«Какое ты имеешь право, — почти услышала я ее голос, — прихорашиваться после того, что со мной сделала?»
— Как это смыть? — спросила я, все больше паникуя.
— Да не волнуйся ты так! На, протри глаза вот этим. — Соседка покачала головой: — Ох и странная ты, Элли.
А то я без нее не знала.
И все же в тот вечер я не смогла удержаться, чтобы не постоять у входа в клуб, слушая музыку, от которой дрожал пол, пока все танцевали внутри. Если бы все сложилось по-другому — я бы могла стать одной из них. Свободной, счастливой и умеющей веселиться.
Я осталась в Рединге после окончания летнего семестра. Разве у меня был выбор? Из Хайбриджа меня выпустили без официальной поддержки. У меня не было родных, к которым я могла бы отправиться. В общежитии имелось некоторое количество комнат для иностранных студентов, которые не ездили домой. Я была единственной англичанкой среди них. Всех остальных ждали семьи. Хорошо, что по крайней мере деньги не являлись проблемой. Начиная с моего восемнадцатого дня рождения, я каждый месяц получала выплату из трастового фонда, созданного для меня дедушкой, — гораздо больше, чем мне требовалось.
Вскоре мне даже понравилось находиться в универе, когда вокруг почти никого не было. В коридорах царила тишина, в столовой мальчики-первокурсники не обзывались и не кидались друг в друга булочками. Парки были прекрасны, я любила сидеть там на скамейке под чудесной магнолией и читать. В то лето я прорабатывала творчество Герберта Эрнеста Бейтса [13]. Я предпочитала его книги о семействе Ларкин его же более серьезным романам, поскольку в них он писал о семье, в которой все любили друг друга.
Однажды в августе, когда было особенно тепло, я отважилась надеть сарафан. Обычно я предпочитала прикрывать руки из-за шрамов. Но было слишком жарко, чтобы париться в рукавах.
— А вы до сих пор здесь? — послышался голос.
Мне не нужно было поднимать голову, чтобы узнать, кто это.
— Да, — сказала я.
Я ожидала, что Роджер спросит, почему я не поехала домой, но он не спросил. Словно уважал мою потребность в приватности. Мне это понравилось.
— Я тоже решил остаться.
Тут я все же подняла глаза. В руках он держал коричневый конверт.
— Мое свидетельство о безоговорочном расторжении, — произнес он, поглаживая конверт так, словно тот был драгоценным. — Я долго ждал, и вот оно у меня.
— О расторжении чего? — спросила я.
Казалось, он удивился, что я не поняла.
— Брака. Юридический документ, подтверждающий, что он окончательно завершен.
Раньше я никогда не встречала разведенных людей, еще одна примета того времени. Я была ошарашена и взволнована одновременно. Выходит, теперь он свободен…
— Вам грустно? — спросила я.
Годы, проведенные в Хайбридже, научили меня, что иногда прямые вопросы — самое лучшее; хотя и не всегда разумно давать прямые ответы.
— И да и нет. Мы были слишком молоды, когда встретились, но возможно, нам обоим стоило бы прикладывать больше усилий к семейной жизни. Странно осознавать, что теперь я холост. — Он будто сам с собой разговаривал.
— В этом есть свои прелести, — неожиданно сказала я.
— Правда? — Он пристально посмотрел на меня сверху вниз. — Знаете, что мне в вас нравится, Элли? Вы не такая, как все.
— Это комплимент или как? — спросила я, памятуя до сих пор задевающее меня высказывание соседки перед балом.
— Комплимент, конечно.
Мое сердце исполнилось признательности. В Хайбридже мы все знали, что мы — другие. В этом таился наш самый большой страх. Каждый из нас оказался там по ужасной причине. Сможем ли мы в дальнейшем жить нормальной жизнью? Я была единственной из нас, кто поступил в университет. Но я уже начинала задумываться, что делать потом. Вдруг какой-нибудь потенциальный работодатель, скажем, отыщет обо мне информацию в газетных архивах и выяснит, что я натворила, — пусть я и сменила фамилию?
— Я собирался сегодня прокатиться на велосипеде до Соннинга, — произнес Роджер, прерывая мои размышления. — Не желаете ли поехать со мной? Там по-настоящему красивые места у реки и отличный паб.
