— Никаких стонов и криков. Веди себя тихо, — сказал он, пока она раздевалась.
— Да знаю, знаю.
Четверть часа спустя он вернулся в такси, потный и раздосадованный. Не сработало. Девчонка все перепробовала, никакого эффекта. Полный провал.
Его мысли занимало другое. Из головы не выходил образ Ширдун. Эта неуловимая женщина сводила его с ума. Она казалась способной на все, в ней соединялись достоинства и недостатки, присущие самым разным женщинам. Эта загадка не давала ему спокойно спать. Рядом с Сибиллой он чувствовал себя скучным, абсолютно предсказуемым, похожим на каменную статую. Пора было признать: она завладела его рассудком. Только сейчас он понял, что днем и ночью думал исключительно о ней, об этой уникальной, многогранной женщине, которая во всем превосходила его.
Это абсолютно выбило его из колеи. Впервые в жизни он чувствовал нечто подобное и не понимал, как быть.
Такси высадило его на вокзале. Поздно вечером поезд с громким скрежетом колес остановился в бывшей столице Галлии. Раффо направился прямиком в отель.
Всю ночь ему снилась Сибилла Ширдун.
Утром он пришел к тревожному выводу: он влюбился. От такой мысли ему стало не по себе. Разве не он повторял себе всю жизнь: «Интеллект всегда побеждает чувства»? Ну вот, пришел его черед стать идиотом.
И как ни странно, этот факт его нисколько не испугал.
20
Клик.
Я нажала кнопку «Стоп» на диктофоне.
Тишина, казалось, заполнила все просторное помещение под крышей.
Оскар Фирмен даже не отвел взгляд. Его ничуть не смущало происходящее.
Я тоже старалась сохранять спокойствие.
— Ну? Что вы на это скажете?
Он не спешил отвечать. Неторопливо взяв стакан воды со столика у кресла, он медленно сделал глоток.
Я не отставала:
— Чем вы объясните эти гадкие слова?
Он снова, так же неторопливо, как в первый раз, выпил воды.
— Приход ребенка в мир сопровождается глубокой травмой — травмой сепарации. Существо, которое пребывало в слиянии с матерью, внезапно оказывается отрезанным от нее. Как и на других жизненных этапах, само по себе это изменение позитивно, но проходить через него сложно…
Я молчала.
— Как я уже говорил, характер — это способ понять мир, приспособиться к нему, объяснить происходящее вокруг и поведение людей и, наконец, найти свою манеру жить и выработать определенное поведение.
Я опять промолчала.
— Поскольку приход ребенка в мир — событие травматичное, неудивительно, что в основе формирующегося характера лежит глубокая тоска, что-то вроде иррационального страха. Никто не знает, в чем причина этого. Некоторые считают, что ребенок бессознательно интерпретирует сепарацию с матерью как наказание, как следствие его неидеальности, к исправлению которой он будет стремиться всю жизнь. Но пока это лишь гипотеза, в такой тонкой сфере невозможно говорить о чем-то с уверенностью. Как бы то ни было, каждый характер строится вокруг присущей ему иллюзии. Эта тоска является стержнем, на который наслаиваются особенности, достоинства и недостатки человека.
Фирмен замолчал. Я долго всматривалась в него, прежде чем открыть рот. Он даже не пытался оправдываться. Казалось, ему и правда не в чем было себя упрекнуть.
— Значит, ваши слова на записи — это одна из тех иллюзий? И вы встроили ее в мой характер?
Он кивнул.
— А в предыдущие разы были другие иллюзии?
— Существует девять типов характера. У каждого свой стержень.
— Меня бесит сама мысль о том, что вы запрограммировали меня на такую гадость.
— Заместив ту, что была у вас до этого…
— У меня нет оснований верить вам.
Он пожал плечами и глубоко вздохнул, как бы показывая, что он тут ни при чем.
— Однако это так.
Я чувствовала себя птицей, запертой в клетке. У меня отобрали остатки свободы.
— Уберите это! Уберите все страхи, тревоги и иллюзии, из-за которых я страдаю.
Он грустно улыбнулся:
— Их гораздо проще заменить, чем убрать…
— Я не хочу никакого страдания в глубине души. Я хочу… чтобы внутри ничего не было прописано. Я хочу сама выбирать, во что верить, чего бояться и о чем тревожиться.
— Мы не выбираем, во что верить, чего бояться и о чем тревожиться.
— Тогда я хочу бояться только того, что реально происходит в моей жизни, а не идти на поводу у дурацких иллюзий.
— Не иметь иллюзий значит не быть личностью. Мы уже говорили об этом.
Я поймала его на слове:
— Отлично. В таком случае я согласна не быть ею.
Мне показалось, что слова эхом отразились от стен комнаты.
Фирмен снова выпил воды и остался сидеть со стаканом в руках.
— У меня недостаточно власти, чтобы сделать это.
— А у кого ее достаточно?
Он взял паузу, затем торжественно изрек:
— У вас.
— В смысле?
— Только вы можете это сделать.
