Юлька решила промолчать парню о Вадиме Евгеньевиче, чтобы избежать колкостей и насмешек.
Юрий Михайлович спросил Юльку, нужны ли ей деньги, та отказалась. И только Мишка остался верен самому себе:
— Вопрос не по адресу. Вот я бы не отказался.
— Да! За услуги Надежды и впрямь обязан, — полез человек в карман.
— Э-э, нет! Только не за это! Сестра свое отрабатывала. Я тут ни при чем!
— Поехали, купим новые штаны!
— А вы мне не должны! И я не хочу быть ничьим должником!
— Ишь, какой гоноровый! — удивился Юрий Михайлович и сказал глухо:
— В этой смешной жизни мы в долгу друг у друга, вольно иль поневоле ими становимся, от этого не зарекается никто. Вон Юлька моральным должником меня сделала. Захоти она стать наследницей, и я ушел бы из дома. А куда? Меня никто к себе не принял бы. Старым стал. Куда деваться, своя глупость в тупик загнала. А думаешь, я один такой? Вот и посуди, сколько дураков по свету, все должники и заложники своих прихотей, гордыни и чванства. Не иди у них на поводу, живи проще, тебе легче будет, поверь! Заодно поможешь мне. Никогда не приходилось хоронить. А кроме меня некому. Может, подскажешь что-то дельное? Да и понимание, поддержка как никогда нужны, — позвал за собою Мишку.
Они вскоре ушли, а Юлька легла спать, расстроенная и опустошенная.
Утром на работе отпросилась на похороны. Позвонила Мишке, тот обещал вскоре приехать к ней. Юлька, еще открывая дверь, услышала звонок, подбежала, это звонила Анна.
— Бабуль! Мать умерла. Сейчас не зови, не до того. После похорон сама позвоню. Ты не обижайся. Ладно? — попросила наспех.
— Что с нею случилось?
— Рак!
— Ну, эта холера тяжелая. Не все леченью поддаются. И считают проклятьем Божьим. Ты смотри, ничего из ее вещей себе не оставляй, чтоб эту хворобу на себя не перетянуть. От всего откажись, жизнь дороже! Слышишь, заразная та болезнь, мучительная и долгая.
Едва положила трубку, позвонили в дверь. Пришел Борис и, обняв дочь за плечи, сказал:
— Не повезло нам с тобой. Мать то к хахалю убежала, теперь совсем ушла…
— Она любила тебя. Во всяком случае, мне она так сказала перед самой смертью! — вспомнила Юля.
— Я давно уже не пацан, хорошо знаю цену словам и сопоставляю их с поступками. О какой любви она звенела? Сколько она выживала меня из семьи? Запилила, сгрызла в конец, сколько унижений выдержал и пережил! Другой на моем месте давно бы плюнул на нее. Так ненавистных не изводят, опасаясь нарваться на кулак.
— Я не придумала, ее слова передала.
— Чего они стоят? Говорила слишком много. Наконец-то замолчала! Даже не верится, что на земле нет больше этого исчадия ада, и она уже никогда не встретится на пути и не позвонит.
— А кстати, о чем вы с нею говорили по телефону?
— Она всегда начинала с тебя. Знала с чего дергать. Обижалась, что не звонишь ей, или плохо встретила и приняла. Или сетовала, как плохо выглядишь. А еще злилась, что у бабки долго жила. Ну я же тебя туда не прогонял, не сажал там на цепь. Ведь взрослый человек сам решает, где ему лучше? Я приезжал в Сосновку и помогал, как мог. Она же туда ни разу не появилась, не терпела мою мать. Но ты причем? Ведь вконец больной в деревню поехала. И у нее за тебя сердце не болело.
— Она и не говорила обо мне, что любит. Я и не ждала, никогда бы не поверила.
— Мне не только верить, слушать смешно! Знаешь, она решила меня осчастливить! Сделать наследницей коттеджа и имущества.
— А как Михалыч? Куда ему деваться? Ведь это его коттедж! — удивился Борис.
— А как ты убежал из своей квартиры? Достала? Так же он не выдержал условий контракта. Не мог обеспечить ее потребности, материальные и сексуальные. А потому, обязан был оставить ей все и слинять куда глаза и ноги поведут. Ну да я ей облом устроила. Отказалась наглухо и верну все хозяину.
— Молодец, Юлька! Вот это по-нашенски. Такого не помню, чтоб кто-то в семье или в роду на чужое позарился. Пусть и скудно живем, зато свой хлеб жуем. И ни к кому в рот не заглядываем и не завидуем.
— Скажи, а ты давно знаком с Юрием Михайловичем? — спросила Юлька.
— Мы с ним еще до Елены были знакомы. Так уж случилось, он не знал, что она была моею женой. А потом было поздно. Мы все слишком далеко зашли, да я и не согласился бы вернуться к той дряни. У меня была другая семья, и я был счастлив. О Ленке вспоминал как о кошмарном сне и радовался разрыву. Честно говоря, по-человечески даже сочувствовал Михалычу, представлял, как ему, бедному, достается. Поверь на слово, что ни обиды, ни ревности к нему не испытывал. Я был бесконечно благодарен ему за избавленье от Ленки. Ведь она поминутно звонила, требовала денег. Ей сколько ни дай, все было мало. Она миллиардера за неделю оставила бы нищим. Ей всего было мало. Ведь у Юрия, чего там греха таить, до Ленки был хороший капитал. Но через недолгое время она ободрала до нитки мужика. И я поверю, что Михалыч не смог больше ее содержать. Не потянул, силенок не хватило. Надорвала баба запросами. Ей все хотелось жить лучше других.
