– Что скажешь про его структуру?
– Вирион имеет форму сферы. Оболочка (или капсид) собирается из структурных белков L1 (побольше) и L2 (поменьше). На основании вариаций L1 описали более ста девяноста типов ВПЧ, и выяснилось, что тридцать из них способны инфицировать эпителий. Сам геном – двуспиральная кольцевая ДНК, в которой бывает закодировано по восемь-десять белков.
– Блистательный ответ! – хвалит меня Марк. – Мне нравится!
– Спасибо.
– А как развивается вирус, ты помнишь?
– Ммм… да. Есть два сценария. ВПЧ «любит» эпителиальные ткани, проникает через микропорезы. Большинство людей его даже не замечают, но пяти-десяти процентам не везет. Геном вируса выбирается из капсида и «переезжает» в ядро клетки. ДНК копируется, инфицированные клетки тоже делятся. Клетка работает на сборку вирионов. Новые вирионы выходят из клеток и инфицируют все, что находится рядом.
– Что происходит при втором сценарии?
– ВПЧ встраивается в хозяйскую ДНК, клеточный аппарат начинает активно производить белки E6 и E7, которые не дают запустить иммунный противовирусный ответ. Постепенно он уходит в более глубокие слои клеток.
Я жду похвалы от Марка, но он лишь цокает языком, как будто недоволен моим ответом.
– В геноме человека около восьми процентов занимают фрагменты ДНК древних вирусов. Вот такой горизонтальный перенос генов.
Марк улыбается мне.
– А что касается подходов к терапии? Ты успела что-нибудь прочесть?
– Немного, – признаюсь я честно. – Я больше пыталась узнать про сам вирус. Ведь какой-то радикальной терапии вируса не существует.
– Ну, о ВПЧ мир узнал не так давно. Но уже в девятнадцатом веке начали подозревать вирусную природу рака шейки матки. Саму связь установили только в восьмидесятых годах прошлого века… Иными словами, в ДНК происходит столько повреждений, что…
– …здоровые клетки превращаются в раковые, – выпаливаю я на автомате.
– Именно!
– Вроде бы, если мне не изменяет память, есть все же какие-то вакцины…
Марк сворачивает на проспект. Я не представляю, куда мы едем.
– Да, вакцинация проводится, но она не может полностью защитить от вируса. Да и вакцинироваться имеет смысл только в подростковом и молодом возрасте. Пик инфицирования женщин приходится на шестнадцать-двадцать пять лет, у мужчин – немного позже.
– Но даже у переболевших зачастую не находят защитных антител против вируса. Иммунитет нестойкий.
– Тонко подмечено, коллега!
Марк, кажется, доволен нашим разговором, он весь светится. Я еще больше убеждаюсь, что он влюблен по уши в науку.
– В две тысячи шестом году была зарегистрирована и выпущена первая вакцина. При прохождении полного курса вакцинации вероятность развития онкологических заболеваний снижается на шестьдесят процентов. Кстати, она защищает от четырех типов вируса папилломы человека – шестого, одиннадцатого, шестнадцатого и восемнадцатого, самых онкогенных. Потом доработали и сделали вакцину против девяти типов… А, и еще есть одна, от двух типов. Всего три вакцины. Третья вакцина – отечественная, успешно проходит клинические испытания. Слушал недавно доклад, очень жду положительных результатов.
– А что же в мире делали до этого времени?!
– Конечно, вирус изучали, – отвечает Марк с легким оттенком снобизма, – но было много неудач.
– Значит, все в наших руках? – улыбаюсь я, глядя на Марка.
– Да, Яна. Все в наших руках.
Когда я вижу на горизонте башни «Москва-Сити», у меня возникает подозрение, что мы направляемся именно туда. Но для чего? Я не решаюсь спросить об этом Марка, ведь он сказал, что это сюрприз. Не хочется портить его своими расспросами. Я смотрю на величественные здания, спроектированные, несомненно, талантливыми архитекторами. Крупные хлопья снега, кружась вокруг этих небоскребов, создают завораживающий танец, окутывая все вокруг романтической атмосферой в этот зимний день.
Марк паркуется на платной стоянке и отстегивает ремень безопасности. Мы выходим из машины. Я сразу же надеваю шапку, чтобы не испортить прическу. Вдохнув морозный воздух, я поднимаю голову и любуюсь открывшимся видом. Передо мной красуется высоченная башня, закрученная спиралью. Марк спешит вставить свои пять копеек, увидев, что я завороженно смотрю на нее:
– Эта башня называется «Эволюция». Она построена из гнутого стекла и является одним из самых изогнутых зданий в форме спирали.
И правда, башня по своей форме напоминает молекулу ДНК. Две ленты фасадов закручиваются и плавно соединяются в металлической конструкции над крышей, что символизирует эволюционную спираль.
– Это удивительно, – выдыхаю я.
Конечно, я и раньше слышала о комплексе «Москва-Сити» и видела его в новостях. Но увидеть его вживую – это словно по-новому осознать всю красоту и изящество, которых способен достичь прогресс.
Марк тоже смотрит вверх.
– И впрямь удивительно.
Мы встречаемся взглядами. Марк протягивает мне свою руку, но я не спешу принять ее.
– Пойдем, – нежно произносит он, – я тебе кое-что покажу.
