Разыгранный вничью,
Намеренно причисленный
К ползучему жучью.
А может, все провертится
И вскорости поправится…
В конце концов, ведь досочка —
Не плаха, говорят,
Все слюбится да стерпится:
Мне даже стала нравиться
Молоденькая осочка
И кокон-шелкопряд.
А мне приятно с осами —
От них не пахнет псиной,
Средь них бывают особи
И с талией осиной.
Да кстати, и из коконов
Родится что-нибудь
Такое, что из локонов
И что имеет грудь…
Червяк со мной не кланится,
А оводы со слепнями
Питают отвращение
К навозной голытьбе,
Чванливые созданьица
Довольствуются сплетнями,
А мне нужны общения
С подобными себе!
Пригрел сверчка-дистрофика —
Блоха сболтнула, гнида,—
И глядь, два тертых клопика
Из третьего подвида.
Сверчок полузадушенный
Вполсилы свиристел,
Но за покой нарушенный
На два гвоздочка сел.
Паук на мозг мой зарится,
Клопы кишат – нет роздыха,
Невестой хороводится
Красивая оса…
Пусть что-нибудь заварится,
А там – хоть на три гвоздика,
А с трех гвоздей, как водится, —
Дорога в небеса.
В мозгу моем нахмуренном
Страх льется по морщинам:
Мне станет шершень шурином —
А кто мне станет сыном?..
Я не желаю, право же,
Чтоб трутень был мне тесть!
Пора уже, пора уже
Напрячься и воскресть!
Когда в живых нас тыкали
Булавочками колкими,
Махали пчелы крыльями,
Пищали муравьи.
Мы вместе горе мыкали —
Все проткнуты иголками,
Забудем же, кем были мы,
Товарищи мои!
Заносчивый немного я,
Но – в горле горечь комом:
Поймите, я, двуногое,
Попало к насекомым!
Но кто спасет нас, выручит,
Кто снимет нас с доски?!
За мною – прочь со шпилечек,
Товарищи жуки!
И, как всегда в истории,
Мы разом спины выгнули;
Хоть осы и гундосили,
Но – кто силен, тот прав.
Мы с нашей территории
Клопов сначала выгнали
И паучишек сбросили
За старый книжный шкаф.
Скандал в мозгах уляжется,
Зато у нас все дома
И поживают, кажется,
Уже не насекомо.
А я – я тешусь ванночкой
Без всяких там обид…
Жаль, над моею планочкой
Другой уже прибит.
1976
«Наши помехи эпохе под стать…»
Наши помехи эпохе под стать,
Все наши страхи причинны.
Очень собаки нам стали мешать —
Эти бездомные псины.
Бред, говоришь… Но судить потерпи —
Не обойдешься без бредней.
Что говорить – на надежной цепи
Пес несравненно безвредней.
Право, с ума посходили не все —
Это не бредни, не басни:
Если хороший ошейник на псе —
Это и псу безопасней.
Едешь хозяином ты вдоль земли —
Скажем, в Великие Луки, —
А под колеса снуют кобели,
И попадаются суки.
Их на дороге размазавши в слизь,
Что вы за чушь создадите?
Вы поощряете сюрреализм,
Милый товарищ водитель,
Дрожь проберет от такого пятна!
Дворников следом когорты
Будут весь день соскребать с полотна
Мрачные те натюрморты.
Пса без намордника чуть раздразни,
Он только челюстью лязгни —
Вот и кончай свои грешные дни
В приступе водобоязни!
Не напасутся и тоненьких свеч
За упокой наши дьяки…
Все же намордник – прекрасная вещь,
Ежели он на собаке!
Мы и собаки – легли на весы!
Всем нам спокойствия нету,
Если бездомные шалые псы
Бродят свободно по свету.
И кругозор крайне узок у вас,
Если вас цирк не пленяет:
Пляшут собачки под музыку вальс —
Прямо слеза прошибает!
Гордо ступают, вселяя испуг,
Страшные пасти раззявив, —
Будто у них даже больше заслуг,
Нежели чем у хозяев.
Этих собак не заманишь во двор —
Им отдохнуть бы, поспать бы.
Стыд просто им и семейный позор —
Эти собачие свадьбы.
Или – на выставке псы, например,
Даже хватают медали,
Пусть не за доблесть, а за экстерьер,
Но награждают – беда ли?
