Так и прошел праздник, который закончился трансляцией с Красной площади.
6 мая идем полным ходом, курс норд, по абсолютно чистой воде…
7 мая в туманной дали появились суровые контуры Чукотки. Свинцовые тучи ровной линией срезали верхушки снеговых сопок. Все хотели видеть долгожданную землю, к которой с таким трудом пробивали путь в течение двух месяцев.
На мостике — наш бессменный капитан Вага. Его обветренное лицо, похудевшее от бессонных вахт, посветлело, на губах впервые за много дней появилась улыбка. Я снимаю его на фоне Чукотки.
— Тихий ход! — говорит он в переговорную трубку и со звоном переключает рубку телеграфа.
— Сейчас будем входить в бухту Провидения. Снимите непременно — красота исключительная. Жаль только, пасмурно.
Вдруг налетел порывистый ветер с туманным мокрым снегом. Все исчезло, растаяли сопки, и мощный гудок потряс сырой воздух, покатилось, долго не замирая, многоголосое эхо… Новый порыв ветра снял снежную завесу, и перед нами открылась большая, покрытая льдом бухта с крутыми черными ребрами белых сопок.
«Смоленск» тихо вошел — словно в лунный кратер — и отшвартовался у ледяного припая.
Справа у крутой сопки я заметил маленький деревянный домик. Это было единственное жилье в «лунной долине».
Первым сюда из челюскинского лагеря прилетел Анатолий Ляпидевский. Его самолет был переполнен женщинами и больными. Моя камера заработала, и пленка метр за метром запечатлела событие, получившее впоследствии название «челюскинской эпопеи».
Вскоре прилетели Водопьянов, Галышев, Доронин, а с ним знаменитые летчики Слепнев и Леваневский. Каманин и Молоков еще продолжали переброску челюскинцев со льдины в Ванкарем.
Вместе с появлением первых спасенных в бухту Провидения пришли и отшвартовались еще два корабля: один из Владивостока — «Сталинград», другой из Ленинграда — «Красин». Бухта оживилась и превратилась в шумный порт.
Солнышко стало пригревать, и Берингов пролив очистился ото льдов.
Капитан Вага получил приказ выйти в бухту Лаврентия и взять на борт группу челюскинцев, которая двинулась на собачьих упряжках из Ванкарема.
Погода стояла отличная. По Берингову проливу плыли большие белоснежные льдины. А вдали на горизонте в голубой дымке легким силуэтом прорисовывалась Аляска.
Бухта Лаврентия оказалась забитой тяжелыми торосистыми льдами, и мы снова вынуждены были швартоваться у мощного ледяного припая.
Ждать долго не пришлось. Вскоре между торосов появились юркие собачьи упряжки с бегущими рядом каюрами-чукчами. Лай и крики огласили окрестности.
Челюскинцы заполнили «Смоленск», и на палубе сразу стало ужасно шумно, тесно и радостно. Правда, трудно пришлось мишке Машке: каждый норовил ее приласкать, и от этих ласк медведица уже начала приходить в ярость. А челюскинцы все прибывали.
Стоя на мостике, капитан Вага торопил. Надо спешить. Берингов пролив весной капризен. Погода и ледовая обстановка меняются здесь невероятно быстро. Нужно скорее уходить отсюда.
13 мая. Наконец поступила команда отдать концы. Не успел «Смоленск» развернуться, как повалил густой и мокрый снег, все исчезло, провалилось в белой пропасти. Опасения капитана оказались более чем пророческими.
Быстро налетела пурга и так же быстро пролетела дальше. Снова появилось солнце. Мы успели вовремя развернуться на обратный курс. Нам вслед двигались тяжелые льды из Северного Ледовитого океана. Сильный ветер загонял их в Берингов пролив. Они громоздились и шли за нами сплошной стеной. Запоздай мы на несколько минут — затерло бы нас, раздавило.
Прощай, Арктика! Обходя белые поля, мы обогнули с востока американские острова — Св. Лаврентия и Св. Матвея. Вдоль Америки спустились южнее и взяли курс на Петропавловск-Камчатский.
24 мая получил строгую радиограмму:
«П/х «Смоленск» корреспонденту «Красное знамя» Микоша прошу выполнить важное задание Организуем большой интересный номер дню прихода челюскинцев Владивосток тчк Плане тире шестьсот строк на тему Путь челюскинцев от лагеря до Дальневосточных ворот Советского Союза тчк Привлеките организации страницы Семенова Громова других обсудите планы страницы тчк Очерк том как были взяты последние со льдины тчк Очерк челюскинцах борту Смоленска тчк очерк Здоровья тчк Высказывание челюскинцев тчк Беседы пожелания тчк Все шестьсот строк надо частями течении дней передать по радио Красное знамя тчк Радируйте каждый шаг этого дела тчк Придаем исключительно большое значение этому заданию тчк Жду радио привет главный редактор Ходаков».