Этот человек издевался надо мной. Он преследовал какую-то тайную цель, а я даже не представляла, какую именно. И конечно, он не собирался удовлетворять мои желания. Он вел свою игру, а я не знала ни правил, ни конечной цели.
В тот момент мной владело два желания: освободиться от тошнотворной иллюзии, на которую он меня в очередной раз запрограммировал, и проникнуть в тайну его игры, в секретную схему характеров. Чувствовать себя марионеткой в чужих руках было совершенно невыносимо.
— Скажите, какие еще остались характеры.
— Вы прекрасно знаете, что данная информация доступна только членам братства. Единственное, что я могу сделать, — дать вам характер номер восемь, предпоследний в нашей классификации. На этом мы остановимся.
— А чтобы войти в братство, нужно дать клятву всю свою жизнь два раза в неделю встречаться с каким-нибудь новичком, так ведь?
— Только до восьмидесяти лет.
— Учитывая, что средняя продолжительность жизни женщины семьдесят пять лет, этому новичку придется сопровождать меня. На кладбище.
Он улыбнулся.
Как быть? Мне плохо удавалось держать слово, особенно в последние сутки. При мысли о том, что до конца дней мне придется два вечера в неделю сидеть и разговаривать с какими-то людьми, меня передернуло. Это было чересчур. Оставалось не так много вариантов — например, попробовать характер номер восемь. Но что делать, если он мне не понравится? Я ведь не смогу вернуться обратно. Слишком рискованно.
Ситуация сложилась непростая. Мне предстояло принять решение, изменить которое не представлялось возможным. От него зависело, как я буду жить дальше, какой ход примут мои мысли, что я буду чувствовать, как реагировать, какие отношения строить… всю жизнь! Я очень боялась страданий, которые, вполне вероятно, принесет новый, незнакомый мне характер. Да, теперь я знала, что у каждого свои сложности, но некоторые из них казались не такими уж неприятными. Вот, скажем, нынешний характер. У него есть свои недостатки, но он с лихвой компенсирует их оптимизмом и ощущением беззаботности, которые я так ценила.
— Я приняла решение.
— Да?
— Я оставлю себе этот характер.
21
Сэм остановил скутер на обочине проселочной дороге, петлявшей вверх и вниз по горе, время от времени открывая чудесный вид на озеро. В кармане безостановочно вибрировал телефон.
— Есть информация о пианисте, — выпалила Дженнифер.
Сэм заглушил мотор:
— Он жив?
Дженнифер прыснула:
— Видимо, ирландский виски — превосходный консервант.
— Отлично! Где он?
— Живет в Сан-Франциско.
— Черт, далековато. Ты предложила ему приехать в Комо и повидаться с Ширдун?
— Конечно.
— А он что?
— Отказался. Говорит, в его возрасте путешествия даются непросто. К тому же он боится терактов в Европе.
— Это шутка?
— К сожалению, нет.
— Объясни ему, что по телевизору все врут: это не мир полон катастроф, а журналисты создают у людей такое впечатление.
— Боюсь, не сработает…
— Давай, убеди его, черт возьми! Расскажи, что пока Сан-Франциско плавает в тумане, Комо нежится под лучами солнца. Распиши, какая тут прозрачная вода, как пленительно пахнут цветы в середине января, какие вкусные блюда готовят в итальянских ресторанчиках…
— Хорошо, хорошо, буду настойчивее.
— Это в твоих интересах!
— Но может возникнуть другая проблема.
Красная «альфа-ромео» с откидным верхом пронеслась мимо с глухим ревом и через пару секунд исчезла за поворотом.
— Можешь повторить? Я не расслышал.
— Я сказала, что может возникнуть другая проблема.
— Давай искать решения, а не жаловаться на сложности.
— Вряд ли редакция одобрит такие расходы.
— Даже не хочу об этом слышать. Разберись с ними, ты же отлично умеешь это делать.
Сэм положил трубку и задумался. Возможно, ему повезло родиться с характером номер семь.
Оскар Фирмен открыл потайную дверь и из главного зала перешел в небольшое темное помещение с деревянными панелями на стенах. Он сел за рабочий стол, включил старую латунную лампу с матово-зеленым абажуром, перечитал какие-то записи и откинулся на спинку кресла.
Он даже не предполагал, что в последний момент эта молодая женщина сделает не тот выбор. А ведь он уже почти сцапал ее. Это обескураживало и создавало внутри примерно такое ощущение, как если бы ты собирался чихнуть, но почему-то не смог.
Весь план рухнул, хотя с самого начала все шло как по маслу. По правде сказать, он сильно огорчился, но надежды не потерял. Жизнь научила его воспринимать провалы как ступеньки к новым целям, новым вершинам, манящим к себе и делающим жизнь интереснее.
Чтобы добиться своего, нужно было расставить новую ловушку, и чем быстрее, тем лучше.
Шарль взял трубку. Услышав знакомый американский акцент директора инвестиционного фонда, он напрягся в ожидании вердикта. Тот говорил веселым голосом, но это ничего не значило. Американцы — они такие: умеют преподнести плохие новости с самой ослепительной улыбкой.