— Не знаю. Но лучше жить одной, чем делить мужа с покойницей. Я так не смогу.
— Годы все сгладят! Может и у меня отляжет беда от сердца, все будет зависеть от тебя! — отозвался эхом.
— Ты уже не успеешь поднять на ноги детей. Не сумеешь их вырастить.
— Каких детей? Они погибли!
— Я не о них. Если у нас свои появились бы!
— Э-э, нет! Не надо! Я не хочу снова рисковать. С меня достаточно! — заходил по комнате гулко и, остановившись перед Юлькой, сказал, как отрубил:
— У меня и сегодня звенят в памяти их голоса. Даже ночью их слышу. Я не смогу заново стать отцом. Я не готов!
— Тогда какого черта звал меня? Ведь я баба и хочу стать матерью, коли выйду замуж. Иначе, зачем семья? Чего она стоит без детей? При чем я в твоей беде? Не можешь быть отцом, не суши мозги! Ищи путанок! А ко мне не прикалывайся и не прикипай, — вспылила Юлька.
— Чего зашлась? Да, нам стоило все обговорить. Но помимо этого, многое обдумать нужно. Давай возьмем тайм-аут, на время расстанемся. В разлуке, даже в короткой, быстрее приходят в голову светлые мысли и выход находится.
— Но только знай, я ничего тебе не обещаю, и если мне встретится другой, не обессудь. Ты тоже свободен, мы ничем не связаны и не должны друг другу.
— Юлька! Неужели я совсем безразличен тебе?
— Если б так, не пришла бы. Но ты обидел меня. Не думала, что можешь стать придурком и хамом, попереть танком, за кого меня принял?
— Прости, я виноват, не сдержался. Сказалось долгое воздержание, заело затянувшееся одиночество. Мне и впрямь нужно скорее выходить из штопора и определиться с самим собой, пока не состарился безнадежно и не стал, как ты назвала, старой задницей. В самое «солнышко» угодила. Отбила разом все желание. Поверишь, после этих слов я уже не прикоснусь к тебе. А ведь как нравилась, дурочка!
— Сам виноват. Не надо быть наглецом и судить обо мне как обо всех! Ведь я пришла к тебе ни как к мужику, а к человеку! Но ты и этого не понял. О чем же говорить? Прощай, Прохор!
— Нет, Юля! Я не прощаюсь. У нас временная разлука. Она закончится. Я снова увижу тебя, и мы поговорим. Когда это будет, не знаю…
— И встретимся ли? — сказала тихо.
— Обязательно свидимся. Я в это верю! — открыл двери и, выпустив из дома женщину, долго смотрел ей вслед.
Деревня еще спала. В домах было тихо. Во дворах не кричали петухи. Но Анна уже доила коров, чутко вслушивалась в каждый звук, доносившийся со двора. Она по шагам узнала Юльку, окликнула ее и, едва глянув на внучку, сказала:
— Приготовь чайку нам. Я уже скоро управлюсь.
Юлька рассказала бабке все, как побыла у Прошки, о чем говорили они и о расставанье не умолчала.
— Так вот и расскочились, как два катяха в луже. Ничем не обязаны и не связаны. А ведь нравился он мне. Да еще как!
— Чего ж отказалась?
— Баб! Ну, а можно так? Хотел, как телку, с наскоку огулять, внаглую. Обидно стало. Конечно, не уступила, не поддалась козлу. Ну, базарила круто. Он отвалил с горя, не ожидал от меня такого звона. Оделся мигом и рубашку до самого горла на все пуговки застегнул. Особо обиделся, когда старой задницей назвала.
— Эх-х, Прошка! Поспешил! Петушиная спесь сработала и помешала, — решила Анна.
— Не только это. Я когда шла, уже все обдумала и решила. Он лишь ускорил.
— Ничего! Остынете оба! Живя в одной деревне, люди многое прощают друг другу, — сказала задумчиво и, услышав шум за забором, выглянула в окно и вскрикнула звонко:
— Боря! Сыночек приехал! Вырвался ко мне, зайка! — выскочила из дома навстречу сыну.
Тот привез гору гостинцев, обновок, ворох городских новостей и говорил без умолку:
— Твои квартиранты взяли квартиру в кредит в новом районе. Теперь там отделочные работы идут. Их через месяц обещают закончить, и они перейдут от тебя. Выселятся. И очень кстати, подморгнул, загадочно глянув на дочь. Та насторожилась:
— Работу тебе нашел!
— Где? Кем?
— Медсестрой! Вернее, начальником медицинской службы в аэропорту! — увидел округлившиеся глаза матери и дочки.
— Смеешься?
— Да кто меня туда возьмет?
— Уже договорился и тебя ждут.
— А что я там буду делать?
— Отправлять в полеты летунов, проверять их самочувствие, давать разрешение на вылет или запрещать доступ к самолету. Ну, вдруг заболел иль выпил лишку какой-нибудь пилот. Они все от тебя будут зависимы. Поняла, Юлька?
— А какая там зарплата?
— Намного больше, чем в больнице. Ну, и всякие выплаты, о каких ты и не слышала никогда в своей больнице.
— Пап! А возьмут ли меня? Ведь там и стаж, и характеристика потребуется, — засомневалась Юлька.
— Дочка, все в порядке! Снял копию с твоей трудовой книжки и заехал к главврачу твоей больницы. Он как узнал, кто я и зачем пришел, на одной ноге вокруг меня закрутился. Такую характеристику изобразил, что впору начальником аэропорта тебя назначить. Расстались мы с ним как старые друзья. Оба довольные друг другом. Я бегом в аэропорт. Там прочитали это резюме и тут же в штат зачислили без лишних вопросов. Через две недели на работу ждут. Пройдешь инструктаж, познакомишься с личным составом и вперед, пойдет на взлет твой самолет! — обнял Юльку.
