Во время очередного застолья у Макара возникла идея:
— «Секрету» нужен толчок. Хотите поиграть с нами отделение?
Еще бы!
Так мы с «Машиной» стали ездить на гастроли. «Машинистам» была приятна наша компания, они нас опекали, а нам было приятно все. Мы играли разную музыку, но от этого совместный концерт только выигрывал. Часто во время наших выступлений Андрей садился в первый ряд и с удовольствием смотрел, как мы играем. Это нас очень вдохновляло.
Благодаря Макаревичу и «Машине времени» мы накапливали опыт, знакомились со зрителем, бывали в разных городах, куда потом уже приезжали самостоятельно.
Все гастролирующие артисты знают, каким нелегким был хлеб даже у самых успешных исполнителей в Советском Союзе. Нормально оборудованных концертных площадок почти не имелось, каждый раз приходилось что-то срочно менять или исправлять. Неприятности поджидали нас на каждом шагу. Немудрено, что многие артисты выступали под фонограмму. Мы пели вживую, но это нам дорого стоило.
В Тюмени во время гастролей «Секрета» стояла жара под сорок градусов. Три концерта в день. Кондиционеров нет. Александров где-то раздобыл вентиляторы, но они оказались маломощные и не спасали. Мы играли, обливаясь потом.
Тогда Сережа нашел другой выход. В подвале ДК он обнаружил душевые, которыми редко пользовались, их быстро привели в рабочее состояние. После концерта мы бежали в подвал, включали воду, садились на табуреты под холодную струю и до следующего концерта отмокали.
Еще хуже, чем с концертными площадками, обстояло дело с гостиницами. Ненавязчивый гостиничный сервис стал притчей во языцех. В те годы нормальные гостиницы в Советском Союзе можно было пересчитать по пальцам. Чем дальше от Москвы, тем ужаснее были условия.
В одной гостинице стоял лютый холод, и мы с Лешей стали просить у дежурной по этажу дополнительные одеяла.
— А кто вам сказал, что холодно? — удивилась дежурная.
— Я вам говорю, что мне холодно, — начал заводиться я.
— А им не холодно, — тут же спокойно парировала женщина, указав на двух амбалов с красными рожами по четыреста граммов в каждой.
В другом городе на просьбу поменять постельное белье, на котором мы спали уже неделю, гостиничная дежурная резонно заметила:
— Мы даже неграм меняем постель один раз в две недели.
Мы не были неграми, но у нас был Сережа, такие ситуации он разрешал за несколько минут.
Александров никогда не брал на себя больше, чем мог сделать. Но никогда не отступал от задуманного, не гнушаясь попросить помощи.
Сережа плохо знал Москву, но понимал, что «Секрет» обязательно должен выступать в столице. Здесь ему помогали другие, больше остальных — Валера Голда, директор «Машины времени».
Все знали: самый желанный хлеб для артиста — летние гастроли на Черноморском побережье. Александров договорился с Бари Алибасовым, и мы проехали от Батуми до Одессы с группой «Интеграл».
Кстати, гастроли были долгие и тяжелые. Мы жутко устали от жары, от концертов в зеленых театрах, и когда сели в самолет, вздохнули с облегчением. И пока летели от Краснодара до Питера, я написал песню «Домой»:
Домой! Там так сладко бьется сердце северных гор!
Домой! Снова остается бесконечный простор за спиной, Позади ночная брань чужих городов,
Зной соленых океанов, терпких садов,
Но во мне уже стучит, как шальной мотор,
Сердце северных гор, сердце северных гор…
Со временем мы обратили внимание, что около группы собирается все больше людей. При Александрове постоянно маячили какие-то толстые, покрытые шерстью дядьки средних лет в золотых перстнях, может быть, местные администраторы. У них с Сережей были трешь-мнешь, мы не вникали, понимая, что они нужны были для бизнеса. К нам папики относились уважительно.
Однажды Сережа сказал, что надо выступить на зоне. Мы согласились.
Приехали. Полный зал зеков.
— Здравствуйте, товарищи и друзья, — сказали мы. Аудитория возликовала.
Концерт прошел в дружеской обстановке. Папики были довольны, видно, тому, для кого старались, послабление вышло.
Притягивал «Секрет» и разного толка самородков. Александров как человек, ничего не пускавший на самотек, тут же пристраивал их к какому-нибудь делу.
Феликс прибился к группе еще курсантом Владивостокского морского училища. Если мы находились хотя бы в радиусе трехсот километров от его местонахождения, Феликс придумывал самые невероятные способы, чтобы попасть на концерт группы.
После окончания училища он получил звание лейтенанта и стал служить на Тихоокеанском флоте, но морская служба его не вдохновляла. Феликс решил кардинально изменить судьбу.
На празднование Дня военно-морского флота во Владивосток приехал главный адмирал. Корабли встали на рейде, а командование принимало парад, рассматривая их в бинокль. Как гласит легенда, подчиненные рапортовали о боевой готовности кораблей, а адмирал благосклонно кивал головой, не отрывая глаз от окуляров.
