— Мне сказали, что вы ведете какую-то передачу с попугаем, — будто в первый раз об этом услышал, сказал Георгий Александрович. — Мне не нужен такой артист, как Боярский, которого все будут знать по телевидению. Я вам рекомендую на эту тему подумать.
На этот раз я вышел из кабинета в полном недоумении.
Объяснение нашлось быстро. Когда появилась передача «Кружатся диски», меня стали узнавать, и во время моих недолгих появлений на публике в зале проходил шепоток:
— Это тот, который с попугаем.
Гоге тут же доложили о происходящем. Артист выходит в эпизоде, а зал начинает шушукаться — непорядок. Товстоногов был подвержен чужому мнению.
Я не прислушался к совету главного режиссера и не стал ни о чем думать. Уже настолько блины спеклись в «Секрете», что Большой драматический театр перестал быть моей жизнью. Меня ждало настоящее дело, мое и моих друзей, дело, занимаясь которым не надо зависеть от дяди драматурга, дяди режиссера и других людей. Пора было завоевывать мир, и театр меня уже мало интересовал.
Перед закрытием сезона я сам записался на прием к Товстоногову.
Пришел и сказал, что ухожу. Ухожу, потому что нет работы.
Георгий Александрович был крайне удивлен и стал убеждать меня хорошенько подумать и потерпеть, хотя и не скрывал, что в ближайшие два сезона мне ничего не светит. Он говорил очень убедительно, и мне стоило немало душевных сил еще раз сказать ему о своем решении.
И все же я покинул Большой драматический с легким сердцем, уверенный в том, что с актерской карьерой покончено.
ГЛАВА 5
Передача «Кружатся диски» только начала выходить, когда мне позвонил человек и предложил встретиться в пивном баре «Жигули», что за Казанским собором. В 1980-е годы это было знаковое место, туда пацаны вроде нас не ходили. Мы воодушевились.
Нас встретил мужчина с черными вьющимися волосами, в шикарном, хотя и потертом кожаном плаще до пят нараспашку, почти ковбойской шляпе и вязаной сеточкой безрукавке поверх красной рубашки. Обе руки украшали антикварного толка золотые перстни. Удивительным образом холеность в нем сочеталась с потрепанностью. Как потом выяснилось, холеность была природной, а потрепанность — приобретенной.
— Сергей Натанович Александров, — представился он, — директор Рубины Калантарян. Я вас видел, предлагаю работать вместе.
И он заказал каждому по большой кружке пива.
К тому времени мы иногда кое-где выступали, даже стали лауреатами II фестиваля рок-клуба, но все наши концерты носили случайный характер. Несколько концертов в рок-клубе, пара выходов в ДК Ленсовета в куче с другими, еще один концерт с Майком Науменко, где после нашей программы Майк вместе с нами пел свою песню «Лето».
Было ясно, что нам нужен человек, который мог бы организовать нашу жизнь. Этим пытался заняться Андрей, но быстро остыл. Были и другие желающие. Приходили какие-то люди, мы им высказывали свои пожелания — побыстрее стать самыми крутыми и знаменитыми.
— Ну, вы, ребята, замахнулись, — говорили они. — Давайте постепенно.
Постепенно мы не хотели, хотели всё и сразу, поэтому люди уходили.
— У нас все должно быть по высшему разряду, аппарат, как у Пугачевой, плакаты, как у Пугачевой, — выпалили мы Александрову на одном дыхании, понимая, что пиво допить не удастся.
Но Александров выслушал нас очень внимательно.
— Все у вас будет! — пообещал Сергей Натанович так спокойно, будто мы просили по брикету мороженого.
Потом он достал толстенный бумажник и расплатился за всех.
Мы были сражены наповал и радужными перспективами, и широтой этого человека. Нам и в голову не пришло, что он может нас обмануть.
Тут же сообща составили стратегический план совместной жизни.
Вспомнив Алибасова, договорились, что он не будет нам объяснять, какие песни писать и петь. Творчество — это наше. Мы, в свою очередь, пообещали не лезть в его дела, он занимается администрированием так, как считает нужным.
Появлению Александрова первой обрадовалась Ира Михайлова. Теперь Сергей Натанович ходил отпрашивать нас из армии. Ему тоже пришлось нелегко. Однажды мы уже собирались отменить съемки, отчаявшись дождаться барабанщика, когда в студию вбежал счастливый Мурашов. После длительной паузы вслед за ним, едва волоча ноги, но тоже сияющий тащился Сережа Александров. Оказалось, чтобы отпросить Лешку, директор вынужден был пить спирт с командиром части. Закуски не было, пришлось заедать поливитаминами.
Вернувшись из армии, мы стали осуществлять программу минимум.
— Тарификация — это главное, — строго сказал Сергей Натанович и начал действовать.
В Ленконцерте никто не верил в затею Александрова. Бросать народную артистку РСФСР ради неизвестных непрофессиональных ребят — безумие, — считали все. Но Сережа был непреклонен и даже поспорил на ящик коньяка, что мы пройдем тарификацию. Ему действительно нравилось то, что мы делали, и он не сомневался, что «Секрет» сможет стать самой популярной группой в стране.