— Папка! А как узнал про эту работу?
— Подвозил знакомого мужика. Он и раскололся, что в порту работает. Ну, разговорились с ним. Я поделился, что ты у меня медик, но без работы, сократили, потому как одиночка и не лижешь задницы врачам. Тот человек обрадовался и говорит, что им как раз нужна такая. Подробнее о тебе расспросил. Обменялись телефонами, на другой день встретились. Он сказал, что нужно подвезти, какие бумажки. И сказал, мол, прежняя, то есть сегодняшняя медсестра уходит в декретный отпуск. Это уже четвертая. Не успевают года поработать, выходят замуж, а потом в декрет. Сплошная беда, мол, с этими девками. Но, куда деваться? Мол, жизнь есть жизнь. Никому не прикажешь думать о производственной необходимости больше, чем о личной жизни.
— А что, в городе медсестер мало стало, что за меня ухватились?
— У них желающих полно. Только они берут не каждую. Смотрят на возраст, старухам отказывают. Не хотят брать тех, у кого дети малые. Ну, и на характеристики смотрят, проверяют со всех сторон, чтоб работник полностью соответствовал их требованиям.
— Они меня в глаза не видели, как согласились взять вслепую?
— Да этот мужик не просто пассажиром был. Он мой одноклассник, в школе с ним долго корефанили. Короче, это наши с ним дела, тебя они не касаются. Через две недели отвожу к нему. Он там голова всему. Ты смотри, слушайся его во всем, ни на кого не наезжай и не срывайся.
— Как семья, Боря? — спросила Анна.
— У тещи отдыхают. Сын со мною просился, но уговорили бабы. Всюду конфет напихали. Он уступил, вежливый, с бабьем не спорит. Жена ему игрушек сумку купила. Пока все изучит, освоит, неделя, а то и больше пройдет.
— Мать не звонила? — спросила Юлька.
— Было дело. Спрашивала, где ты? Ну, сказал, что у матери. Спросил, чего вспомнила о тебе? Она ответила, что беспокоится, давно не виделись, не говорили. Успокоил, мол, все в порядке. Просила тебя позвонить, когда приедешь в город.
Юлька не ответила. А отец рассказывал о своих друзьях, соседях, громко смеялся. Анна усадила всех за стол. Борис не умолкал:
— Теща вздумала и меня придержать у себя. Я не уговорился. Сказал, что на покос поеду, нельзя давать траве перестоять свое время.
— Уже скошена и в стоги уложено, наши деревенские помогли. Справились вовремя, — успокоила Анна Бориса.
— Ну, надо ж, опередили! А уж так хотелось с косой поработать, вспомнить молодость! — посетовал человек.
— Отдохни бездумно, сходи на рыбалку, может могилы наших навестишь. Старики тебя любили, растили бережно, не обижали, — напомнила Анна.
— Это верно! Их мне никогда не забыть, — вздохнул человек.
— Давай баньку истоплю. Попаришься! Небось, забыл уже, как она помогает и молодит? Сама попарю! Помнишь, в детстве все с дедом ходил париться. А потом спал до полудня. Тогда блины со сметаной любил. Теперь и не смотришь на них. Чего ж тарелку отодвинул, ешь! — уговаривала сына.
— Встретил недавно Женьку в городе. Она из Сосновских, хорошей девчонкой была, когда-то даже нравилась. Но за другого замуж вышла. Сын у нее уже взрослый. А муж в Чечне погиб. В милиции работал. Его в командировку туда послали. На полгода… Он на растяжку напоролся. Разнесло в клочья. А человеку сорока лет не было. Так жалко мужика. Да и Женька совсем сникла, поседела, состарилась до неузнаваемости. Какою огневой девчонкой была, да горе все вытравило, в черном ходит и голосит. Больно смотреть на вдову. Но чем поможешь ей? Меня тоже уговаривали в контрактники. Наглухо отказался. Зачем рисковать? Я еще вам и сыну нужен. Знаешь, как он с работы встречает? Не спит, ждет, выкатится из кроватки и ко мне со всех ног мчит, запрыгнет на руки, такой теплый, родной и шепчет на ухо:
— Знаешь, как наскучался с тебя? Даже плакал. А мамка говорит, что мужикам нельзя реветь. Но маленьким мужикам ждать трудно. Почему большие этого не понимают? Неужели ты деньги любишь больше, чем меня?
— Знаете? Как мне перед ним стыдно стало! — сознался человек впервые. И продолжил грустно:
— Вскоре и жена умолять стала перейти на односменную работу, мол, дома тебя совсем не видим. Дело до слез дошло. Вот так пришлось уступить им. Теперь я в шесть вечера уже дома. Выходные появились. Вожу своих в цирк и зоопарк. Сына на аттракционы, жену в театр. Верите, и денег хватает, и дома все довольны. К нам гости стали наведываться. И я уже не выматываюсь.
— Давно бы так-то! — порадовалась Анна улыбчиво.
— Я, живя с Ленкой, стал в две смены «пахать». Той, сколько ни дай, все мало было. Кашалот ни баба. Случалось, увидит деньги, аж дрожит. В доме ничего не прибавилось, зато у нее барахла — море.
— Пап! А этот аэропорт, куда меня устраиваешь, далеко от города?
— Километров семь надо ехать. Да ты не беспокойся, у них служебные автобусы каждый раз собирают людей, а вечером развозят.