По-моему, многие психологи и психиатры грешат тем, что практикуют лечение "из одной точки". Они все время посвящают рассмотрению только одной реальности — прошлой жизни пациента, того, что он делал, и по большей части игнорируют ту реальность, которая помогла бы пациенту понять, что ему следует делать.
Безнадежно примитивен такой подход, при котором психическая болезнь увязывается с некими обстоятельствами, например: "Я такой-то и такой-то вследствие того, что когда мне было три года, мама ударила папу моим горшком накануне Рождества в Цинциннати". Рассуждения такого рода напоминают мне рассказ Аллена Смита о маленькой девочке, которая написала бабушке письмо с благодарностью за присланную в подарок книгу о пингвинах: "Дорогая бабушка! Большое спасибо за книгу о пингвинах, которую ты мне прислала к Рождеству. В ней содержится гораздо больше информации о пингвинах, чем мне нужно."
Можно всю жизнь копаться в наслоениях прошлого опыта, как будто это и есть единственная существующая реальность, и игнорировать любую другую реальность. Одной из таких реальностей является потребность в системе моральных ценностей.
Моральные суждения рассматриваются многими "учеными-психологами" как недопустимое отклонение от строгих научных методов, которого следует избегать любой ценой. Некоторые настаивают, что научное исследование к этой сфере неприменимо. "Это — моральное суждение; следовательно, оно не может быть изучено". "Это относится к сфере убеждений, а поэтому невозможно собрать достоверные данные". Из поля зрения выпадает тот факт, что сама научная методология полностью зависит от соблюдения морального принципа — доверия к сообщаемым ученым открытиям. Почему ученый говорит правду? Потому что он может ее экспериментально подтвердить? Натаниэль Брэнден посвятил статью серьезной проблеме, которая была поднята теми, кто считает, что ученые не связывают себя никакими моральными принципами. Он пишет:
Центральной для научной психологии является проблема мотивации. В основе науки лежит необходимость ответить на два фундаментальных вопроса: Почему человек поступает так, а не иначе? Как можно добиться, чтобы человек поступал иначе? Ключ к мотивации лежит в сфере ценностей. Трагедией современной психологии является то, что понятна "ценности" исключено из ее сферы. Неверно, что осознание внутренних конфликтов гарантирует их разрешение. Ответы на моральные вопросы не являются самоочевидными; они требуют философского размышления и анализа. Психотерапия, чтобы быть эффективной, нуждается в рациональной расшифровке системы этических ценностей, основанной на фактах действительности и связанной с жизненными потребностями человека.
Брэнден утверждает, что психиатры и психологи берут на себя огромную ответственность, если решаются заявить, что их "не заботят философские и моральные проблемы", и что "ученый не может выносить моральных суждений", если они "уклоняются от своего профессионального долга, прикрываясь тем, что рационального морального кодекса не существует, и тем самым своим молчанием санкционируют духовное убийство".
На этот вопрос часто можно услышать ответ: "Это — если б все жили согласно Золотому Правилу; все тогда было бы отлично". Неадекватность такого ответа определяется тем фактом, что наше отношение к другим, даже если мы рассчитываем на такое же отношение к нам, может быть деструктивно. Человек, стремящийся разрешить свое неблагополучие в жесткой игре "Дай мне пинка", не вправе распространять такое "решение" на кого-то еще. Золотое Правило не есть абсолютная истина, и не потому, что большинство людей не располагает достаточной информацией о том, чего они для себя желают и почему. Они не умеют распознавать установку "Я неблагополучен — ты благополучен" и не понимают, в какие игры они играют для снятия напряжения. Люди не следуют Золотому Правилу и многим подобным заповедям, потому что в реальной жизни пользы от них мало.
Бертран Рассел писал:
Многие взрослые в душе продолжают верить всему, чему их учили, и сердятся, когда их жизнь не укладывается в рамки принципов, усвоенных в воскресной школе. Беда состоит не только в разрыве между сознательной разумной личностью [Взрослым. — Т.Х.] и неразумной инфантильной личностью [Дитя. — Т.Х.]; беда в том, что наряду с непригодными частями общепринятой морали дискредитируется ее истинная часть. Эта опасность неотделима от системы обучения молодежи некоторым убеждениям, которые они почти наверняка отбросят, став взрослыми.
Существует ли то, что Рассел определяет как "истинную часть общепринятой морали"? Одна из функций раскрепощенного Взрослого — это оценка Родителя, за счет чего он приобретает способность переосмысливать Родительские данные. Надо не отвергать Родителя полностью, а задаться вопросом: "Нет ли в нем чего-то такого, с чем следовало бы считаться?" Очевидно, что немалая часть родительских данных вполне надежна. В конце концов, именно за счет Родителя осуществляется преемственность культуры. Антрополог Ральф Линтон отмечает: "В отсутствие культуры, без накопления прошлых достижений и фиксации каждого успеха в интересах последующих поколений, гомо сапиенс оставался бы человекообразной обезьяной, пусть немного иначе устроенной и чуть более сообразительной, но такой же, как шимпанзе или горилла".
