На кухне две служанки с раннего утра суетились над приготовлением пищи. Молодая, склонная к сплетням, не удержалась и заговорила:
– Неужели Милостивый Сын Рода до сих пор не соизволил подняться с постели?
Марфа, пожилая служанка, воспитывавшая Алексея с пелёнок, строго осадила её:
– Цыц! Не твоего ума дело.
Но молодая не унималась:
– Да ведь уже третий день прошёл! Господин и госпожа в ужасе. Говорят, стоит его попытаться разбудить, он разражается бранью и выгоняет всех из комнаты. Даже сейчас он там заперся.
Марфа вздохнула.
– Алексей сам лучше знает!
Она единственная осмеливалась называть молодого господина просто Алексеем, и то лишь потому, что он терпеть не мог уменьшительно-ласкательное «Алёшенька».
«Какой я тебе Алёша?» – всегда возмущался он. «Не порть моё имя. Говори Алексей, и добавляй в голос силу.»
Топ. Топ. Топ.
Внезапно на кухню влетела ещё одна молодая служанка, запыхавшаяся, с растрёпанными волосами и влажным от пота лбом.
– Вы слышали новость? – выпалила она мелодичным голосом, от которого на душе становилось теплее.
– Какую новость?
– Госпожа решила устроить взбучку сыну! Сказала, что больше не будет этого терпеть и выбьет дверь, если понадобится!
Служанки изумлённо переглянулись.
Хоть они и были прислугой, но жили под одной крышей как большая семья. В отсутствие телевизоров единственным развлечением были сплетни и семейные разборки.
А так как главной занозой в семье был Алексей Некрасов, то его и обсуждали чаще всего.
Марфа покачала головой. Она-то знала, что за шалостями Алексея всегда скрывалось что-то большее.
И всё же они не могли пропустить такое заманчивое событие. Поэтому побросав все дела, начали подниматься наверх.
***
ТУК. ТУК. ТУК.
В дверь кто-то громко стучал.
Говорят, по силе удара можно определить физические параметры человека. И сейчас кто-то колотил так, словно за дверью топталось стадо слонов.
Кого ещё там принесло?
– Алексей Николаевич Некрасов, – раздался строгий голос матери. – Если ты сейчас же не откроешь, мы снимем дверь с петель. И больше не поставим. Двери нужны только адекватным людям, а больным они ни к чему...
Ах... Это была моя любимая матушка. И, как всегда, всё начинается с угроз.
А ведь как хорошо всё было.
За эти три для многое понял. В основном поменял мнение о достигаторстве.
Больше не нужно постоянно ставить цели, к чему-то стремиться. Не нужно ни с кем конкурировать. Бежать, бежать в этой бессмысленной гонке. До самого гроба.
Я спал целых три дня. Обычно я бы почувствовал боль – ну какой нормальный человек может спать так долго? Раньше мне и тридцати минут не хотелось лежать без дела. Я вскакивал и всегда чем-то занимался.
А сейчас? Я чувствую себя прекрасно.
Дзынь!
Вдруг мои размышления прервал странный звук, будто что-то сломалось.
Что? Оставьте бедную дверь в покое...
Я всё же использовал её для входа в прихожую. И вот кто-то снял дверь. Она с грохотом упала на пол прямо в моей комнате.
Бум!
А затем вошла она. Моя мать. Элегантное лицо. Я был сильно на неё похож. Такие же чёрные волосы, только вот глаза у нас разные. Её серые, почти сияющие глаза с раздражением смотрели на меня.
– И долго ты будешь тут валяться?
На ней было простое, но элегантное серое платье. Домашний тип, я бы сказал.
Что тут скажешь?
У меня довольно молодая мама. И весьма бойкая со мной. Она никогда не давала мне «пощады». Даже отец был более снисходительным. Он меня больше уважал, чем мать.
– Я отдыхаю.
– Три дня? Это уже ни в какие ворота. Ты должен был увидеть мать, поесть. Потом увидеть отца.
Именно в таком порядке. Хотя голова отца тоже выглядывала из дверного проёма. В роде Некрасовых главная – мать. Особенно в вопросах «воспитания» непослушных детей.
– Я потом поем.
– Потом? – Мать была в ярости. – Ты на себя посмотри!
Я посмотрел. Вроде всё нормально. Лежу, конечно, в неподобающем виде. В одних шортах, на белых простынях. Оголённое тело. Накаченная грудь, мускулистые руки и пресс.
Хм... Выгляжу неплохо.
Однако мать, похоже, видела совсем другое.
– Весь исхудал, – таково было её замечание.
И, честно говоря, это никак не соответствовало действительности. Где она худобу увидела? Это мышцы воина.
– Я не хочу вставать.
Со мной больше не церемонились. Мать любила нарушать мои личные границы. Она схватила меня за ногу и потащила с кровати.
И тут я понял, насколько она серьёзно настроена, когда приземлился задницей на пол.
Что ж... видимо, сегодня поспать не получится...
– Ладно... Иду.
Поднимаюсь с пола. Первым делом обнимаю маму. Она не ожидала такого хитрого хода, поэтому растерянно надула губы.
– Я дома, всё хорошо.
Мне уже несколько раз приходилось это повторять, но, похоже, они до конца не осознавали.