— Подожди! А ты что слепым женился? Не видел за нею ничего? Ведь в один день человек не перерождается. Вы сколько лет прожили вместе, меня вырастили, и вдруг полный крах в семье.
— А помнишь, я все годы вкалывал на такси по две смены без праздников и выходных? Разве случайно? Думал, насытится баба, угомонится, да только напрасно мечтал. Чем больше денег давал, тем больше требовала! Она забыла, что я не железный, а живой человек, и мне хоть иногда требовался отдых. И я стал срываться, что и говорить, под конец просто возненавидел Елену и стал понимать, что разрыв неминуем. Она загнала меня, как коня на бесконечной скачке. О какой любви говорить? Ее между нами и в помине не было, — сознался Борис, трудно вздохнув.
— На похороны я постараюсь прийти. Не из любви к Елене. Уж так положено проводить в последний путь даже врага и простить его, чтобы и меня кто-то вспомнил добрым словом. Трудно заставить себя перешагнуть через обиды и память, но нужно. Ты придешь? — спросил Юльку.
— Я уже отпросилась, — ответила коротко.
Похороны прошли быстро, второпях. Народу было
мало, все спешили. На кладбище у могилы никто не обронил доброго слова, не нашлось его у провожавших. Елену быстро засыпали землей. Борис вытащил венок с надписью: «Елене от родни» и, перекрестившись, пожелал ей землю пухом.
За все время похорон Мишка ни на минуту не оставил Юльку. Он шел рядом с нею, шаг в шаг, иногда поддерживал под локоть и все уговаривал:
— Держись. Не зацикливайся.
А когда вернулись домой после поминок, он долго сидел молча, задумчивый и подавленный:
— Мишка, да что с тобой? — тормошила его Юлька.
— Я даже не думал, что женитьба бывает настоящим горем. Считал, знаешь как, ну не повезло с одной, нашел другую! Тут же послушал Юрия Михалыча, Бориса, аж нехорошо стало. Эта баба у обоих мужиков отняла радость в жизни. Как она изувечила их судьбы, души! А сама кайфовала!
— Мишка! Хватит о ней трепаться! Она ушла! Ее живую не любили, да и мертвую скоро забудут. Никто не вспомнит добром! — оборвала парня. Тот умолк. А на следующий день на работе к ней подошел заместитель начальника аэропорта. Молча присел напротив и спросил:
— Тебя на неделю отпускали на похороны матери. А ты только день пробыла. Чего так поспешила? Может, с деньгами трудно, ты скажи, поможем.
— Нет, ничего не нужно. Ее сожитель все расходы на себя взял. Они вместе с отцом моим сами все сделали, — поспешила замять разговор.
— Трудно пережить смерть родителей. Я мать похоронил, когда вернулся из Афганистана. Считай, уже совсем взрослым был. Сколько ребят похоронил, друзья погибали, сам мог уйти, но почему-то выживал. Все пережил. Но когда умерла мать, это была последняя капля, не знаю, как продышал. Она с самого детства стала моим другом. Я и жену выбирал по ее подобию.
— Нашли?
— Не жалуюсь. Серебряную свадьбу с нею отметили. Ни разу не пожалел, что на ней женился. И все же, мать ближе и дороже…
— Вам повезло. Не у всех так складывается. Я с отцом дружила всегда. С матерью не сложилось. Разные мы с нею. Не понимали друг друга.
— Мою дочурку тоже ко мне тянет. Потому, сорванцом выросла. Что делать? От матери ничего не взяла. И все мечтала пилотом стать. Целыми днями на аэродроме торчала, самолетами любовалась. Дома их изображала. Руки, как крылья, раскинет и носится по комнатам, гудит, как мальчишка. Теперь в диспетчеры выросла. Уже у самой дочка имеется, а крылатую мечту не забыла. И теперь вслед самолетам смотрит с завистью, — рассмеялся тихо:
— А у тебя есть мечта? — спросил внезапно.
Юлька растерялась:
— Обо всем понемногу мечтаю. Но ничего не получается. Все мимо меня проходит, — пожаловалась тихо.
— Значит, подождать надо. Твоя судьба тебя не обойдет, в том будь уверена. Не спеши! Не торопись, чтоб не ошибиться, — потрепал по плечу и сказал:
— Кажется, скоро и мы дождемся. Из захолустного и провинциального наш аэродром сделают не просто транзитным или пересадочным, а настоящим, большим, и мы будем принимать современные лайнеры. Вот только когда? Ты доживешь, а я уже вряд ли! — погрустнел человек.
— Почему? Вы еще молодой! Вон как сохранились! Не всякий юноша сравнится!
— Юленька! К сожалению, внешность часто обманчива. Если было бы так, как говоришь, разве прокисал бы в кабинете? Давно бы улетел в небо вместе с ребятами.
— А что мешает?
— Сердце! Оно может подвести в любую секунду, и как тогда? Собою, ладно! А рисковать ребятами не имею права. Ведь у всех растут орлята. Потому каждый соизмеряет силы, потянет или нет, справится ли с нагрузкой? Пока молодые, о том не задумываются. Зато потом становятся осторожными. Знаешь, как в Афгане случилось, наш самолет душманы подбили. А внизу населенный пункт. Самолет горит, ребята уводят его подальше от человечьего жилья и людей, чтоб никому не принести горя. И надо ж! Из какого-то дома пустили ракету в самолет. Конечно, он взорвался, рухнул на дома. Летчи