В Помпеях остается на месте лишь стенная живопись. ‹…› Вследствие этого, доселе остаются в Помпеях все Самнитские дипинты, деланные кистью и красной краской на стенах древнейшей, доримской кладки, все граффиты на камнях и стукке. Найти их без руководства местного специалиста для иностранца не было никакой возможности. ‹…›
Из Неаполя мой путь лежал в те места Счастливой Кампании (ныне носящей официальное название provincia di Terra di Lavoro), где хранятся какие-либо остатки письменности осков. Ближайшим пунктом от Неаполя была Капуя, этот город для меня был необходим по своему Museo Campano, устроенному на средства провинции лет десять тому назад. Целию этого учреждения было сохранение памятников древности этих мест, бывших когда-то театром стольких событий и стольких переворотов в римско-италийской истории. И насколько позволяют средства провинции, в настоящее время музей наполняется предметами всякого рода – италийскими, римскими и греческими монетами, надписями, вазами и другой утварью домашнего быта древних, архитектурными украшениями разных стилей и эпох и пр. Все это располагается здесь в строгом порядке опытной рукой хранителя музея, известного в тех местах археолога о. Габриеле Яннелли. Поезд железной дороги, с которым я отправился из Неаполя, прибыл в Капую после полудня. Музей, до которого довел меня первый попавшийся мальчик, был уже заперт. Но когда служитель узнал во мне иностранца, тотчас побежал в дом о. Яннелли, который и не замедлил явиться. Я вручил ему рекомендательное письмо от г. де-Петри, и мы отправились в канцелярию музея. Здесь он подал мне особую книгу, куда вносят свои имена все, являющиеся в музей для занятий, причем я должен был объявить не только свое звание, но и звание моего отца. Окончив эту формальность, о. Яннелли повел меня по музею. Как учреждение новое, музей, конечно, не богат, и собрания его не поражают численностью предметов; но нельзя не отнестись без полного уважения к мысли учреждения, которым до известной степени предупреждаются порча и потеря для науки памятников такого важного места в древней Италии, как Капуя и «Счастливая Кампания» потому что капуанцы славятся по всей южной Италии не только корыстолюбием, заставляющим их скорее сбывать с рук всякую древнюю находку, но и бесстыдством фальсификации. По крайней мере, ни откуда в Неаполе не получается столько подложных вещей, как из этих мест, от этих «капуанских обманщиков» Но, с другой стороны, редко где и иностранцы, и итальянские антикварии получают столько настоящих древностей, как у капуанцев, которые обыкновенно неохотно доводят до сведения властей о своих находках, как того требует закон. Продажа и покупка производится тайком, и благо если новый владетель поделится с наукой своим приобретением и укажет место, откуда он его вывез. Большинство же вещей, вероятно, остается в неизвестности и гибнет для археологии и истории.
В эту поездку мы осмотрели все более замечательные места и в особенности виллу фамилии Паттурелли, в последние годы давшую так много археологического материала. Здесь найдено большое количество статуй из туфа и терракоты, стоявших, вероятно, в храме или около него, разрыты могилы, отделанные внутри стукком и живописью, найдено несколько латинских и осских надписей. Сами владельцы виллы – дряхлые старики, и им наука обязана лишь тем, что они, случайно напавши на древний клад, дали знать об этом одному из видных антиквариев-копателей в целой Кампанье, синьору Горацию Паскале, живущему с ними по соседству, в деревне Курти. Этот взял раскопки в свои руки, и с начала семидесятых годов работа идет здесь с завидным успехом. В особенности ему счастливилось на предметы домашней утвари и расписные вазы; собрание их сделало бы честь любому первостепенному европейскому музею.
…Климат Неаполя в летние месяцы можно считать умеренным только сравнительно с жарами таких городов, как Рим и Флоренция; но все же в конце июля и в первой половине августа и здесь бывает очень жарко Тем чувствительнее этот жар при постоянном физическом и умственном напряжении, и большим было бы поэтому подвигом отказать себе в возможности пережить эти палящие дни где-нибудь в соседстве Неаполя – в окрестностях Кастелламаре, в Амальфи или Сорренто. В последнем из этих всемирно-прославленных мест летом 1875 г. жила значительная колония наших художников, перебравшихся сюда из Рима. Здесь были скульпторы М. М. Антокольский, задумывавший тогда своих Сократа и Спинозу; А. В. Снигиревский, приехавший отдохнуть после исполнения нескольких больших и мелких вещей, которые доставили ему вскоре звание академика; живописцы Н. О. Ковалевский, только что окончивший свою превосходную картину «Раскопки близ Рима», А. А. Риццони, Ф. П. Рейман, собиравшие здесь материалы для своих зимних работ; музыкант М. М. Иванов и др.
Со всеми этими соотечественниками я был знаком еще с прошлой зимы, с некоторыми же пришлось сойтись на приятельскую ногу – это было новым побуждением оставить душный город Незаметно, как сладкий сон, промелькнули для нас три недели этих никогда, ни прежде, ни после не испытанных каникул. Прогулки и экскурсии в обществе симпатичных людей, беседы о России по поводу приходивших к нам сюда газет и писем и разнородные споры, без которых обыкновенно не обходится ни одна приятельская компания, наполняли наше быстро летевшее время. Сборным пунктом русской колонии служил дом гостеприимной москвички М. Н. Б-й, занимавшей со своим семейством одну из самых больших и роскошных вилл города. Любезный характер хозяйки, русские книги и журналы, получавшиеся здесь в большом количестве, прелесть прилегавшего к вилле большого апельсинного сада с открытым видом на Капри и Неаполитанский залив созывали сюда обыкновенно всех, кто любил проводить вечерние часы в веселой и интеллигентной беседе. Другим русским домом, о котором невольно вспоминаешь теперь с искренним удовольствием, был дом Антокольских.