Таким образом, моральные ценности заключены главным образом в Родителе. "Можно" и "нужно" — понятия Родителя. Главный вопрос: могут ли они стать понятиями Взрослого?
Существует ли объективная мораль, общая для всех, или каждый должен создать свою собственную мораль, сообразную обстоятельствам? Виктор Франки описал растерянность современной молодежи, оказавшейся, по его словам, в экзистенциальном вакууме, когда каждый выступает центром своей вселенной и отрицает какие бы то ни было требования, исходящие извне, а не от него самого. Мораль в этом вакууме субъективна. Если это действительно так, то приходится признать, что в современном мире мораль существует более чем в трех миллиардах индивидуальных вариантов. То есть три миллиарда человек ведут себя каждый по-своему, отвергая необходимость общих принципов, регулирующих отношения между людьми. Но факт остается фактом: люди всегда стремились и будут стремиться жить сообща. Каждый ощущает это как личную потребность. Истина заключается в том, что ни один человек не может и не хочет существовать абсолютно изолированно. Некоторые наркоманы, пристрастившиеся к ЛСД, объясняют свое пристрастие' тем, что, галлюцинируя, они как бы сливаются со всеобщим разумом, объединяющим человечество. Можно осуждать их позицию, но нельзя сбрасывать со счетов стремление к единению и тот уровень развития сознания, когда человек чувствует себя взаимосвязанным с другими людьми.
Стремление к единению — это факт, даже если мы не можем эмпирически выделить те основания, на которых осуществляются человеческие взаимоотношения. Главный аргумент в пользу этической объективности, утверждает Элтон Трублад, — не эмпирический, а диалектический. Он пишет:
Когда мы внимательно рассматриваем эти аргументы, признавая, что субъективный релятивизм может быть доведен до абсурда, мы приходим к убеждению в существовании морального принципа, хотя его осознание в какой-то промежуток времени или в рамках какой-то культуры может быть нечетким. Что же мы подразумеваем под объективным моральным порядком? Мы имеем в виду ту реальность, по отношению к которой человек не прав, если он сделал неверный моральный выбор, будь то в собственном поведении или в оценке поведения других. Вывод, что существует такой порядок (а это подразумевает диалектика), не равносилен точному или хотя бы приблизительному знанию сути нравственных требований. Если расходятся мнения людей относительно моральных норм, это не означает, что люди не должны стремиться Познать, как им следует жить" [курсив мой. — Т.Х.].
Те, кто отвергает идею о существовании объективного морального порядка или универсального "надо", должны остановиться и подумать о трудностях, вытекающих из этого отвержения. Экзистенциалисты отвергли эту идею. Сартр утверждал, что человек творит свою собственную сущность последовательностью выборов, актов, которые придают ему форму. Он утверждал, что человек своими действиями создает собственное определение человека, что, в лаконичной формулировке, существование человека предшествует его человеческой сущности. Человек творит не только свою собственную человеческую сущность, но вместе с тем и все человеческое достоинство. Он может лишь выбирать, что будет хорошо для него, но что хорошо для него, должно быть хорошо для всего человечества.
Однако Джозеф Колиньон напоминает, что у медали есть и оборотная сторона:
Человек, таким образом, должен принять на себя ответственность за каждый шаг, причем не только свой. И тогда понятно, почему Сартр считает страдание и отчаяние своим уделом, да и уделом всякого экзистенциалиста. Если ничто не может помочь нам в принятии решения космического масштаба, легко представить отчаяние, заключенное в такой философии. Экзистенциализм имеет сильное влияние на молодых людей. Заманчиво думать, что мир нелеп, поскольку это дает чувство превосходства над существующим порядком. Мир утрачивает философскую законченность; всегда есть простор для созидания, хотя бы самого себя.
Но в этом таится и разочарование. Год назад, прочитав — лекцию об экзистенциализме, я обнаружил, что многие студенты принимают эту философию всем сердцем. Лекция была прервана сообщением об убийстве президента Кеннеди. Наступившую тишину нарушил резкий голос: "Это был потрясающий экзистенциальный акт". И хотя говорившего одернули, многие даже со слезами на глазах были с ним согласны. Действовать индивидуально и свободно — это прекрасно, но кто ответственен за свободное действие, лишившее жизни президента, почти всю жизнь служившего своей стране? Акт убийства, возможно, и был прекрасным случаем для Ли Освальда проявить свою волю, но чем он явился для всего остального мира…" [курсив мой. — Т.Х.].