— Что это? — вдруг спросил он таким голосом, что весь Тихоокеанский флот оцепенел.
На борту главного линкора красовался грубо намалеванный масляной краской огромный пацифик.
Автора нашли быстро, да Феликс и не скрывал, что это его работа. Военно-морской флот тут же избавился от пацифиста, а бывший лейтенант стал носить за нами гитары. Для группы это была небольшая находка, руки у Феликса были вставлены не тем концом, однажды он умудрился уронить гитару Фомы. Но мы его терпели. Как можно выгнать большого доброго пса?
Другим самородком, нашедшим свое место рядом с нами, был Андрюха по кличке Безумный.
У Безумного, кроме «Секрета», была еще одна страсть — он любил электричество, поэтому электрифицировал все. Александров оформил его электриком. Безумный не терпел простоя. И когда не было объекта для электрификации, он жертвовал собой. Это было страшное зрелище — здоровенный Андрюха в футболке, опутанной проводами и сияющей лампочками, с крутящимися пропеллерами на голове.
В отличие от остальных Егор Белобородов оказался настоящим умельцем. Белобородов организовал в Москве один из первых кооперативов освети-
тельных приборов. Он часто освещал наши концерты и даже ездил с квартетом на гастроли.
Однажды Егор спас меня от административной ответственности.
Егор перегонял из Тольятти свои новенькие «Жигули» и заехал в один из приволжских городов, где шли наши гастроли.
По обыкновению, после концерта мы всей компанией пили водку, а она вдруг кончилась. Всем известно: ночью водку можно купить только у таксистов, а таксисты ночью все на вокзале.
Туда и ринулись. Почему-то я решил, что среди присутствующих самый трезвый, поэтому как был в трениках и тапочках, сел за руль белобородовской машины. Егор предусмотрительно расположился рядом. Мы благополучно отоварились, но тут оказалось, что дорога, по которой мы приехали, с односторонним движением.
Где среди ночи в чужом городе искать объездные пути? Я не стал напрягаться, и поехал обратно известным путем. Вдруг видим, сзади нам кто-то мигает.
Моя хмельная голова тут же заработала. Я решил покуражиться и нажал на газ. Машина не отстает. Я даю полный и чуть не врезаюсь в другую машину, перегородившую мне дорогу, сзади подскакивает наш преследователь.
Тут мы замечаем, что обе машины — милицейские. А та, что нас догоняла, еще и «Волга». Мы сразу протрезвели, но было поздно.
В городе случился ночной рейд по проверке безопасности движения, в котором участвовал сам глава местной ГАИ.
Я начинаю объяснять, что, мол, не местный, и вообще — музыкант из Ленинграда. Но гаишники при начальстве и слушать не хотят. Препроводили нас с Егором в участок.
К счастью, начальник с нами не поехал. В участке мы им опять про «Секрет» и чрезвычайные обстоятельства.
— А чем вы докажете, что артист? У вас есть фотография?
Почему они потребовали именно фотографию, я так и не понял. Фотографии у меня, естественно, не было, как и документов.
— У меня есть! — вспомнил Егор и принес из машины снимок девять на двенадцать. На фото, которое он снимал в концертно-спортивном комплексе с самого верхнего яруса, красовалась белобородовская треугольная ферма с прожекторами, лучи света прорезали все пространство сцены сверху донизу, а в самом низу угадывалась наша четверка, больше смахивающая на муравьев.
Гаишники посмеялись, но потеплели. Попросили все же спеть что-нибудь. Я вдохновенно исполнил «Сару-бара-бу». Блюстители порядка не стали нас больше задерживать, сопроводили до гостиницы, а на следующий день всем отделением пришли на концерт.
Сергей Натанович был советский эстрадный жук с полным набором профессиональных привычек. Александров был твердо убежден, что главное в его деле — не быть, а казаться, в нужное время пустить пыль в глаза.
Во всех городах Александров действовал по одному сценарию. Убедившись, что нам забронированы лучшие номера в гостинице, он шел в ресторан и вызывал к себе весь обслуживающий персонал — от шеф-повара до метрдотеля.
— Я директор бит-квартета «Секрета». А вы кто такие? — кричал Сергей Натанович, выпучив глаза и раздувая ноздри. Александров был актером открытого темперамента, свою мысль доносил громко, с пафосом.
В своей эмоциональной речи он постоянно упоминал некоего Николая Васильевича, якобы большую партийную шишку в Москве, готового по первому его звонку разобраться с перегибами на местах.
Персонал трепетал.
Нам было ужасно неудобно. Наши интеллигентские уши с трудом выносили такие вибрации, но угомонить его было невозможно.
К тому же после александровского дивертисмента нас всегда встречали ласково, мы ели на белых скатертях специально приготовленную еду, а после концерта нас ждал накрытый стол в номере.
Со временем Сергей Натанович сам уверовал в истину слов «я-директор-бит-квартета-«Секрет»-а вы кто такие» и всегда добивался желаемого. Лишь однажды у Сергея Натановича не получилось, это свалило Александрова с ног, буквально.