Я неуверенно беру Марка за теплую руку. Казалось бы, что может быть проще, чем продолжать играть пару и вне офиса?
– В башне «Эволюция» около пятидесяти этажей.
– И мы туда пойдем?
Мы с Марком обходим парня с девушкой, и наши плечи случайно соприкасаются.
– При условии, что ты выйдешь за меня замуж.
Его слова звучат слишком отчетливо и уверенно, словно это не просто намек, а прямой вызов. Меня передергивает.
– Нет, Марк, я не хочу за тебя замуж.
– Ты уверена?
Я пытаюсь высвободить свою руку из его, но не могу. Его мужское тепло, кажется, проникает под кожу, растворяя мое одиночество и, как ни странно, исцеляя еще не затянувшуюся рану от прошлых отношений.
– Да. – Мой голос дрожит. – Уверена.
– На твоем месте я бы все же подумал об этом, – усмехается Марк и сжимает мою руку еще крепче.
Мы направляемся к другой башне. Разные догадки посещают мою голову, но чуть позже, когда мы скрываемся от пушистых снежинок, я понимаю, что затеял Марк – подойдя к ресепшену, он сообщает, что купил два билета на смотровую площадку. Сдав куртки в гардероб, мы направляемся к лифтам, и они с легкостью поднимают нас на высоту 327 метров.
Я подбегаю к окнам. Город словно раскидывается передо мной. Он поражает своим величием. Крыши домов, верхушки ТЭЦ, черная как смоль дорога, по которой неторопливо катятся будто игрушечные машинки. Все кажется нереальным, сказочным и детским.
– Поразительно! – срывается с моих уст, когда Марк подходит ко мне.
– Да, – соглашается он, но ответ кажется мне сухим на эмоции. – Я подумал, что этот вид поразит тебя не меньше, чем исследование, которое мы проводим.
– Ты только посмотри! – восклицаю я, указывая пальцем немного вниз. – Река Москва – словно змея, впавшая в спячку!
Марк усмехается.
– Что?
– Ты такая забавная, – говорит он, сунув руки в карманы джинсов.
А я стою и радуюсь, как ребенок, которому купили сахарную вату.
– Это удивительно – смотреть на родной город с высоты птичьего полета!
Я не до конца понимаю, отчего у меня перехватывает дыхание – от увиденного как на ладони города или оттого, что Марк стоит ко мне так близко.
Сегодня я влюбляюсь в город вновь. Влюбляюсь в верхушки его заснеженных домов, шумный ритм и непостижимую сознанию архитектуру. И эта любовь – особенная.
– Пойдем, – говорит Марк, потянув меня за руку.
Когда я так легко позволила ему дотрагиваться до себя? Что со мной такое?..
Мы направляемся к ресторану, где вдоль панорамных окон расставлены столики на двоих. Людей немного – возможно, еще не время, или же внезапный снегопад напугал потенциальных гостей. Мы берем по чашке кофе и, усевшись за столик в самом углу, наблюдаем за снежной крошкой, которая кропотливо трудится, чтобы накрыть город пушистым одеялом.
– Итак… – Я начинаю с многозначительной паузы. – Какие они, твои родители?
Марк смотрит на меня завораживающим взглядом. Видно, что он нервничает так же, как и я.
– Они целеустремленные люди, которые посвятили себя науке.
– Это я уже поняла, – хихикаю я в ответ и отпиваю кофе. – Расскажи о них поподробнее. Кем они работают, как их зовут, что они любят?
– Ты, вероятно, уже знакома с моим отцом. Его зовут Робер Борис Алексеевич. Он заслуженный доктор биологических наук, вирусолог, и за свою многолетнюю службу России был награжден несколькими медалями.
– А мама?
– Анна Геннадьевна Робер – удивительная женщина с аналитическим складом ума. К сожалению, ее карьерный рост остановился на уровне кандидата биологических наук. Однако, несмотря на это, даже после того, как помогла мне встать на ноги, она с энтузиазмом вернулась к любимой науке.
– Почему ее карьерный рост остановился?
Марк откашлялся, будто бы этот вопрос резанул его по горлу.
– Если в других профессиях женщины могут занять высокую должность и подобраться к самой верхушке карьеры, то в науке совершенно другие принципы.
– Это какие?
Марк смотрит мне в глаза.
– Не хочу расстраивать тебя раньше времени, но не всем ученым женского пола удается брать такую планку. К вам, как ты заметила, очень скептическое отношение.
– О да! – восклицаю я, откинувшись на спинку стула. – Это я уже испытала на своей шкуре. На всех самых низкооплачиваемых ставках трудятся женщины.
– Нет, ты смышленая девушка и очень быстро учишься. Но исследовательская деятельность чаще всего приземляет женщин. Всегда находятся причины, по которым вы не можете пройти дальше. – Марк делает паузу, набирая в легкие воздух. – Тебя уже завалили на экзамене по английскому. Казалось бы, что может быть проще, чем сдать его на «отлично»?
– Я немного перенервничала, – признаюсь я. – И к тому же в тот момент у меня были… ну…
Я запинаюсь, говоря о прошлом, которое до сих пор еще отдается болью в сердце.
– Проблемы с парнем?
Я лишь киваю. Не хочется знать, как Марк это понял. Наверное, мой ответ виден в глазах.