Виктор Степанович говорил много. Самое важное, что он разбирал именно мои слова. Например, он сказал о Дао Добра следующее.
– В нашей философии нет абсолютного добра и зла, – он начертил на земле два переплетающихся символа. – Они, как инь и ян, представляют собой взаимодополняющие силы, существующие в вечном равновесии.
Эти слова заставили меня задуматься. О концепции инь и ян я давно знал. Это не какая-то тайна. Однако прямо сейчас, когда мне было плохо – только что очнулся, потеря руки, ритуал, ситуация, в которой решается моя судьба – всё это, так сказать, «сводило с ума». На самом деле, я даже рад, что не рехнулся.
Так вот, о чём это я? Равновесие. Не идеал, не совершенство. И не другая крайность – ошибки, провалы. А нечто между, состояние покоя. Эта мысль как-то успокоила меня: я где-то посередине.
Алилукин продолжил:
– Если говорить о тебе, то сейчас в тебе появился потенциал – корень. Он изначально не плохой и не злой. Глядя на тебя, не стоит искать простые решения вроде «убить» или «спасти».
Старик снова привёл в пример школу Кровавого Тигра Шивы – тёмную секту, забывшую про равновесие, забывшую, что жизнь – это нечто большее, чем утоление своих потребностей.
– Ты же другой. Как ты верно заметил, человек, ставший жертвой обстоятельств, не обязательно полностью искажён тьмой.
Его голос стал мягче, когда он заговорил о балансе:
– Наша задача – помочь такому человеку найти равновесие между тёмной и светлой энергией внутри себя. Это соответствует принципу У-вэй, принципу недеяния.
Что он хочет этим сказать? У меня были догадки, но я предпочитаю более прямые разговоры. Разговоры ни о чём, честно говоря, меня раздражают.
– То есть... Вы хотите сказать?
– Ты пойдёшь со мной в школу.
Точка. Я бы даже сказал – успех.
Пока в душе я ликовал, Алилукин не замолкал:
– Тебе нужно будет выучить нашу философию и придерживаться её принципов. Если ты этого делать не будешь, то я лично убью тебя.
– Чт... а?
Мне было неприятно слышать такие слова. Хотелось возмутиться. Однако люди вокруг согласно закивали, словно сделали правильный вывод. Вроде бы мне дают шанс, но в то же время ясно дают понять, что могут убить в любой момент.
У меня возник вопрос: вы что тут, совсем берега попутали?
Меня никто не спрашивал. Всем стало абсолютно всё равно на моё мнение. С одной стороны, это плохо, с другой – всё даже неплохо. Ведь пока их решения мне только помогают.
Даже сейчас.
– Ну, в путь.
Я твердо возразил:
– Для начала мне нужно домой сходить?
– Хм. Хорошо.
Время мне выделили – около часа на всё про всё. Подготовиться, подлечиться, привести себя в порядок. Люди они занятые, лишнего времени терять не хотели. Своё нетерпение они объяснили просто: «Мы тебя и так искали около месяца».
…
Первым делом я занялся рукой, точнее тем, что от неё осталось. Помощь предложил Виктор Степанович – ведь он весьма искусный алхимик. Старик достал какую-то особую мазь: жидкая первые несколько минут, она быстро застыла на ране плотной коркой, напоминающей затвердевший цемент или гипс.
При этом никакой сухости не ощущалось. Исчезли боль и раздражение – словно рана была не свежей, а многолетней давности.
– А у вас нет чего-нибудь, – я кивнул на его сумку, – что могло бы мгновенно отрастить мне руку?
Алилукин посмотрел на меня как на дурака.
– Нет.
«Нет» было его излюбленным словом. Что бы я ни спросил, в ответ неизменно прилетало «нет». По сути, «да» он произнес всего пару раз: когда решил взять меня в школу и когда разрешил собраться.
…
Добравшись до дома, я с облегчением обнаружил, что всё осталось по-прежнему. Куры все так же искали жуков во дворе, алхимический котел стоял в огороде, вещи и деньги лежали на своих местах. Всё было в полном порядке.
Первым делом я посмотрел на себя в зеркало. Волосы отросли и стали совершенно «непослушными» – впрочем, это была наименьшая из моих проблем.
Куда больше меня беспокоили эти жуткие чёрные вены. В отражении я выглядел как демон из фильмов ужасов – какое-то потустороннее существо, явившееся за человеческими душами, а не обычный парень, которым я был раньше.
Почему все настолько плохо?
Я безуспешно пытаясь скрыть почерневшие вены. Мне совершенно не хотелось выглядеть как исчадие ада. Мало того, что я лишился руки – теперь я превратился в какого-то урода. Даже будучи опытным избранным, я не мог не переживать о своей внешности.
Главное, что меня мучило: сколько мне придется ходить в таком виде?
Меня категорически не устраивала популярная фраза «прими себя таким, какой ты есть». Когда люди это говорили, они явно имели в виду кого-то другого, не меня.
Виктор Степанович всё это время молчал. Он вообще редко разговаривал, предпочитая наблюдать: осматривал комнату матери, алхимический котел, мои зелья, даже нефрит привлек его внимание. От его цепкого взгляда, казалось, ничто не могло укрыться.