Всего пять лет прошло между моим первым и вторым посещением Италии, а как многого уже нет в Риме из того, что мы видели раньше, и как поразительно много нового появилось здесь в этот короткий промежуток времени! даже путешественники, не бывшие здесь лет десять, с изумлением встретят теперь этот новый город, эту Roma Nuova, как называют в настоящее время целый ряд кварталов, возникших на Эсквилине и на смежных с ним возвышениях и лощинах. На месте прежних овощных огородов, виноградников и больших пустырей, по которым бывало спокойно прогуливались коровы и козы, на месте этой захолустной деревни, существовавшей в стенах большого города, теперь стелются широкие, правильные, по строго выдержанному плану вытянутые улицы, выведены колоссальные дома с зеркальными окнами, устроены изящные кафе, рестораны, магазины и проч. Новые времена, естественно, должны были отозваться большими переменами в ходе римского просвещения, римской науки и, что лично нас интересовало более, в характере римской археологии. Из очерченной нами выше истории Немецкого археологического института видно, что это учреждение было главным центром учености этого рода, – центром, с которым не могли соперничать ни Папская Академия, никакое другое ученое общество. С водворением здесь нового правительства археология получает характер государственной науки: теперь учреждается главное управление по делам археологических раскопок и музеев Италии вся страна делится на множество мелких округов с правительственными инспекторами, на обязанности которых лежит следить за ходом раскопок и за всеми открытиями и доводить о них до сведения главного управления. Последнее в свою очередь помещает эти отчеты в специальном ежемесячном издании служащем органом для всей Италии Учреждены новые штаты служебного персонала по ведомству государственных древностей и музеев, составлены и изданы новые правила относительно метода раскопок и пр. Все это потребовало новых издержек, а потому правительство обложило все музеи и собрания древностей, составляющие собственность государства, пошлиной – по франку с каждого посетителя. Свободный вход отнесен теперь лишь на воскресенья и некоторые большие праздники. Во главе этого ведомства стал уже известный нам сенатор Джузеппе Фиорелли, переселившийся из Неаполя в Рим. Летом 1880 г. нам довелось видеть его и на этом новом посту: он все тот же неутомимый труженик. Но что успехи Капиталийского института симпатичны не всем местным ученым, стало для нас ясным из недавней встречи с одним из наиболее видных представителей итальянской археологии, известным писателем иезуитом, отцом Раффаэле Гарруччи.
Иван ЦветаевЗаписка о Музее изящных искусств имени императора Александра III при Императорском московском университете
Эстетическое воспитание отдельных лиц и целых обществ достигается, главным образом, непосредственным, частым и внимательным созерцанием художественных произведений. Изобразительные искусства влияют на душу человека прежде всего своим внешним видом, своею формою, и потому непосредственному изучению их памятников в оригиналах или даже в удовлетворительно исполненных копиях приходится отдавать преимущество перед самой красноречивой лекцией профессора или писателя о том же предмете. В таком же положении находится и писатель по вопросам искусства. Так, высочайшего энтузиазма и глубокого знания дела исполнены восторженные описания статуи Аполлона Бельведерского или знаменитого Torso di Belvedere Ватикана, оставленные нам Винкельманом; но они бледнеют в силе впечатления перед влиянием на душу зрителя самих памятников или даже гипсовых отливов с них. Никакие описания мастера литературного стиля не дадут нам того впечатления о Сикстинской Мадонне Рафаэля или о Страшном суде Микеланджело, каким дарят нас эти удивительные картины даже в их хороших воспроизведениях. Такова могучая роль непосредственного созерцания в деле искусства.
Илл.12. Иван Цветаев
Музей изящных искусств имени императора Александра III, организуемый при Императорском московском университете с учебно-воспитательною целью, имеет своим назначением представить в историческом порядке судьбы скульптуры, зодчества и живописи у древних и новых народов и чрез это дать учащемуся юношеству и публике необходимые средства к изучению искусств, к облагорожению их вкусов и развитию в них эстетических понятий. Скульптура будет изображена здесь в гипсовых слепках, делаемых в натуральную величину оригиналов и с математической точностью в лучших мастерских Западной Европы, преимущественно в самих государственных и частных музеях, где хранятся знаменитые оригиналы. Множество статуй, групп, рельефов и бюстов уже прибыли в Москву для будущего Музея из Лувра, Британского музея, Мюнхенской Глиптотеки, Дрезденского Альбертинума, из Берлинского Королевского Музея, из Национального Музея в Неаполе, из Ватикана и других музеев Рима. Скульптура в лучших и главнейших памятниках будет расположена в Музее по странам и историческим эпохам: 1) Египет, 2) Ассирия и древняя Персия, 3) Финикия и Малая Азия, 4) Греция в различные периоды процветания ее искусств (11 зал и кабинетов), 5) Рим, 6) Средние Века, 7) Эпоха Возрождения и 8) Новые времена и народы.