Мы стали готовиться к тарификации. Для начала Александров взял нам звукорежиссера — Васю Алексеева, который работал с ансамблем «Земляне». Кстати, Вася был вторым после Александрова, кто верил в наш успех.
Сергей Натанович организовал постоянные репетиции на ленконцертовских базах. Когда нас выгоняли с одной, Сережа тут же находил другую, так что у нас не было простоя, мы репетировали с утра до ночи.
Он договорился с замечательным джазовым музыкантом Володей Габаем из «Джаз-комфорта», и Володя занимался с нами месяц. После этих занятий мы очень продвинулись.
Александров даже пробил в Ленконцерте небольшие деньги, на которые мы обзавелись черными цилиндрами и сшили концертные костюмы: черные брюки, белые рубашки, красные галстуки и пиджаки с золотой нитью и черным бархатным воротничком. На золотых пиджаках настоял Сергей Натанович, он был глубоко убежден, что искусство должно быть ярким. Мы не перечили, соблюдая договор.
Еще до тарификации нас как «неформальное молодежное объединение» пригласили принять участие в фестивале молодежи и студентов в Ленинградском дворце молодежи.
Началась перестройка, и кое-что стали разрешать. Несколько дней на сцене ЛДМ выступали ленинградские неформалы — группы «Карусель», «Мифы», «Лицедеи», еще кто-то. Это было грандиозное событие для города.
Когда мы вышли на сцену, то с удивлением обнаружили, что популярны. И не просто популярны — зал был забит ребятами в красных галстуках, которые весь концерт подпевали нам и бились в истерике от счастья.
Выступление в ЛДМ окрылило нас, мы уже были довольны, но Александров смотрел в будущее.
После концерта Сережа организовал нам встречу с Сашей Драчевым и Володей Контровым.
Драчев был художественным руководителем джазового оркестра «Диапазон», универсального аккомпанирующего коллектива Ульяновской филармонии, с которым работали тогдашние эстрадные знаменитости. Контров был директором оркестра.
Сережа все устроил, и нас пригласили войти в состав «Диапазона». Мы были в полной эйфории и солидно пообещали подумать.
За неделю до тарификации начались репетиции в Крупе (Дом культуры имени Надежды Крупской), где решили провести прослушивание.
В Ленконцерте был один приличный аппарат «Динакорд», о котором все мечтали и которым беспрепятственно пользовалась лишь Эдита Пьеха. Нам его никто не собирался давать.
Но Сережа думал по-другому и пошел к директору. Выслушав рассказ о молодых талантливых ребятах, которые озолотят Ленконцерт, директор согласился дать аппарат в день прослушивания, никак не раньше. Оказалось, что в данный момент аппарат отправляли для репетиций ансамбля «Лира».
Сергей не спорил:
— Ладно, вы подпишите, а когда получится, тогда получится.
Выправив бумаги, он дождался конца погрузки, подсел к экспедитору и объяснил:
— Планы поменялись, видишь бумаги, везем в Крупу.
Был скандал, но Александров все уладил. За неделю «Динакорд» нам стал родным.
Сережа выполнял все условия договора. Он, как Юрий Олеша, жил по принципу: ни дня без строчки.
— Что мне писать на афише? — теребил нас Александров.
А мы не знали — что. Все коллективы не симфонической и не народной музыки в нашей стране назывались одинаково: ВИА — вокально-инструментальный ансамбль. Такое всепоглощающее название привело к тому, что в Ленконцерте их был явный перебор, и стать еще одним ВИА нам вряд ли светило. Да мы и не стремились к этому «почетному званию».
Слово «рок-группа» тогда произносили шепотом. Официально в стране была одна рок-группа — «Машина времени», расчет окончен. Мы ломали голову, как нам себя называть, пока мне на глаза не попалась старая пластинка Битлов с надписью «beat-combo The Beatles».
«Beat-combo» — звучало круто. Но мы пошли на компромисс и позаимствовали лишь часть. Так появился бит-квартет «Секрет».
Всем понравилось.
Но в тарифной сетке Ленконцерта такой жанр не значился. Опять стали ломать голову. На этот раз осенило Александрова, он предложил записать «Секрет» как музыкальных эксцентриков. Расчет был прост: в оригинальном жанре, где числились эксцентрики, всегда были вакансии. От нас требовалось не просто выступить, а выступить оригинально и эксцентрично. Чего проще!
Концерт начался с короткой увертюры — фонограммы попурри из американской музыки с фанфарами. Затем на сцене появился Вася Соловьев, к тому времени уже штатный сотрудник филармонического отдела Ленконцерта, мастер художественного слова.
— Мальчики и девочки, бабушки и дедушки, вспомним шестидесятые годы!
Вася очень коротко оповестил присутствующих о полете Юрия Гагарина в космос и других достижениях нашей родины в эти славные годы, после чего доведенный до экстаза собственным рассказом конферансье ликующе объявил:
— Работают все радиостанции Советского Союза! Пять, четыре, три, два, один, пуск! На сцене бит-квартет «Секрет»!!!
В этот момент погас свет, в полной тишине раздались щелчки пальцами, отсчитывающие такт. Свет загорелся вновь, потные от жарких пиджаков и волнения, мы запели: «Я люблю буги-вуги».