Та проглатывает яблоко, прежде чем ответить.
– Чашка Петри названа в честь немецкого бактериолога Юлиуса Петри.
– Правильно! – громко хлопает в ладоши Ден.
Яна аж вздрагивает от неожиданности.
– Только вот заслужил ли он, чтобы чашка называлась в честь него?
– В смысле? – вопросительно приподнимает бровь Яна.
С лица Дена пропадает улыбка.
– На самом деле никто этого не заслужил! Петри был всего лишь ассистентом великого Коха и успел быстренько опубликовать описание своей модификации на базе его идей. Но в восьмидесятые годы девятнадцатого века до этого изобретения додумались минимум десять бактериологов! Разразилась настоящая битва, к тем ученым присоединились Эммануэль Кляйн, Максимильен Ритч, Перси Франклэнд и другие. Идея лежала на поверхности, просто таков был дух времени! Не правда ли, отличный пример феномена множественного открытия?!
В комнате воцаряется тишина. Очевидно, что Яна не совсем понимает, как общаться с Деном. Обычно мы просто отшучиваемся в ответ на его выходки, называя его прогрессивным ученым. Но сейчас она явно в растерянности.
– Допустим, но ведь все равно прижилось название «чашка Петри»…
– Да, но происхождение ее названия…
– Да кого заботит происхождение?! Велосипед изобрели, вон, и не вспоминают, кто именно изобрел!
– Как ты можешь не восхищаться теми, кто создает прекрасные инструменты и открывает методы исследований?!
Яна резко поднимается с дивана.
– Так, все! Пойду лучше поработаю.
Мы втроем взглядом провожаем Яну до двери, не говоря ни слова. Как только дверь закрывается, Ден произносит:
– Женщины – странные создания.
– Я согласен с тобой, – говорит Арсений, садясь рядом с ним.
Так и проходят рабочие будни. Яне следовало бы уже привыкнуть к тому, что некоторые наши коллеги обладают своеобразным характером. Но сдается мне, что привыкать она будет к ним еще очень долго.
Глава 17Яна
В течение месяца мы притворяемся парой. Каждое утро Марк заезжает за мной, отвозит на работу, и мы вместе возвращаемся домой. Иногда мы ссоримся – я чего-то не понимаю, а он что-то не может запомнить, – но в конце концов всегда миримся.
Два раза в месяц я преподаю студентам азы молбиола. Не сказать, что это мне в радость, но я стараюсь совершенствоваться во всем, пускай и маленькими шажками.
Мы почти готовы отправиться к его родителям на званый ужин. Однако что-то внутри нас беспокоит сильнее, чем предстоящее мероприятие. Еще предстоит выяснить, что именно.
Женя уже все о нас знает: как мы начали встречаться, как он целуется, что любит, во сколько просыпается. Иногда мне кажется, что она готовит меня к экзамену, где я должна блистательно ответить на все вопросы о Марке. И это слишком меня удручает.
– Ты чего такая грустная? – спрашивает она, придвигая ко мне свое кресло.
Марк уже объяснил мне, чем мы будем заниматься. Нужно обязательно написать статью в The most marvelous virus journal – в один из ведущих в области, где имеются подразделы узкопрофильных направлений. Но вначале необходимо провести все запланированные эксперименты.
– Не знаю, – отвечаю я, отодвигаясь от микроскопа. – День дребедень какой-то.
– Почему? Ты же вроде бы загорелась этой темой.
– И да, и нет… Я боюсь, что все будет запорото с нулевым результатом.
– Ну ничего страшного, – подбадривает меня Женя, хотя я понимаю, что страшное только впереди. – Все через это проходят. Депрессия. Торг. Принятие.
– Да, но…
Я тяжело выдыхаю.
Марк сегодня на каком-то совещании, поэтому я все время дергаюсь, как будто тема этого совещания – я, а не что-то научное.
Женя еще ближе подъезжает ко мне.
– Ты что, поссорилась с Марком?
– Нет, что ты, мы не поссорились.
– Тогда почему на тебе лица нет?
Я пожимаю плечами.
– Я боюсь, что у меня не получится.
– Господи! – восклицает Женя, и кто-то из коллег громко кашляет, давая понять, что она мешает. – Простите! – сразу же извиняется Женя и склоняется ко мне ближе. – Господи, Яна, нашла из-за чего переживать, ей-богу! Это не тот пласт жизни, на который нужно тратить эмоции!
– Но это мечта всей моей жизни, понимаешь?
Женя выразительно хлопает ресницами.
– Культивирование клеток никуда не денется, у них же фактически нет ног, чтобы сбежать с твоего стола.
Я вновь тяжело вздыхаю.
– Как тебе удается быть всегда в хорошем расположении духа?
– Просто у меня такой дар, – хихикает коллега и сжимает мое плечо. – Нет ничего плохого в том, чтобы ошибаться. Это тоже опыт.
– Возможно, ты права.
– Дай посмотрю, что у тебя там получается…
Я отодвигаюсь от стола, и Женя придвигается к микроскопу и настраивает его под себя. Она что-то выискивает на чашке Петри, а потом, оторвавшись от микроскопа, говорит:
– Ну слушай, клетки и клетки, как по мне… Сколько времени уже прошло?
– Семь дней, – отвечаю ей.
– Всего неделю с ними работаешь. Подберешь работающий протокол, никуда не денешься!
– Думаешь, все в порядке?
