Я перешла Сону по пешеходному мосту напротив Дворца правосудия. Утреннее солнце слепило глаза и добавляло красок разноцветным фасадам на холме Круа-Русс.
Телефонная будка на набережной напомнила, что я давно не разговаривала с мамой. Я прошла мимо: в Джибути еще была ночь. Маме я звонила регулярно — не от большой любви, а скорее из чувства долга. У нас сложились непростые отношения. Она так и не смирилась с тем, что я выросла, и постоянно пичкала меня абсолютно ненужными советами, потом не упускала случая напомнить, как была права она и как не права я, поступив по-своему. А если я недостаточно внимательно слушала ее нравоучения, то тут же получала статус неблагодарной дочери.
На корабле я оказалась около полудня, ровно перед началом обеденной прогулки, причем с самым решительным настроем: я собиралась сдвинуть дела с мертвой точки и заставить себя уважать. Оставалось всего десять дней, чтобы доказать, на что я способна. Будущее висело на волоске. Каждый час, каждая минута были на вес золота.
Я наскоро обошла корабль, поздоровалась с командой и твердым шагом направилась в свою каюту. Распахнув дверь, я замерла на пороге. За рабочим столом друг напротив друга сидели Шарль и Катель.
— Прошу прощения, — машинально выпалила я.
Мне стало неловко за внезапное вторжение.
Катель тут же обернулась:
— У нас совещание, ты не могла бы нас ненадолго оставить?
— Да, конечно.
В замешательстве я вышла на палубу.
— Все хорошо, Сибилла?
Бобби неподалеку мыл пол. Увидев, что я выскочила из собственного кабинета, он как-то странно посмотрел на меня.
— Да, да, нормально…
На самом деле я чувствовала себя отвратительно. Как такое вообще могло произойти? Катель говорила со мной ледяным покровительственным тоном, словно начальницей была она… А ведь это я ее начальница, я! И потом… Это мой кабинет. Они сидели в моем кабинете. Извиняться должны были они, а не я! И почему я так позорно сбежала? Почему послушалась? Почему позволила унизить себя на глазах у своего начальника? Это меня погубит. И очень скоро.
Я сделала глубокий вдох. Надо взять себя в руки, надо продолжать во что бы то ни стало, нельзя сдаваться. День начался с неудачи, но я еще могу отыграться. Снова и снова я повторяла про себя заклинание: сдвинуть дело с мертвой точки и заставить себя уважать.
— Внимание, судно отправляется! Всем отойти от трапа! Судно отправляется! — проорал Марко в микрофон.
Еще громче, чем обычно. Видимо, включил звук на полную катушку.
Корабль загудел, завибрировал и медленно отошел от набережной.
Я помчалась в его кабину, перепрыгивая через ступеньку и судорожно хватаясь за служивший поручнем канат, чтобы не свалиться. Все, с меня хватит! Пора навести тут порядок!
Марко удивленно поднял бровь. Видимо, почуял мою решимость. Обычно, когда я входила, он сидел не шелохнувшись, делая вид, что ничего не заметил.
— Марко, я вчера просила тебя не пугать клиентов и не кричать так при отправлении. Зачем ты опять это делаешь? Можешь объяснить?
Впервые за три месяца работы я не стала сдерживаться и показала, кто здесь главный. Наконец-то я преодолела страх и совершила поступок, которым могла гордиться.
— На корабле такие вещи решает капитан. А капитан тут я.
— Может, ты и капитан, зато я управляющая.
Он никак не отреагировал, и я повторила громче:
— Я здесь главная.
В тот момент я сама удивилась своей наглости.
Он нахмурил черные брови и злобно посмотрел на меня:
— Ах так? Ты главная? А знаешь, главный умеет делать то же, что и его подчиненные. И даже лучше их! Давай покажи, на что ты способна!
При этих словах он встал и вышел из кабины, оставив меня управляться с кораблем.
— Марко, вернись немедленно!
Но он уже не слышал.
— Марко! Вернись! Быстро вернись! Я приказываю!
Я в ужасе посмотрела на реку.
Корабль спокойно разрезал волны.
Впервые в жизни я схватилась за штурвал. Через помутневшие от времени стекла я судорожно вглядывалась перед собой.
Плыть прямо, только прямо.
А как остановиться? Я же не знаю, как тормозить!
— Марко!!!
Тишина.
Вот засранец! Он мне за это ответит.
— Бобби! Бобби! — орала я изо всех сил. — Бобби!
Я пристально смотрела на реку, стараясь держаться ровно посередине, как можно дальше от берегов. Как же остановить эту чертову посудину?
— Бо-о-обби-и-и!
— Иду, иду…
Услышав его вялый голос, я вздохнула с облегчением.
— Вставай за штурвал! Останови корабль!
— А что случилось?
Энтузиазма у него было как у Боба Марли после трех хороших косяков.
— Останови его немедленно!
— Да я не особо умею управлять…
— Еще раз повторяю: останови его прямо сейчас!
— Ладно, ладно… А где причалить?
— Не важно… У любой набережной… Но чтобы в нас никто не въехал!
Я выскочила из кабины и помчалась искать Марко.
Как заставить его вернуться и не потерять лицо?
