слеп. Оказывается, зрение у него отличное.
– А вы…
– Робер Марк Борисович.
Я складываю руки на груди, а этот четырежды индюк сует руки в карманы своего белоснежного халата.
– Приятно познакомиться, – любезничаю я.
– Нет, вряд ли, – отрезает тот и, кинув напоследок презрительный взгляд, удаляется прочь.
– Я же тебе говорила, – говорит коллега у меня за спиной, – он просто так тебе это не спустит с рук.
– Ну, посмотрим, кто кому что спустит!
Глава 2Марк
За стаканчиком вкусного ароматного кофе я обычно хожу в кафетерий в общем вестибюле первого этажа. Сегодня же, как назло, он закрыт. Что ж, придется обойтись кофе из автомата, расположенного в лифтовом холле нашего восьмого этажа. Подхожу к автомату, выбираю американо и, приложив карту, после протяжного сигнала ожидаю, когда машина выдаст мне горячий напиток.
Мне вот любопытно, кто эта пигля, которая осмелилась перечить и язвить мне? Стоило один раз в отпуск уйти – и вот сотрудники уже хамят налево и направо.
Хмурюсь, прокручивая в голове события этого утра. Я лишь на наносекунду отвлекся от дороги и из-за этого не заметил лужу, что вылилось впоследствии в недовольство девушки. Но это произошло случайно, асфальт везде сейчас мокрый. И даже если чисто гипотетически принять к сведению то, что при нормальном распределении (я же нормальный?) и девяностопятипроцентном доверительном интервале возможность вины не превышает пяти процентов, то моей вины в некоем, очень малом, соотношении процента к моей удаче нет. Однако я все же остаюсь виновным в этом происшествии.
Сигнал автомата означает, что кофе готов. Наблюдаю за тем, как машина выплевывает остатки кофе в бумажный стаканчик, и беру его в руки. Выпрямив спину, делаю глоток, но в этот момент кто-то задевает меня плечом. Неосторожный рывок корпусом, за ним следует жжение в области груди, а потом пронзает боль. Странно. Даже слишком. Шиплю сквозь зубы и хочу выругаться и тут слышу знакомый голос:
– Ой, простите, простите!
Та самая девушка, которая буквально двадцать минут назад обозвала меня индюком, смотрит, выпучив темные, как смоль, глаза. Замечаю в них глубочайшее море разочарования. Ровный, слегка вздернутый носик, небольшая аккуратная родинка под пухлыми губами, которые сейчас застыли в нелепой гримасе.
– Вы решили добить меня? – развожу я руками, чтобы эта ходячая катастрофа увидела то, что натворила. – Вам мало обозвать меня индюком?
– Послушайте, я…
– Даже и не постараюсь слушать вас, юная леди!
Девушка продолжает буравить меня испуганным взглядом. Я отдаю ей стакан с кофе, точнее, то, что от него осталось. Она машинально берет его в руку, не понимая зачем. Я демонстративно отворачиваюсь и слышу сзади:
– Марк Борисович…
– Доктор Марк Борисович, – поправляю ее с нотой высокомерия в голосе.
– Доктор Марк Борисович, – повторяет со всей серьезностью Яна, – послушайте, я правда не хотела вас задеть. Это произошло случайно.
– Слова о домашней птице в мой адрес тоже были случайны?
Выгибаю бровь. Я не потерплю, чтобы мои сотрудники разбалтывались, как бактерии-«единоличники», пытаясь получить выгоду, но ничего не отдавая взамен.
– Нет, вы их заслужили, – четко отвечает Яна, словно признаваясь мне в любви.
Ее слова достаточно колкие, я вижу, что девушка едва сдерживается, чтобы не нахамить мне снова.
Видимо, она новенькая. Пока я был в отпуске, пришлось срочно искать замену предыдущему сотруднику, поэтому решение принималось без меня. Если бы я собеседовал это юное создание, то вряд ли ответил бы ей: «Вы приняты на работу».
– Значит, вы лжете, – отвечаю ей.
Девушка хмурится. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но в ту же секунду закрывает его. Она похожа на выброшенную на сушу рыбу, жадно хватающую ртом воздух. Но все же девушка решается мне ответить:
– Вам говорили, что вы невыносимый сноб?
Это уже что-то новенькое. Я думал, нездоровую любовь она испытывает только к пернатым друзьям. Быть может, у нее дома есть павлин? Или попугай? Ей бы очень подошла какая-нибудь пестрая птица. Главное, чтобы она болтала так же без умолку, как Яна.
– Да. Только что, – отвечаю ей, продолжая смотреть в ее темные глаза.