– Ваше имя? – Она села за стол, достала документы и принялась медленно и безразлично их заполнять.
– Мне очень больно, и у меня кровотечение, мне надо помочь! – Настя собралась с силами: – Какое имя?
– Ваше имя, – как робот, произнесла женщина, – пока все документы не заполним, никуда не пойдем.
– Но мне больно! – закричала Настя. – Из меня льется кровь, у меня кружится голова!
– Здесь всем больно и из всех льется кровь, – глубокомысленно произнесла медсестра, – это же гинекология, а не парк развлечений. Ваше имя?
– Смирнова Анастасия Владимировна, – прошептала Настя.
– Возраст? – Женщина спрашивала медленно и безразлично, иногда сочно позевывая.
– Двадцать два года.
– Замужем?
– Нет.
– Адрес прописки и место фактического проживания?
– Где работаете?
– Ваш телефон?
– На что жалуетесь?
Настя потеряла сознание именно на вопросе «на что она жалуется», а когда очнулась, то уже лежала на кровати в палате с белыми стенами и с капельницей у изголовья. Она еще не успела ничего понять, испугаться, как в палату вошло несколько людей в белых халатах и в масках на лице, а потом Настя просто отключилась, она так и не поняла, что ее ввели в общий наркоз и теперь экстренно делали кесарево сечение.
– Ваше имя? – словно сквозь густой туман кто-то кричал прямо ей в лицо. – Твое имя? Как тебя зовут?
– Настя, – едва слышно произнесла девушка.
– Везите ее в реанимацию.
Настя то приходила в сознание, то отключалась. У нее ничего не болело, но общее состояние было ужасно отвратительное, словно ее душа вырвалась из тела, измазалась в каком-то дерьме и теперь ужасно воняла.
Когда Настя открывала глаза, она видела белоснежную комнату, состоявшую из густых и опять-таки белоснежных облаков, а когда сознание ее покидало, наступала черная и непроглядная тьма. Для нее время словно бы остановилось, и Настя думала, что с момента родов прошли, может быть, сутки, не более.
Как же она бы удивилась, узнав, что уже восьмой день находится в пограничном состоянии между жизнью и смертью и врачи не дают никаких прогнозов относительно ее будущего.
На десятый день Настя проснулась, она открыла глаза и сразу почувствовала невыносимую боль, ломило все тело, словно ее пропустили через мясорубку.
Она хотела встать, но каждая рука весила тонну и не было сил даже пошевелиться. Из горла торчала трубка и говорить она не могла, к руке была подсоединена система, в мочевой пузырь вставлен катетер. Голова кружилась, ее тошнило, и казалось, что еще немного, и она снова потеряет сознание, но этого не случилось.
Через два часа пыток болью, которые показались Насте бесконечными, в палату заглянула медсестра и равнодушно отметила, что «эта очнулась».
Затем она ушла, а еще через полчаса в палату зашел врач и принялся осматривать Настю.
Сначала он осторожно вынул из горла девушки трубки, и Настя судорожно сглотнула слюну, исцарапанное горло нещадно ломило, словно она жевала стекло, и каждое слово давалось с огромным трудом.
– Где моя дочь? – спросила она у врача.
– Твоя дочь? – мужчина искренне удивился. – Я твой врач, а не ребенка.
– Я хочу узнать, где мой ребенок! – Настя была готова расплакаться, но даже на плач у нее не хватало сил.
– Хорошо, я узнаю. – Он посмотрел на карточку, привинченную к кровати, там были ФИО роженицы. – Как себя чувствуешь?
– Ужасно, – простонала Настя, – все болит, кружится, голова болит, горло, живот и грудь.
– Грудь? – Мужчина бесцеремонно откинул простынь, под ней Настя оказалась совершенно голой. – Да, грудь словно каменная, – он безжалостно мял ее тело, – молоко пришло, а ты была в отключке, надо было сцеживать, а сейчас, конечно… ну что, будем ставить антибиотики, если не поможет, разрежем.
– Что? – Настя хотела скосить глаза, чтобы посмотреть, что стало с ее грудью, но у нее не получилось.
– Грудь, конечно, – безмятежно отозвался врач, – там сейчас гной, молоко, может начаться сепсис.
Настя промолчала.
Затем доктор откинул простынь со стороны ног, вынул катетер из мочевого пузыря, и Настя едва не закричала от новой волны боли.
– Должна научиться писать сама, – резюмировал врач, – если до вечера не получится, вернем катетер на место.
– Только не это, – взмолилась Настя. Ощущать в себе катетер было невыносимо мерзко, ужасно неприятно и просто отвратительно.
– Сейчас вернется медсестра, даст тебе немного каши, таблетки, поставит уколы и капельницу. Состояние у тебя нормализуется, вечером я еще загляну.
– А как же моя дочь? – взмолилась Настя. – Я прошу вас, пожалуйста, узнайте, как она.
– Ах дочь, я и забыл, – врач рассеянно улыбнулся, – ну, хорошо.
Он вернулся через пятнадцать минут и по тому, как он зашел в палату и сел на стул напротив Насти, она поняла, что разговор предстоит тяжелым.
– Девочка на ИВЛ, сама не дышит, у нее желтуха новорожденных и… – мужчина промолчал и потупил глаза.
У Насти оборвалось сердце:
– И?