Эти хозяева славно живут,
Не получая получку, —
Слышал, огромные деньги гребут
За… извините – за случку.
Значит, к чему это я говорю,
Что мне, седому, неймется?
Очень я, граждане, благодарю
Всех, кто решили бороться!
Вон, притаившись в ночные часы,
Из подворотен укромных
Лают в свое удовольствие псы —
Не приручить их, никчемных.
Надо с бездомностью этой кончать,
С неприрученностью – тоже.
Слава же собаколовам! Качать!..
Боже! Прости меня, Боже!
Некуда деться бездомному псу?
Места не хватит собакам?
Это – при том, что мы строим вовсю,
С невероятным размахом?!
1976
Две судьбы
Жил я славно в первой трети
Двадцать лет на белом свете – по влечению,
Жил бездумно, но при деле,
Плыл куда глаза глядели – по течению.
Думал: вот она, награда, —
Ведь ни веслами не надо, ни ладонями.
Комары, слепни да осы
Донимали, кровососы, да не доняли.
Слышал, с берега вначале
Мне о помощи кричали, о спасении.
Не дождались, бедолаги, —
Я лежал, чумной от браги, в расслаблении.
Крутанет ли в повороте,
Завернет в водовороте – все исправится,
То разуюсь, то обуюсь,
На себя в воде любуюсь – очень ндравится.
Берега текут за лодку,
Ну а я ласкаю глотку медовухою.
После лишнего глоточку —
Глядь: плыву не в одиночку – со старухою.
И пока я удивлялся,
Пал туман и оказался в гиблом месте я,
И огромная старуха
Хохотнула прямо в ухо, злая бестия.
Я кричу – не слышу крика,
Не вяжу от страха лыка, вижу плохо я,
На ветру меня качает…
«Кто здесь?» Слышу – отвечает: «Я, Нелегкая!
Брось креститься, причитая, —
Не спасет тебя Святая Богородица:
Тех, кто руль да весла бросит,
Тех Нелегкая заносит – так уж водится!»
Я впотьмах ищу дорогу,
Медовухи понемногу – только по сту пью.
А она не засыпает —
Впереди меня ступает тяжкой поступью.
Вот споткнулась о коренья
От большого ожиренья, гнусно охая.
У нее одышка даже,
А заносит ведь туда же, тварь нелегкая.
Вдруг навстречу нам живая,
Хромоногая, кривая – морда хитрая.
«Ты, – кричит, – стоишь над бездной,
Я спасу тебя, болезный, слезы вытру я!»
Я спросил: «Ты кто такая?»
А она мне: «Я Кривая – воз молвы везу».
И хотя я кривобока,
Криворука, кривоока – я, мол, вывезу…
Я воскликнул, наливая:
«Вывози меня, Кривая, – я на привязи!
Я тебе и жбан поставлю,
Кривизну твою исправлю – только вывези!
И ты, Нелегкая маманя,
На-ка истину в стакане – больно нервная!
Ты забудь себя на время,
Ты же толстая – в гареме будешь первая».
И упали две старухи
У бутыли медовухи в пьянь-истерику.
Я пока за кочки прячусь
И тихонько задом пячусь прямо к берегу…
Лихо выгреб на стремнину:
В два гребка – на середину!
Ох, пройдоха я! Чтоб вы сдохли, выпивая,
Две судьбы мои – Кривая да Нелегкая!
1976
Притча о правде и лжи
В подражание Булату Окуджаве
Нежная Правда в красивых одеждах ходила,
Принарядившись для сирых, блаженных, калек,
Грубая Ложь эту Правду к себе заманила:
Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.
И легковерная Правда спокойно уснула,
Слюни пустила и разулыбалась во сне,
Хитрая Ложь на себя одеяло стянула,
В Правду впилась – и осталась довольна вполне.
И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью, —
Баба как баба, и что ее ради радеть?!
Разницы нет никакой между Правдой и Ложью,
Если, конечно, и ту и другую раздеть.
Выплела ловко из кос золотистые ленты
И прихватила одежды, примерив на глаз;
Деньги взяла, и часы, и еще документы,
Сплюнула, грязно ругнулась – и вон подалась.
Только к утру обнаружила Правда пропажу —