Может, пойти ва-банк? Что, если поставить ультиматум: либо возвращаешься на пост, либо ты тут больше не работаешь? Самовольная отлучка — законный повод для увольнения. Я была в полном праве рассчитать его тут же, а заодно припугнуть остальных и наглядно продемонстрировать команде, кто здесь главный. Меня так и подмывало показать всем, где раки зимуют, и стать наконец начальником, которого слушаются и уважают.
Но в то же время… В голове, как на пульте управления, тревожно замигали крохотные красные огоньки: опасно, очень опасно!
«Не делай так… Подумай о последствиях», — нашептывал тихий голосок.
Оставалось всего десять дней, чтобы разбередить это болото. Нового капитана так просто не найдешь, а без него я как без рук. Кто захочет обедать или ужинать на корабле, стоящем у причала? Да никто! Выручки, естественно, не будет, и следующей уволят меня. Нет, тут нужна осторожность. Сейчас главное — как можно быстрее вернуть Марко за штурвал.
Я проглотила обиду, вздохнула и отправилась на поиски капитана. Он стоял на палубе и курил, облокотившись на фальшборт.
Извинившись за грубость, я объяснила, что начальник не обязан все уметь, его задача — следить за тем, чтобы дела шли хорошо и каждый мог выполнять свою работу.
Марко слушал, не сводя глаз с сигареты. Я кожей ощущала, как он смакует мои извинения и упивается победой. Не сказав ни слова, он бросил на меня презрительный взгляд и вернулся в кабину.
Я чувствовала себя униженной и успокоенной одновременно. Странное сочетание.
С того момента моя тревога только росла. Я словно лавировала между Сциллой и Харибдой, и каждая грозила разбить вдребезги мою карьеру: либо я боялась каждого косого взгляда и тогда не управляла тем, что происходило на корабле, либо, превозмогая страхи, отстаивала свою позицию, что приводило к стычкам, из-за которых я терялась и убегала, поджав хвост.
Остаток дня прошел в тягостных раздумьях: как решить дилемму. Я прекрасно видела, что именно требовало изменений, но была не в силах повлиять на тех, кто плохо работал. Как найти золотую середину? Есть ли способ завоевать авторитет, не устраивая скандалов вроде того, что случился с Марко? Казалось, все было напрасно, решение не приходило. Весь день был как будто соткан из десятков мелких неудач, и под вечер я опять не выдержала и взорвалась.
На старой барной стойке выстроились крошечные мисочки с арахисом.
— Джеф, попроси Родриго нарезать сырых овощей. Насадишь их на шпажки и подашь к аперитиву. Арахисом клиенты быстро наедаются и потом не заказывают ни основные блюда, ни десерты. Надо с этим завязывать.
— Катель сказала подавать арахис. Она считает, что от соленого просыпается аппетит.
Услышав имя соперницы, я вскипела от ярости. Какого черта он слушает ее, а не меня? С огромным трудом я заставила себя успокоиться.
— А я считаю, что арахис надо заменить свежими овощами.
— Но Катель не хочет, она ясно это сказала.
— Джеф, ты помнишь, кто твой начальник? Если забыл — это я. Так что делай, пожалуйста, то, что я тебе говорю.
— Я не знаю, кого из вас слушать. Не могу же я ставить и то и другое! Договоритесь сначала между собой, а потом уже скажите, что делать.
Мисочки с арахисом остались стоять на барной стойке.
Мне хотелось одним движением руки смахнуть их на пол… но я сдержалась. Я поспешно вернулась в свою каюту, стараясь не заплакать по дороге, закрылась на ключ, упала на стул и разрыдалась.
Ничего не выйдет.
Я старалась, но ничего не получалось. И не получится в оставшиеся девять дней. Все зря. Старания напрасны. Попытки говорить иначе, вести себя иначе не работают. Проблема глубже.
Кто пойдет за тобой, кто будет тебя слушать, если ты сама в себя не веришь?
Люди идут за теми, в ком чувствуют силу, уверенность, мощь. Это почти что на уровне инстинктов.
Пора с этим смириться.
Тут не важно, прав ты или нет, справедливо поступаешь или предвзято, хороший ты человек или злодей.
Я только делаю вид, что чего-то стою. Сплошное притворство, в которое никто не верит и не поверит никогда.
Я налила стакан воды и залпом выпила. Потом вдохнула поглубже и постаралась успокоиться.
Наконец сняла телефонную трубку, набрала номер Оскара Фирмена и сказала «да». Мы договорились встретиться на следующее утро.
Закончив разговор, я огляделась так, словно видела эту каюту в последний раз. Было тихо. Чуть слышно поскрипывала обшивка корабля.
Прежняя Сибилла отжила свое. Всего одна ночь — и начнется новая жизнь.
6
Весь вечер я провела в своей каюте, подальше от чужих глаз.
Решение было принято. Оно принесло мне некоторое облегчение, но вовсе не ту безмятежность, которой бы мне хотелось.
По счастливой случайности ужин, который я заказала, принес Натан. Я впустила его и закрыла дверь на ключ.
— Мне надоело прятаться, — сказала я. — Мы ничего не делаем вместе, никуда не ходим.