Она не вписывалась ни в какие схемы, не подходила ни под какую категорию. Тут не работал даже типовой индикатор Майерса-Бриггса, идеальный инструмент для определения типа личности, созданный двумя годами ранее. Перед этой женщиной отступил бы даже сам Юнг.
Такая аномалия очень усложняла работу: чтобы сделать выводы, нужно понимать, с чем имеешь дело. И успехи, и провалы — все можно объяснить. Если понять, что привело к провалу, его можно исправить. Если понять, что принесло удачу, ее можно повторить.
«Когда что-то неясно, деньги вкладывать опасно».
Только я убедила Оскара Фирмена дать мне примерить характер номер шесть, как, к моему огромному удивлению, в дверь постучали. Этот звук задел меня за живое. Я так привыкла быть здесь наедине со стариком, что чей-то внезапный приход восприняла как посягательство на мое время.
— Да? — ровным голосом отозвался Фирмен.
Ручка двери скрипнула. Я повернулась в надежде увидеть этого наглого типа.
Но мне ничего не удалось разглядеть. Хитрец только приоткрыл дверь, а сам остался стоять в коридоре.
— Я отойду на минутку, — извинился Фирмен.
Он встал и вышел. Я услышала звук удаляющихся шагов.
Тут мое внимание привлек предмет, который старик несколько секунд назад держал в руках, а выйдя, оставил на кресле.
Это была старинная тетрадь в темной обложке из мягкой кожи, украшенной наполовину стертым витиеватым орнаментом.
Поколебавшись пару секунд, я вскочила и склонилась над креслом, чтобы прочитать название.
Увы, я даже не знала этого алфавита. Выхватив из кармана блокнот и карандаш, я наскоро перерисовала два слова.
εννέα γράμματα
В коридоре снова послышались шаги.
Я спрятала блокнот, включила диктофон и села обратно в кресло.
— Прошу прощения.
— Ничего страшного.
— Сядьте удобно и расслабьтесь.
Через несколько минут я должна была обрести новый характер, а значит, сделать еще один шаг к тайному знанию. Мир вокруг казался слишком сложным, все силы уходили на то, чтобы взаимодействовать с другими людьми. Чем больше типов личности я узнаю, тем лучше буду понимать окружающих меня безумцев и смогу наконец справляться с ними.
Натан зашел в спальню. Сибилла только что поднималась туда, прежде чем убежать на работу. Он слышал, как скрипнули дверцы шкафа.
Он достал хорошо знакомый диктофон и включил.
Все те же непонятные и нелогичные речи, предложение расслабиться, затем пауза, описание характера, а в конце, как обычно, приговор:
«В глубине души, в самой глубине вашей души гнездится чудовищный страх, подспудная тревога…
Страх оказаться одинокой и беспомощной в этом опасном мире и не найти никого, кто мог бы помочь.
Выйдя отсюда, вы забудете эти слова, но тревога останется с вами навсегда. Она будет жить в недрах вашей души, и вы будете делать все возможное, чтобы заглушить ее».
Натан, как обычно, растерялся и испугался одновременно.
В чем дело? Кто-то давал Сибилле эти кассеты, или она сама делала записи? И если сама, то зачем? Каждый раз, спрятав диктофон в шкаф, она уходила на весь день и ни разу за все это время не оставалась дома одна. Значит, она это не переслушивала…
Он заметил определенную связь между записями и странными изменениями в ее поведении. Надо сказать, в последнее время он не узнавал Сибиллу — ту женщину, которую когда-то встретил и с которой захотел жить. Теперь каждый день она преподносила сюрпризы, это тревожило его сверх всякой меры.
Натану чудилось, что она попала под влияние опасного человека, стала марионеткой в чьих-то руках. Он злился на себя за бездействие, но из-за непредсказуемости Сибиллы еще больше боялся что-либо предпринять и в результате просто наблюдал за происходящим — как, собственно, и привык делать.
Не прошло и четверти часа, как я поняла, что за характер достался мне на этот раз. Я чувствовала, что вернулась туда, откуда ушла.
Что-то внутри заставляло меня сомневаться буквально во всем: в себе и в правильности своего выбора, в других и в правдивости их слов. Замкнутый круг из недоверия и страха, сомнений и тревог. Как в старые добрые времена.
Вернулись те мысли, которые тридцать два года отравляли мне жизнь и осточертели настолько, что я осмелилась пойти на встречу с магистром.
На работе я столкнулась с прежними сложностями: меня пугали напор и враждебный настрой Катель, я переживала, что подумает обо мне Шарль, а заодно и Иван Раффо.
Еще час спустя я поняла, что, хотя паттерны мышления, сомнения и страхи были прежними, в поведении они проявлялись совсем иначе. Раньше я из страха пыталась подстроиться под других, под их привычки и особенности, стать настолько милой, насколько возможно, словно это могло защитить от чужой недоброжелательности. Теперь я относилась к миру с большей подозрительностью и нашла другой способ защитить себя — используя силу вместо слабости. Моим девизом стала фраза: «Не влезай, убьет».
