Сэм не проронил ни слова, не позволил себе ни единого жеста. Он молча вдыхал южный воздух с легким ароматом первых цветов.
— Этот секрет дал мне ключ к пониманию смысла жизни, — продолжала она хорошо поставленным голосом. — Ключ к осознанию сидевших во мне страхов, тревог и ограничений. Ключ к познанию себя и своей судьбы. Но самое главное, ключ к свободе…
Сибилла не отрывала взгляда от озера, но Сэм чувствовал, что сквозь водную гладь она смотрит далеко-далеко в свое прошлое, в совсем другую эпоху…
2
Пора просыпаться.
Отрывистый звонок будильника прорезал тишину комнаты.
Я с трудом разлепила глаза, чтобы посмотреть, который час. У кровати стоял электрический будильник «Жаз», первый в своем роде. Его подарил мне на тридцать второй день рождения Натан, мой молодой человек.
Не в силах вырваться из объятий сна, я засунула руки под подушку и завернулась в одеяло, чтобы еще немного понежиться в мягкой постели.
«Ну, смелее!» — шепнул внутренний голос.
Я резко села и поежилась из-за прохлады. Рядом крепко спал Натан, темные пряди его красивых волос разметались по белой подушке. Мне захотелось нырнуть обратно под одеяло и прижаться к его горячему телу.
«Оставь его в покое, он может поспать еще пятнадцать минут».
Я нехотя выскользнула из кровати, чтобы отключить второй будильник: он должен был прозвонить через пять минут, если бы первый не сработал. Старый добрый механический друг, который ни разу не подводил.
Я ощупывала ногами пол в поисках своих тапочек, но натыкалась только на тапки Натана. Чтобы не включать свет и не будить его, надела их. Стараясь не шуметь, я неторопливо пересекла комнату и вошла в ванную. Говорят, достаточно встать не с той ноги, чтобы день не задался. Чего же тогда ждать, если утром надеваешь не свои тапки?
Стоя под душем, я то и дело покрывалась гусиной кожей: горячая вода неожиданно сменялась холодной — настоящий контрастный душ. Уже несколько недель наша колонка вела себя из рук вон плохо, а владелец квартиры даже не думал ее чинить. Старый скряга ловко менял тему, как только я заговаривала с ним об этом.
Я быстро завернулась в мягкий халат и, немного согревшись, надела чистое белье, приятно пахнущее стиральным порошком.
Кофеварка уже вовсю булькала и плевалась, когда в кухню вошел хмурый Натан.
— Это ты взяла мои тапки?
— Извини, не хотела тебя разбудить, пока ищу свои.
— Если бы ты оставляла их в одном и том же месте, то легко находила бы утром, — пробурчал он.
Очередной несправедливый упрек. Мне стало обидно. Натан считал, что у каждой вещи должно быть свое, раз и навсегда определенное место. Люди, не соблюдавшие это правило, казались ему… несколько глуповатыми.
Мы жили в двухкомнатной квартирке на холме Круа-Русс. Раньше здесь находилась ткацкая мастерская, ее переделали в жилое помещение, как это часто бывало по мере того, как лионская шелковая промышленность приходила в упадок. Это тесное жилище с высоченными потолками и спальней на втором этаже наши друзья обожали за оригинальность. А мы мучились всю зиму, не в силах его прогреть. «Невыгодно», — частенько говорил Натан.
Я вышла из дома раньше обычного. Хотя на дворе стоял июнь, было довольно свежо.
Натана ждали на корабле ближе к полудню. Он еще не закончил учебу и по утрам работал над диссертацией. Я знала, что в будущем это позволит ему найти отличное место, а пока наняла его официантом на полдня, никому не сказав о наших отношениях. Очень быстро я пожалела о своем поступке. Взять кого-то по знакомству, да еще и собственного парня, — такое нарушение правил могло обойтись мне очень дорого.
Неудивительно, что я жила в постоянном страхе разоблачения. Сам он ни за что не подставил бы меня. Натан был молчуном, одним из тех умников, которые семь раз подумают, прежде чем проронить слово. Но я страшно боялась, что нас увидят вместе. Когда в свободные вечера мы куда-нибудь шли, то обходили стороной корабль, а заодно и те улицы, где жили наши сотрудники (я не пожалела сил и времени, чтобы выяснить их адреса). На людях я не разрешала Натану ни обнять меня за талию, ни взять за руку. Мысль о том, что нас увидят вместе в нерабочее время, приводила меня в ужас. В результате нашу личную жизнь как будто примяло этим странным трудоустройством, за которое я не переставала себя ругать.
Как и каждое утро, я села в фуникулер на улице Терм и с холма Круа-Русс стала спускаться в Старый город, раскинувшийся у его подножия.
Обычно я приходила гораздо позже, но в тот день у меня была назначена ранняя встреча с агентом из страховой фирмы. Пришло время пересмотреть старые контракты.