– Классный у меня котел? – попытался я завязать разговор.
– Нет.
– Хотите взять травы матери?
– Нет.
Вещей оказалось немного – в основном то, что уже перечислил, да одежда. От охотничьего костюма уцелели только штаны и берцы, которые я быстро привел в порядок. Сверху надел рубаху – не рубашку и не майку, а именно рубаху: длинную, белую, плотную, льняную.
Что касается одежды – тут я выглядел вполне прилично.
Когда пришло время уходить, мы не тронулись сразу в путь, а присели на дорожку, как велит традиция. Рядом со мной устроились Виктор Степанович и тот парень, что сопровождал нас – то ли охранник, то ли кто ещё. Ему было поручено нести мой алхимический котел.
Я бы, конечно, справился и сам, зачем людей напрягать – мог бы его катить. Но сейчас мысли были заняты другим. Думал о доме. Удивительно, как человек привязывается к месту.
Этот старый дом стал для меня родным, и покидать его было грустно. В такие моменты я всегда впадаю в легкую меланхолию. Пришло осознание, что уже никогда сюда не вернусь. Поступление в школу Горыныча... Что же ждёт впереди?
…
Когда мы вышли и двинулись по центральной улице, из домов показались немногочисленные жители. Их осталось мало не потому, что большинство погибло – насколько мне известно, после моего исчезновения пропал и сам «староста», а вместе с ним прекратились и смерти.
Жители не выходили по другой причине – они попросту боялись. Боялись этого неожиданно появившегося демона, на которого было страшно смотреть. Все верно – меня прозвали демоном.
В глазах местных жителей читался неприкрытый страх. Их желание держаться подальше от такого, как я, было вполне понятным – люди боялись, что «проклятие» может перекинуться на них. Народ здесь всегда был очень суеверным.
Они плюют через плечо и стучат по дереву, чтобы не сглазить. Молятся богам утром и вечером, прося о благополучии. Такие «риски», как встреча со мной, им ни к чему. Что ж... наверное, это разумное решение – я бы, пожалуй, поступил так же на их месте.
Впрочем, как говорится, нельзя грести всех людей под одну гребёнку. Хоть большинство поступило бы именно так, всегда найдутся исключения. Некоторые люди оказываются сильнее, смелее и благороднее, чем я.
Варган с семьей – женой и детьми – пришли проводить меня. Им было безразлично, как я выгляжу. Для них я тоже в какой-то степени стал семьёй. Поэтому я улыбнулся, несмотря на грусть на душе.
– Вы пришли? Спасибо.
– Брось ты. Мы рады, что ты вернулся живым.
Мы проговорили минут десять, просто обмениваясь теплыми словами. Варган рассказывал о деревне, о новых правилах и старосте. Я кивал и слушал. Это была настоящая идиллия.
Единственное, что нарушало гармонию момента – это присутствие Искры. Он стоял поодаль, в стороне, обнаженный по пояс, с тренировочным мечом в руке. В его позе читалось явное недовольство, хотя вряд ли его беспокоил мой внешний вид.
По словам отца, после той ночи Искра стал тренироваться в разы усерднее. Видимо, встреча с озверевшим старостой сильно его «взбодрила». Теперь он и сам стремился стать таким же зверем.
Его мышцы приобрели отчетливый рельеф. Глядя на него, я думал, что из Искры получился бы превосходный культиватор – этот путь подошёл бы ему лучше, чем кому-либо другому.
– Так тебя забирают в школу Горыныча? Поздравляю.
Все вокруг светились радостью, кроме Искры. В его взгляде читалась чистая, неприкрытая зависть. Говорят, будто существует зависть белая и чёрная, но правда в том, что зависть бывает только чёрной.
Ведь испытывая зависть, люди мгновенно перечеркивают все свои достижения – какими бы они ни были, большими или малыми. Зависть низводит их до ничтожества, оставляя на душе лишь горечь.
А то, что называют «белой завистью» – это всего лишь восхищение, светлое чувство, когда человек искренне радуется за другого. Не уменьшая при этом собственных успехов, не перечеркивая своих достижений.
Именно это сейчас происходило с Искрой – он завидовал. Ведь это была его мечта – стать учеником школы Горыныча. Я не был бы собой, если бы не попытался сделать хотя бы маленькое доброе дело.
– Виктор Степанович, посмотрите на этого паренька, – я указал рукой на Искру. – Красивый, сильный, целеустремленный, надежный... – я перечислил десяток его лучших качеств.
– И?
– Школе ведь нужны таланты. Может, и его возьмёте? Это была бы идеальная сделка – таких парней, как Искра, один на миллион.
В этот момент самым воодушевленным среди нас был Искра. Жизнь словно вновь вспыхнула в его глазах – настолько сильна была его надежда.
Впрочем, все его мечты разбились об одно твёрдое:
– НЕТ.
Алилукин даже не стал ничего объяснять – просто бросил этот короткий ответ.
– Но почему? Разве школа не заинтересована в талантах?
– Ты совершенно не понимаешь, какое место тебя ждет. Талант? Один на миллион? Сотни таких стоят на коленях у дверей нашей школы, но войти внутрь удается только самым одаренным даже среди них.