Стоило кому-то из сотрудников попасться мне на глаза, как я приписывала ему дурные намерения и говорила какую-нибудь колкость, чтобы отбить охоту пакостить. Я сменила покорность на бунт, а сговорчивость на агрессивность, но это были две стороны одной медали, и служили они общей цели: предупредить возможные угрозы и обеспечить себе безопасность.
В предыдущие несколько дней мне время от времени хотелось снова стать собой, обрести изначальный характер. И вот он вернулся, только теперь к страхам добавилась паранойя. Не самый приятный набор.
Фирмен играл со мной, теперь в этом не было сомнений.
Каждый день он выдавал новый характер, ничем не лучше предыдущего: я просто страдала по-другому, вот и все. Старику, видимо, нравилось наблюдать за чужими мучениями и чувствовать власть над человеком, живущим надеждой на лучшую жизнь. А власть у него и правда была колоссальная.
Такие навязчивые мысли крутились у меня в голове. Я все больше злилась и возмущалась ситуацией. Мне хотелось что-то предпринять, взбунтоваться, сбросить с себя оковы, не дать шарлатану обдурить меня.
Для этого требовалось его разоблачить. Узнать, где он взял эти знания, и самой овладеть ими.
Я вышла из кабинета и отправилась в университет в полной уверенности, что найду там человека, способного расшифровать слова, написанные на обложке старинной тетради.
Войдя в здание, я обратилась к девушке-администратору. Хмурая брюнетка в очках выслушала меня и как-то подозрительно взглянула.
Почему она так посмотрела? Чем я ей не понравилась?
— Скажите, где находится факультет иностранных языков? — повторила я в третий раз.
— Вы студентка? — недоверчиво спросила она.
— А вам какая разница?
Она не отвечала, и я повысила голос:
— Я плачу налоги, а университет — общественное достояние.
За мной уже выстроилась очередь. Люди явно нервничали, но никто не осмеливался открыть рот.
Наконец брюнетка сдалась:
— Четвертый этаж, в конце коридора.
Я помчалась туда.
Большинство людей — самые настоящие бараны. Их посылают куда подальше, а они молчат. Чтобы выжить, надо уметь постоять за себя.
На четвертом этаже справочной не оказалось. Я пошла по коридору.
Двери, двери, двери… Лекционные залы, помещения для семинарских занятий, кабинеты руководства. Наконец я добралась до секретариата. Постучала и вошла.
Там явно давно не проветривали. Духота стояла невыносимая.
Секретарша подняла голову. Как и ее коллега с первого этажа, она строго посмотрела на меня поверх очков. Справа от нее седой мужчина в серых брюках и сером пиджаке рылся в шкафу.
— Здравствуйте, я бы хотела поговорить с профессором по поводу одного загадочного языка.
Некоторое время она молча смотрела меня, видимо пытаясь понять, что происходит.
— Вы студентка?
Они что, сговорились? Они специально так реагируют, чтобы отфутболить меня?
— Я плачу налоги. Мне нужно перевести всего два слова с непонятного языка. Неужели на этом этаже нет ни одного человека, способного мне помочь? Это очень важно.
— Если вы не учитесь здесь, это будет довольно проблематично…
— Я хочу поговорить с профессором!
— Если вы не являетесь студенткой нашего факультета…
— Покажите мне текст, — раздался спокойный голос.
Достаточно было седому мужчине произнести эту фразу, как тетка в очках тут же прикусила язык.
Я достала блокнот, открыла его на нужной странице и протянула ему.
εννέα γράμματα
— С языком все понятно, а вот смысл и правда загадочный.
— Что это за язык?
— Древнегреческий.
— А как переводятся слова?
— Это произносится как «эннеа граммата» и означает что-то вроде «девять знаков» или «девять цифр».
— Ого…
— Но без контекста совершенно непонятно, что имеется в виду.
— Может, есть какая-то книга с этими словами в названии?
— Понятия не имею. Сходите в библиотеку, она на последнем этаже.
— Без студенческого билета…
— Скажите, что вас послал профессор Деламар. Если возникнут проблемы, пусть позвонят мне.
— Спасибо! Огромное спасибо!
Я вылетела из секретариата и, перепрыгивая через ступеньку, помчалась вверх по лестнице. В библиотеку я вошла запыхавшись. Имя профессора оказалось самым лучшим пропуском, и я отправилась бродить среди набитых книгами шкафов, толком не понимая, где и что искать. Библиотекарша, приятная блондинка лет пятидесяти, в клетчатом костюме и с аккуратной стрижкой каре, видя мою растерянность, предложила помощь. Я сказала, что ищу книги, содержащие в названии греческие слова «эннеа граммата» и касающиеся человеческой психики или какой-то близкой сферы.
— Так вы ничего не найдете. Пойдемте со мной.
Она отвела меня к своему рабочему столу, достала из шкафа огромные папки и раскрыла их. Я увидела бесконечные списки слов со ссылками на издания и кодами стеллажей.