– Рада, что с тобой всё в порядке.
Она сказала без сарказма, с чуть покрасневшими глазами.
– Так вы вернёте дверь?
Её брови поднялись от удивления, будто её провели.
– Нет. Будешь спать так.
Вух… Как же с ними тяжело говорить. Даже тяжёлый вздох не помог успокоиться. А почему?
Дверь, закрывающаяся на щеколду, была одной из моих побед. А теперь её у меня отняли, ироды.
Впрочем, матери всё равно. Она просто начала говорить о своём. Тут же появился отец.
На нём строгий аристократический костюм: идеально отглаженный пиджак тёмно-синего цвета, белоснежная рубашка и шёлковый галстук.
В руках – свежий выпуск газеты «Санкт-Петербургские ведомости». Он часто читает новости «нашего» города, хоть мы и живём довольно далеко от него, но всё же в черте. По крайней мере, можно быстро добраться.
– Доброе утро, отец...
Он что-то буркнул в ответ, но мне было тяжело разобрать из-за «шума», исходящего от матери. Нет, он не обиделся, просто не слишком умеет проявлять эмоции.
То, что он стоит рядом и слушает наш разговор с матерью, уже много для него значит. Хотя всё время делает вид, что листает газету.
Спустя несколько минут, мне все же удалось вытащить их из моей комнаты. Не люблю, когда там толпиться народ. Всё же это что-то личное.
В коридоре стояли слуги, которые при моём появлении поклонились:
– Приветствуем Милостивого Сына Рода!
Только Марфа не кланяется. На самом деле она мне как бабушка. Именно она в основном занималась мной в детстве: одевала, мыла, кормила.
По крайней мере, первое время, пока я не стал самостоятельным. С кровью и потом приходилось отстаивать право делать всё самому – так мне куда комфортнее.
– Здравствуй, няня...
– Алексей, рада, что ты жив, – ответила он с теплом.
Нельзя же было просто пройти мимо. Нужно было её тоже обнять. Сегодня нужно играть роль хорошего сына – обнимать, говорить ласковые слова и быть просто душкой.
Как говорится: «Встречайте, герой вернулся домой...»
Мою семью можно понять – первое испытание, знаковое событие. И даже больше: не думаю, что они потом как-то изменят своё поведения. Думаю, что так будет каждый раз.
На первом этаже находилась просторная столовая с банкетным столом.
Огромный овальный стол на пятнадцать человек был изготовлен из красного дерева, окружённый массивными стульями с искусной резьбой.
Стены были выкрашены в белый цвет и украшены позолоченными мифологическими птицами, что придавало помещению поистине роскошный вид.
Здесь встречали гостей, устраивали знатные обеды и вечерние приёмы.
Если моя комната казалась обычной, то весь первый этаж буквально сиял великолепием. Лестница, парадный вход – всё сверкало чистотой и лоском, ни единой пылинки.
И вот: я, босой, в шортах, с растрёпанными волосами, иду, зевая, сквозь это величие, слушая вполуха, что говорит мама, и пытаясь не заснуть на ходу.
Такой контраст!
Горничные в аккуратных униформах, отец в костюме, мать в элегантном платье. Казалось бы, они выглядят чужаками, но на самом деле, единственный, кто здесь был неуместен – это я.
Даже за столом я сидел иначе: они – с идеально прямой спиной, а я – сгорбившись, закинув ногу на стул.
Может, со стороны я выглядел как фрик, но фриками мне казались все остальные. Будто они играли какую-то роль, а не жили своей жизнью. Мне хватало «игры» за пределами дома, здесь же хотелось просто расслабиться.
Цок. Цок. Цок.
Служанки стали быстро накрывать на стол. Оказывается, никто не ожидал, что меня удастся вытащить из комнаты.
Еда была простой, как для нашего времени и положения, ведь мы не были богаты. Но пока на еду деньги были.
Подали гречневую кашу с добавлением мёда, который лишь слегка придавал аромат и сладость.
Свежий пшеничный хлеб, который и близко не сравнить с магазинным, подавался с маслом, мёдом или вареньем.
К каше шла рыба – судак, который я обожаю. Мне подали нежные стейки без костей, из белого волокнистого мяса.
Да, не зря говорят: аппетит приходит во время еды. Я ел, а Марфа всё продолжала приносить блюда: холодное мясо баранины, солёные огурцы и капуста, свежие яблоки, груши и виноград.
– Хватит уже, я всё это не съем, – сразу пожаловался я.
Меня тут же одёрнули, мол, меньше говори – больше жуй, тогда и всё съешь.
Я чуть не поперхнулся, когда у матери закончились обычные темы для разговора, и она перешла к своей любимой.
– Эта девочка, – видимо, она уже давно перестала называть Василису Галицыну по имени, – поступила с тобой просто ужасно. Сынок, скажи честно, ты ведь не из-за неё решил уйти из дома?
Под «уйти из дома» она имела в виду участие в испытаниях. Она не называла вещи своими именами, как будто пыталась обойти острые углы и смягчить реальность.
Не «отправился на смертельное испытание», а просто «ушёл из дома». Словно я вышел подышать свежим воздухом, а потом вернулся, как ни в чём не бывало.