…Только позднее, когда я вернулся в Москву, мне под большим секретом сказал корреспондент «Правды» Лева Хват (тоже бывший на «Смоленске»), что Куйбышев посылал в экспедицию спасения радиограммы совсем другого рода. Смысл их сводился примерно к следующему: «Гоните в шею этих корреспондентов, пусть не мешают нашей работе…»
Я готовил огромное количество материалов — записывал рассказы челюскинцев, систематизировал свои дневники, снимал «лейкой» фото для газет, кинокамерой — кадры для будущих фильмов. Вместе с товарищами кинохроникерами посылал телеграмму и в Москву:
«…После встречи «Смоленска», «Красина» и «Сталинграда» с челюскинцами в бухте Провидения объединили на «Смоленске» весь снятый материал похода «Челюскина», его гибели, спасения. Снимаем обратный путь «Смоленска», челюскинцев, героев-летчиков во Владивосток. Имея ценнейший исторический материал, снятый в сложных условиях суровой Арктики, горим нетерпением показать его всему Советскому Союзу. Горячий привет! Операторы «Союзкинохроники»: Шафран, Микоша, Вихирев, Самгин…»
…Эпопея окончена. На экраны страны вышел документальный фильм. Его снимал оператор Марк Трояновский. Когда «Челюскин» зазимовал и предстояла длинная полярная зима, никаких интересных съемок не предвиделось. Трояновский с небольшой группой членов экспедиции вернулся в Москву, оставив вместо себя своего ассистента Аркадия Шафрана. Шафрану выпала самая большая честь и самая трудная миссия — снимать гибель «Челюскина» и жизнь на льдине. Он совершил подвиг, и я был счастлив, что мой скромный труд — съемка спасения — вошел интересным эпизодом в этот фильм.
19 июня в газете «Вечерняя Москва» вышла первая рецензия на первый фильм «Челюскин», который стал вступлением к киноэпопее о спасении челюскинцев.
В той же газете Максим Горький в своей статье писал:
«В истории гибели «Челюскина» и героической работе спасения экипажа его от неизбежной гибели есть нечто, требующее особого глубокого внимания и понимания…
Подвиг спасения челюскинцев возможен только в стране, где пролетариат взял в руки власть и создал родину себе. Подвиг этот возможен только в Союзе Социалистических Советов, где разоблачены лживость и лицемерие буржуазного гуманизма и растет гуманизм пролетариата, основанный на сознании равноценности всех людей социально полезного труда. Этот подвиг возможен только у нас, где правительство неустанно и успешно работает над укреплением всеобщего мира ради охраны жизни трудового народа всех стран, всех наций земли — народа, миллионы которого буржуазия снова намерена уничтожить…
В нашей стране «малоценных» людей нет, наши люди все более дружно и успешно доказывают, что это действительно так: ежегодно из среды рабочих, крестьян выдвигаются десятки тысяч новой, советской интеллигенции. Текстильщики и пастухи, шахтеры и слесари, уборщицы, швейки и вообще люди физического труда быстро перевоспитываются в людей высокой интеллектуальной квалификации. У нас человек становится все дороже, ибо перед каждым открыты все пути к развитию его способностей, талантов, и в 170-миллионной массе населения Союза Советов растет количество людей, которые сознают, что они мужественным трудом своим строят себе родину, которой у них не было.
История челюскинцев исполнена глубокого смысла, ибо она внушает людям всего Союза Советов, что у них есть родина, что она в любой момент явится на помощь каждому, что для нее нет «малоценных людей» и что поэтому каждый из нас, усиливая ее мощь, ее богатства своим трудом, должен работать честно, ненавидеть врагов неустанно, своих единомышленников, своих разноплеменных и разноязычных родичей любить и уважать… М. Горький».
Мы безоговорочно верили любимому писателю. Да и как мы могли не верить — мы, сами прошедшие через суровую ледовую одиссею? Мы даже не заметили «литературных перлов» в статье живого классика. Только сейчас, перечитывая эту малограмотную галиматью, я усомнился: неужели это Горький?
ЭХ, ПРОЩАЙ, МАМА!
Хочешь,
вниз
с трех тысяч метров
прыгну?!
Владивосток гудел сиренами, пароходами и паровозными гудками. Медленно и торжественно, мимо сотен расцвеченных буксиров, катеров, лодок, переполненных людьми и цветами, входил в бухту Золотой Рог пароход «Смоленск».
Многотысячная толпа на пирсе колыхались, как море, полыхала пламенем алых полотнищ. Ритмичные взрывы сотен голосов скандировали: «Добро пожаловать, челюскинцы!», «Слава отважным летчикам, бесстрашным героям!» Крики «ура», как ураган, захлестывали все вокруг, и в небо взлетали белые голуби, а к нам на палубу летели сотни букетов цветов. До вечера бушевало веселье, шумел и плескался радостью город.
Но вот отзвучали торжественные речи, салюты, приветствия, увяли, запылились цветы на тротуарах и мостовых… Голубой экспресс умчал на запад пьяных от счастья героев и горластую толпу операторов, репортеров, журналистов.
С корабля я попал на самолет. И случилось так, что мой новый полет чуть не стал последним. Цель предстоящей съемки была не сложной. Нужно было отснять новый цементный завод недалеко от маленького городка, приютившегося у подножия огромной сопки, из которой добывали сырье — известняк.