За несколько месяцев до этого меня наняли обычным менеджером. Я должна была заниматься продвижением мероприятий типа свадеб или коктейльных вечеринок и искать компании, которые могли бы проводить у нас праздники и конференции. Спустя две недели мне улыбнулась удача — она, как известно, благоволит новичкам: я внезапно подписала два крупных контракта. Они, можно сказать, упали с неба, хотя я ничего не успела предпринять. Это так впечатлило судовладельца, что, к моему большому удивлению, он назначил меня управляющей. Ничем подобным я прежде не занималась и была абсолютно не готова к такому повороту событий. Объяснялось все просто: судно работало в минус и долг перед банком рос день ото дня, поэтому платить опытному специалисту было нечем. Отказаться от столь заманчивого предложения я не могла — мне казалось, такой шанс выпадает всего раз в жизни. К тому же это был вызов самой себе: управлять другими, не имея ни образования, ни достаточно наглости. Наоборот, я настолько не верила в себя, что любые отношения стоили мне сил и нервов. В торговлю меня привел не особый талант и не интерес к этой сфере, а желание справиться с комплексами.
В кабину фуникулера вошел бездомный и, произнеся небольшую, приличествующую его виду речь, стал продвигаться по вагону с протянутой кепкой. Что-то мне подсказывало, что не такой уж он и несчастный, а нищета его показная. К тому же он был молод и с виду вполне здоров. В Лионе недавно открылись супермаркеты, где было полно работы — наклеивать этикетки, выставлять товар на полки — и огромная нехватка людей. Он вполне мог туда пойти. У меня же была маленькая зарплата, и я не собиралась раздавать деньги бездельникам.
Я спокойно рассматривала попрошайку, пока он под мерный шум фуникулера переходил от одного пассажира к другому, однако, когда он приблизился ко мне, мною овладел смутный страх.
— У вас не найдется монетка?
Я почувствовала на себе тяжелый взгляд. Кепка требовательно ткнулась мне в руки.
Поспешно достав кошелек, я протянула ему полфранка: испугалась, что, если я откажу, он нападет.
Выйдя из фуникулера, я поспешила на работу и минут через пятнадцать вышла на набережную Соны неподалеку от корабля, стоящего на причале в районе Прескиль, в самом сердце города. Место было выбрано более чем удачно — между пешеходным мостом у Дворца правосудия и мостом Бонапарта. Бульвар отделял проезжую часть от набережной, и сюда почти не долетал шум машин. По вечерам отсюда открывался удивительный вид на огни Старого города и Нотр-Дам-де-Фурвьер на другом берегу реки. Корабль покидал это место всего два раза в день, отправляясь на обеденную и вечернюю прогулки.
«ПигмаЛион» был старичком, давно утратившим прежний лоск. Красивый корпус бутылочного цвета кое-где начал облезать, а палубу возле ресторана, где устроили террасу, не помешало бы привести в порядок: мощные сосновые доски там выцвели и сплошь покрылись царапинами. Главный зал давно требовал ремонта — мрачные деревянные панели на стенах стоило бы отполировать или даже покрасить.
На собеседовании владелец с энтузиазмом делился планами реставрации, но они так и оставались планами. Это было тем более обидно, что корабль отличался особым очарованием — очарованием старины, которую нужно лишь привести в порядок, чтобы превратить старомодное в винтажное.
Едва поднявшись на палубу, я наткнулась на мастера по ремонту, который целыми днями что-то чинил, красил и смазывал.
— Добрый день, Бобби!
— Добрый день, Сибилла. Там тебя ждут, — сказал он, кивнув на невысокого мужчину в зеленовато-синем костюме.
В то время было не принято обращаться к управляющей по имени, и уж тем более на «ты», но все мои сотрудники так делали. Просто начинали мы на равных, а привычки тяжело менять. Хотя некоторые, скорее всего, делали это нарочно — хотели показать, что я тут не главная. Но простак Бобби был на такое не способен. Это был высокий, темноволосый сорокалетний детина с крупной головой и бычьим взглядом, лицо у него слегка распухло от выпивки и бесконечного поедания чипсов. Он страдал от морской болезни и, пробуя различные способы борьбы с ней, обнаружил, что чипсы помогают лучше всего. Все знали о его пристрастии к алкоголю, но закрывали глаза: тихое пьянство и плохо спрятанные повсюду бутылки никому не мешали. Хотя из-за алкоголя он стал плохо соображать, и все держали его за дурачка. Я, правда, подозревала, что он специально поддерживал эту репутацию. Хотел, чтобы его оставили в покое. Что с этакого простофили возьмешь? Попросишь-попросишь, ничего не получишь и махнешь рукой.
— Меняешь замок?
А между прочим, я сто раз просила его починить слишком тугую дверь в туалете для клиентов!
— Ага, цепляет немного.
— Ясно.
Мне было плевать, как работает замок на ящике со спасательными жилетами, просто очень не хотелось отчитывать Бобби. Я боялась, что он сочтет придирки несправедливыми и, устав от моих директорских замашек, уйдет. Он досконально знал весь корабль — каждый винтик и каждый исторический факт — и был незаменимым человеком. Его потеря обернулась бы полной катастрофой.
— Не забудешь про замок в туалете?
— Ага, не забуду, — промычал он, как обычно, в ответ на мою просьбу.
Я прекрасно знала, что ничего не будет сделано. Казалось, Бобби все время был чем-то занят… чем-то совершенно ненужным. А нужное тем временем постоянно откладывалось.