Накинув пальто, я молча захлопнула за собой дверь. Если бежать достаточно быстро, то можно успеть до того, как Роджер проверит свой ящик.
Записка все еще лежала там. Сунув ее в карман, я развернулась и налетела прямо на Роджера. Его синий джемпер под твидовым пиджаком был теплым на ощупь. И пах табаком.
— Простите, — сказал он.
— Ничего, это я виновата, — пробормотала я.
— Вы что-то хотели? Кафедра вот-вот закроется.
— Я… ну, вообще-то, я надеялась увидеть вас.
Я почувствовала, что краснею.
— Ну и как, увидели?
— Да! Я… я немного затрудняюсь с темой викторианского взгляда на женскую эмансипацию. Хотела включить ее в сочинение по Джорджу Элиоту. Собиралась сказать вам об этом сегодня днем, но… ну, я забыла. Я не смогла достать книги, которые вы рекомендовали — в библиотеке они все на руках.
Он достал из кармана ключ от кабинета.
— Если хотите, я могу одолжить вам свои личные. Заходите!
«Говорят, он тот еще ловелас. Будь осторожна».
— Да я и тут подожду, — сказала я, оставаясь снаружи. — Вообще-то, я спешу. Мой парень готовит ужин.
— Я и не знал, что он у вас есть. Вы о нем раньше не упоминали.
Почему я никак не научусь лгать? Впрочем, не его дело.
— Ну, он что-то типа моего парня.
Роджер усмехнулся.
— А, знакомая история! — Он сунул книги мне в руки. — Вот они. — Его голос звучал искусственно бодро. — Можете оставить их у себя до следующего семинара.
Я брела обратно в общежитие по шелестящим осенним листьям, чувствуя еще бо́льшую растерянность, чем прежде. Всего несколько минут назад я говорила себе, что ни за что не поведусь на женатого мужчину. Однако неожиданная встреча с ним лицом к лицу что-то разбередила. Почему Роджер Холлс производил на меня такое впечатление? Может, потому, что имел схожие проблемы? Или потому, что был первым человеком за много лет, проявившим ко мне неподдельный интерес?
Глава 36Джо
Водитель сказал правду. До Тинтагеля мы едем чертовски долго. Когда я выхожу, вокруг полно туристических автобусов и толпы народа. С одной стороны, это хорошо, потому что можно спрятаться среди людей. Я в очередной раз оглядываюсь через плечо. Никто меня не преследует. По крайней мере, в пределах видимости.
Скоро наступит вечер. Мой желудок, такой сытый раньше, теперь урчит, а мышцы затекли от долгого сидения в автобусе. Я прохожу мимо пекарни. От запаха слюнки текут. Я покупаю пирожок с сыром и луком, стараясь не светить оставшимися деньгами из конверта.
Становится холоднее. Я не хочу тратить драгоценную наличность на постель и завтрак, но это лучше, чем ютиться под мокрым забором. И тут меня словно бьет током. Я осознаю, что забыла в автобусе пакеты с туалетной бумагой и душистым мылом.
Я со злостью пинаю стену. Проходящий мимо мужчина бросает на меня испуганный взгляд.
— Я не опасна! — выкрикиваю я.
Мне хочется плакать, но я держусь и брожу туда-сюда по главной улице и переулкам, отходящим от нее. На всех отелях типа «Постель и завтрак» таблички: «Свободных мест нет».
Похоже, снова придется спать в суровых условиях. Может, удастся найти сарай или что-то подобное. Я следую по указателю «Замок Тинтагель», спускаясь по крутой тропе. Затем у меня перехватывает дыхание. Прямо подо мной — огромная пропасть с утесами и морем внизу.
Я знаю это место. Или мне так только кажется? Я опираюсь об ограду впереди. Камень врезается в ладони. Кружится голова. На коже выступает пот. Я сейчас хлопнусь в обморок.
— Соберись, тряпка! — яростно говорю я себе, отворачиваясь от моря.
И вижу его. Маленький желтый цветок, растущий среди сорной травы на обочине тропинки. Я опускаюсь на колени в грязь и глажу его. Крошечные лепестки похожи на бархат.
Теперь мне лучше. Дыхание немного выравнивается. Я заставляю себя подняться и идти дальше, но снова и снова оглядываюсь через плечо — сама не знаю зачем.
Тропинка все не кончается, а море по-прежнему справа от меня. Я иду по пешеходному указателю, затем по другому. Поднимаюсь все выше. Я не смотрю вниз, чтобы от страха снова не закружилась голова.
Небо уже стало красно-розовым, как закат в фильмах. Сейчас я поднимаюсь по лестнице. Я задыхаюсь, потому что ступени очень крутые. И бросаю быстрый взгляд на море. Оно еще ниже, чем раньше. Я заставляю себя отвести глаза и продолжаю идти. Становится легче. Тропа здесь ровнее. И вдруг я ощущаю мурашки на коже. Впереди на корточках сидит человек! У него что-то в руке…
Вокруг больше ни души. Беги, говорю я себе. Но он поднимает взгляд и видит меня.
— Здрасте. — Его тон не слишком светский, но и не грубый. На лице щетина, а кожа коричневая, словно он много времени проводит под открытым небом. — Прекрасный вечер, не правда ли?
Если я рвану прочь — успеет ли он меня схватить?
— Не обращайте на меня внимания, — продолжает он. — Просто наслаждайтесь видами.