– У нее диагностирована болезнь Канавара.
– Что это за дерьмо? – Настя растерялась, она никогда не слышала о таком заболевании.
– Это генетическая болезнь, – врач был краток, было видно, что разговор ему дается с трудом, но тем не менее он никуда не уходил.
– Как вы так быстро ее выявили? – Настя не ощущала боль в горле, она даже больше не замечала нещадно ноющее тело, ее охватил ужас. – За сутки после родов?
– Вы здесь уже почти две недели, – врач вздохнул, – мужайтесь, дети с таким диагнозом редко доживают до десяти лет, да и то это при условии, что…
– Я не хочу ничего слышать! – закричала Настя и забилась в истерике, и для того, чтобы ее остановить, врачу пришлось вызывать медсестру и ставить Насте успокоительное.
Глава 2
Встречать Настю из больницы приехали только Ксения и Ирина Михайловна, отец в это время был «безумно занят на важной встрече», он пытался реанимировать свой разваливающийся бизнес.
Дочь, которую Настя ни разу не видела с момента рождения, а уже прошло полтора месяца, положили в детскую больницу, и теперь к ней надо будет каждый день ездить на другой конец города.
Ирина Михайловна осунулась и похудела, от прежнего лоска и театральной напыщенности не осталось и следа, Ксения же, как всегда, выглядела просто потрясающе.
Именно она и подошла первая к Насте и крепко ее обняла:
– Привет, сестренка! Ну ты нас всех и напугала!
Они стояли в вестибюле больницы, Ирина Михайловна молча протянула Насте куртку, начало февраля выдалось на удивление теплым, а привезли сюда Настю в шубе.
– Как Соня? – Настя удивленно посмотрела на мать, Ирина Михайловна не подошла, не поцеловала ее и выглядела как привидение.
– В больнице, где ей еще быть, – нехотя ответила женщина, – от ИВЛ ее отключили, можно будет забрать домой через неделю.
– Я отвезу тебя в твою квартиру, – прервала мать Ксения, – я уже съехала, теперь будешь жить там одна с дочкой.
– Ты ее хоть видела? – спросила Настя, она хотела и одновременно боялась узнать, как выглядит ее ребенок.
В последние две недели, когда ее наконец-то перевели из реанимации в обычную палату, у нее уже было время почитать в Интернете о болезни Канавара, и она понимала, что вся ее жизнь теперь пошла прахом.
– Нет, я не видела, – вздрогнула Ксения, – но мама там была пару раз.
– Обычный ребенок, – пожала плечами Ирина Михайловна, – но эта ее болезнь… я разговаривала с Татьяной Олеговной, она говорит, это генетика, и Соня не доживет до десяти лет. Так, может, ты мне хоть сейчас скажешь, с кем ты спуталась и от кого родила это чудовище? – Ее голос звенел от ненависти. – Отец потерял бизнес, мы в полной заднице, и теперь еще ты со своим генетическим уродом!
Настя опешила от такой вспышки ненависти, она понимала, что без мужа и работы, с ребенком-инвалидом теперь целиком и полностью зависит от родителей, но зачем же так жестоко? В чем ее вина?
– Кто ее отец? Скажи мне! – требовала мать.
– Прекрати! – прикрикнула на нее Ксения. – Ты совсем с ума сошла? Настя едва выкарабкалась, она еще из больницы не вышла, ты совсем?
Мать испуганно ойкнула и горько разревелась:
– Прости меня, доченька! – Она кинулась обнимать Настю, и от этих объятий и этой истерики Насте стало только хуже.
Уж лучше холодная ненависть, чем эти сопли и вопли.
– Но ты нам такую свинью подложила! – Мать трясла головой и рыдала. – Теперь нам вечно мучиться с инвалидом, который даже ничего не соображает! Отец прогорел с бизнесом, он уже продал свою машину и, если бы не Ксения и ее Женя, мы бы вообще пошли ко дну.
– Женя? – Насте показалось, что она ослышалась.
– Да, мы с Вадимом разводимся, – Ксения неловко замялась, – родители знают, что я жду ребенка от Жени, он тоже подал на развод, в марте у нас свадьба. Я попросила Женю дать мне немного денег, чтобы закрыть долги отца по кредиту, но там набежали такие проценты, что удалось заплатить только часть, поэтому автомобиль папа и продал.
Тем временем женщины вышли на улицу и подошли к роскошному черному «Бентли».
– Это мне Женя подарил, – смутилась Ксения, – ну это за то, что я решила оставить ребенка и…
– А как же Вадим? – не удержалась от вопроса Настя.
На нее сразу обрушилось столько новостей: и банкротство отца, и новая свадьба Ксении, что на какое-то время ее личная трагедия с дочкой отошла на второй план.
– Вадим? А что Вадим? – Ксения безразлично пожала плечами. – Вы садитесь в машину, – она открыла дверцы перед сестрой и матерью, – ну, поплачет и будет жить дальше.
Настя больше вопросов не задавала.
Ксения высадила Настю у ее новой квартиры, той самой, что им подарили почти год назад родители на окончание института, отдала ключи и уехала отвозить маму домой.
Ирина Михайловна побыть с Настей наедине желание не выразила, и Настя была этому даже рада.
В ее голове до сих пор звучал истеричный голос матери: «Кто этот мужчина, от которого ты родила генетического урода?»