– Конечно! В итоге результат ты увидишь.
Я прикусываю губу. Меня переполняет тревога, потому что мне кажется, я ничего не могу сделать правильно.
– Спасибо, – натянув улыбку, отвечаю я.
– Слушай, сходи развейся! Если тебе не сложно, возьми немного азота и проверь моих мышек в виварии – не успеваю! Пожалуйста!
– Ладно, – отвечаю ей и, встав с кресла, беру ключи у Жени и направляюсь на другой этаж.
Вставив ключ-карту, я открываю дверь и включаю свет. Переодеваюсь, иду к стеллажу с животными клетками. Четыре мышки носятся по клетке и, наверное, рады меня видеть. Я беру перчатки из упаковки на столе около двери и подхожу к клеткам.
– Привет, Микки, – здороваюсь я с мышкой.
Она в целом выглядит очень бодро. Каждая мышь промаркирована, чтобы не запутаться. Меняю воду в поилке и добавляю корм.
– Привет, Лили, – говорю я второй мышке, которая с любопытством смотрит на меня.
На самом деле здесь несколько Лили и один Микки. Женя ждет от этих супердорогих генномодифицированных нокаутных мышей беременностей и мышат. Не знаю, зачем она дала им имена. Мне так жалко становится этих мышек, которые против своей воли сидят здесь, в металлической клетке.
Подавив в себе грусть, я прощаюсь с подопытными, переодеваюсь, выхожу из комнаты и направляюсь на верхний этаж за азотом. Кстати, говорят, там пустует и кабинет Марка, в который он не захотел переезжать, но он все-таки закреплен за ним. Поднявшись на лифте, я выхожу и иду туда, где в сосудах Дьюара хранится азот, отливаю немного в термос (на пару «эппендорфов» много не надо) и иду обратно.
Не знаю почему, но все мысли мои заняты Марком. Казалось бы, почему я думаю об этом снобе? Ведь он идеален только как ученый, как человек Марк по-прежнему упертый баран. Однако не стоит отрицать, что он начал вызывать у меня симпатию как мужчина. Но это лишь симпатия. Надеюсь, что мое влечение к нему мимолетно и не повлечет за собой серьезных последствий.
Когда я выхожу из лифта на своем этаже, в холле царит столпотворение. Максим Дмитриевич что-то воодушевленно говорит нашему коллективу. Я лениво подхожу, потому что он обращает на меня внимание.
– Подходите, подходите! – говорит он мне, зазывая рукой. – Не хватает только Марка, да?
– Наш предводитель, как всегда, купается в лучах славы, – ехидно говорит Женя.
– Лучше купаться в лучах славы, чем в формалине, – отзывается Максим Дмитриевич и хихикает.
На шутку это мало похоже, поэтому никто больше не смеется.
– Ну смешно же, а?
Единственный, кто отзывается, – это Денис. Он хлопает в ладоши и говорит:
– Ха-ха-ха, какая тонкая шутка, босс!
– Вы все какие-то угрюмые, – с досадой в голосе произносит Максим Дмитриевич. – Нужно радоваться! Скоро Новый год, затяжные праздники!
– В которые мы все равно будем работать? – фыркает Арсений, прислонившись к колонне.
Удивительная особенность у него – вечно прислоняться к чему-то, будто его ноги не держат.
– Ну, если тебе нечем заняться, то ты можешь и поработать.
Арсений строит недовольную гримасу. А вот во взгляде Дениса можно заметить море азарта и предвкушение работы в праздники. Он останется один, его никто не будет терроризировать смешками, никто не будет ему мешать. Кажется, Денис следующий после Марка по шкале трудоголизма.
– Я вовремя?
Голос Марка, звучащий у меня над ухом, заставляет меня подпрыгнуть. Как же хорошо, что у термоса есть крышка, иначе я бы сейчас получила ожог!
– Зачем так пугать?
– Ты принесла мне кофе? – спрашивает Марк, отбирая у меня термос. – Как мило с твоей стороны!
– Это азотный кофе, если тебе интересно, – ворчу я в ответ.
Марк сразу же возвращает мне термос. Я смотрю на него с легкой насмешкой.
– Что, не нравится азотный кофе? А зря! Он со спецэффектами, дымок расплывается…
– Я как-нибудь обойдусь, Яна. Не так уж и хочется пить.
– Ну, как знаешь, – пожимаю я плечами.
– О, Марк! – вскрикивает Максим Дмитриевич. – Иди сюда!
Марк тяжело вздыхает. Ему тоже не нравится, как Максим Дмитриевич ведет себя на публике, но он ничего не может с этим поделать. Максим Дмитриевич – один из лучших друзей его отца, и общаться с ним Марку гораздо сложнее, чем мне.
Мне нужно только смотреть на Марка с восторгом, изображая влюбленность. А на Марка возлагаются другие, более сложные задачи – разговоры, объятия и нежные шепоты на ушко. Возможно, со стороны это выглядит слишком слащаво, но что поделаешь. Игра на публику должна быть безупречной.
– Как мы все знаем, скоро Новый год!
В толпе звучат перешептывания.
– А это значит, что…
– …нужно больше работать! – серьезно говорит Денис.
Если бы он был на месте Марка, я бы выпила азот из термоса прямо сейчас, потому что это прозвучало очень глупо.
– Правильно, Ден! – одобряет слова Дениса Максим Дмитриевич, указав на него пальцем. – Но я говорю о корпоративе.