И тут я понимаю, что в руке у него кусок красного мела. Я медленно подхожу поближе. Он сидит на корточках над самым прекрасным рисунком, который я когда-либо видела. Там и море внизу, и мост, и крутая тропинка, ведущая вверх по утесу. Цвета по-настоящему классные. Синие, розовые, желтые. Блин, как круто! Он рисует на плитках мостовой.
— Нравится? — спрашивает он.
— Это потрясающе! — Не в силах удержаться, я сажусь на корточки рядом с ним. — А если пойдет дождь?
Он пожимает плечами:
— Ну, тогда все смоет.
— Столько труда впустую!
— Не волнуйтесь. Я еще нарисую. Хорошая экономия на покупке холста. Люди щедры на пожертвования, так что с мелом проблем нет.
Рядом с ним стоит пластиковая коробка с монетами. Так вот почему он такой разговорчивый! Он хочет от меня денег. Я с усилием поднимаюсь на ноги, думая о конверте, который мне дала американка. Этот парень не получит оттуда ни пенни.
— Простите, — говорю я. — Мне нечего вам дать.
— Это не имеет значения. Я просто рад, что вам нравится моя работа.
— Я всегда хотела рисовать, — неожиданно для себя говорю я. Это звучит глупо от кого-то вроде меня, я знаю. Но это правда.
Он быстро набрасывает гротескные контуры цветка и протягивает мне кусок желтого мела:
— Прошу вас.
Чувствуя себя полной дурой, я нажимаю на мел слишком сильно. Он ломается пополам.
— Немного мягче, — говорит мужчина. — Вот так.
Он водит моей рукой. Обычно я ненавижу, когда меня трогают, но почему-то от прикосновения его обнаженной кожи по моей растекается приятный жар.
— Вот, правильно. Теперь сами.
На этот раз у меня получается не сломать мелок. Он смотрит одобрительно:
— Красивый цветок.
— Это вон тот, который в кустах, — хрипло говорю я.
— О да. Дрок. Выживет где угодно. Любая непогода ему нипочем.
Затем он встает и отряхивается, возвышаясь надо мной. Этот парень высокий, оказывается!
— А ты бродяга, верно?
Его вопрос выводит меня из себя. Откуда он знает? Я надела чистую одежду и вымыла голову в отеле. А, вон в чем дело. Мои пальцы выглядывают из кроссовок. Картон — неважная замена подошвам.
— С чего ты так решил? — спрашиваю я.
— Мне знаком такой взгляд, — говорит он. — Я ведь тоже не сижу на месте.
— У меня скоро будет свое жилье, — быстро откликаюсь я. Если я стану повторять это достаточно часто, то, возможно, и сама поверю.
— Конечно. Просто требуется время, не так ли? — Он аккуратно складывает мелки в коробку, как будто каждый из них — нечто драгоценное, и вскидывает рюкзак на плечи. — Тогда пошли.
13.35. 17 августа 1984 года
Майкл скачет на месте и тянет меня за руку:
— А мы можем пойти в сад? Я взял с собой теннисный мяч! Смотрите!
Он прятал его в кармане. Это один из моих. Наверно, стащил его из моей комнаты.
Это несправедливо. Я просто хочу побыть наедине с Питером и рассказать ему все о своей ужасной мачехе.
— Отличная идея! — Питер берет Майкла за другую руку.
Что он такое говорит? Я думала — он раздражен, как и я, что придется нянчиться с Майклом.
— Я состою в школьной команде по крикету, — продолжает Питер. — Все в порядке, сэр?
Этот последний вопрос — да так вежливо! — адресован уже моему отцу, который только что вошел в дом, припарковав автомобиль. Он выглядит рассеянно, словно высматривает Шейлу в толпе нарядно одетых, оживленно болтающих, звенящих бокалами гостей. А вот и она! Стоит с каким-то мужчиной с противоположной стороны комнаты и притворно смеется. Отец тоже ее замечает.
— Да, — говорит он нам через плечо. — Только оставайтесь за домом и держитесь подальше от машин — они до сих пор подъезжают, поняли?
— Пойдем, — шепчет мне Питер. — Если мы выйдем на улицу с твоим братом, то сможем найти какое-никакое уединение.
Глава 37Элли
Несмотря на то что решила остаться в учебной подгруппе Роджера, от него я стала держаться на расстоянии. Тем не менее чувствовала некоторое пугающее влечение. Словно во мне жили одновременно две личности: первая чувствовала себя особенной, когда он хвалил мои «проницательные сочинения», а вторая желала его оттолкнуть из-за слухов, что он женат.
Однако я заметила, что он не носит обручального кольца.
Бо́льшую часть первого года я неустанно трудилась над учебой. Моя соседка по комнате отчаялась меня куда-то вытащить.
— Почему бы тебе не пойти на бал в студенческий клуб? — спросила она как-то. — Ты могла бы найти себе парня, — добавила она, явно надеясь сделать это сама.
— Мне не нравятся такие развлечения, — пробормотала я.
— Ты там никогда не была — откуда знать, пока не попробуешь? Пойдем. Там будет весело! Давай я хотя бы научу тебя подводить глаза. Ты не узнаешь свое лицо!
Так и вышло. Но когда в зеркале отразилась новая взрослая я, мне показалось, что там мелькнула моя мачеха, которая всегда носила обильный макияж.