Многие студенты ездили на велосипедах, но не я. Слишком большая ответственность — вот почему я поклялась не садиться за руль. Вдруг я кого-нибудь покалечу?
— Я много лет не каталась на велосипеде, — сообщила я.
— Не волнуйтесь. Этому нельзя разучиться. — Тут он взглянул на шрамы на моих руках, но ничего не сказал.
От смущения я почти нагрубила:
— А вам что, больше некого пригласить?
— Есть, но я хочу поехать с вами. Вы сделаете мне одолжение. — Он взглянул на конверт в своей руке. — Мне необходимо проветрить голову после провала в роли семьянина.
— Это не провал, — быстро возразила я. — Просто смотрите на это как на начало новой жизни.
— А знаете что? Вы, пожалуй, правы.
Права? Если бы он только знал. Долгие годы я мечтала покинуть Хайбридж со всеми его правилами и предписаниями, чтобы стать свободной. Но теперь я одна в этом новом мире, вольна делать что хочу, и мне страшно снова совершить ужасную ошибку. Что, если прямо сейчас я делаю очередную? И речь не только о согласии сесть на велосипед…
Но Роджер не солгал. Вспомнить навыки езды оказалось легче, чем я думала. Я так сосредоточилась на равновесии и дороге, что не успевала волноваться, как бы кого не сбить. Тем не менее, когда мы без происшествий добрались до Соннинга, я испытала облегчение.
— Какая здесь все же красота, — заметил он, указывая на змеящуюся реку, когда мы сидели в саду за пабом. Он взял себе пинту правильного эля. Я, как обычно, пила лимонад.
— Ага, — кивнула я, заставляя себя смотреть на воду. Она такая непредсказуемая. Как и дороги. Как и самолеты. Никак не предугадать, когда произойдет катастрофа.
Позже, когда мы возвращались к велосипедам, я почти наступила на трещину в асфальте. Чтобы избежать ее, я шарахнулась в сторону и пошатнулась. Роджер поддержал меня под руку.
— Спасибо. — Я почувствовала, как густо краснею, и наклонилась, чтобы снять велосипедный замок. Когда я разогнулась, его лицо оказалось слишком близко к моему. Я мгновенно поняла, что он хочет меня поцеловать.
— Нет, — сказала я, так быстро отступив назад, что снова едва не упала. — Извините.
Он растерянно наморщил лоб.
— Вы имеете в виду, что не готовы сейчас, или что не захотите этого никогда?
— Не знаю. — Мое лицо горело. Красное. Смущенное. Разве я могла сказать ему правду?
— Я дам вам время подумать. — Он взял меня за руку.
Я кивнула.
— Хорошо. Спасибо вам.
Я уселась на велосипед.
— Можно я поеду за вами? — спросила я. — Я все еще немного нервничаю.
— Элли, — сказал Роджер мягко, — когда я рядом, вы не должны нервничать. Я здесь ради вас.
Меня захлестнула волна благодарности. Единственный другой человек, который когда либо говорил мне что-то подобное, — мой отец. В прежние времена, еще до Шейлы.
Но что же Роджер нашел во мне? Много позже я поняла, что его подстегнуло сопротивление. Роджер привык, что женщины сами падают к его ногам.
Я была первой, кто бросил ему вызов. Когда он сказал, что не хочет меня потерять, то имел в виду, что не хочет потерпеть неудачу.
Глава 38Джо
Его зовут Стив. По крайней мере, так он представился. Он уличный художник, то есть рисует на тротуарах и других поверхностях, на которые «ложится» его пастель. У него аляповатые сандалеты с открытым носком — очевидно, он так долго бродяжничает, что больше не чувствует холода, — и длинные светло-каштановые кудри до плеч. Они ему идут, хотя такая прическа смотрелась бы странно на любом другом мужчине среднего возраста (я думаю, он помладше меня, но ненамного).
Раньше он был бухгалтером. Он сообщает это, пока ведет меня по мосту, который я видела раньше. Правду ли он говорит?
— Как же ты оказался на улице, если работал бухгалтером?
— Мне так лучше, — отвечает он просто. Затем перепрыгивает через ступеньку и протягивает руку. — Давай помогу.
Его прикосновение кажется теплым. Естественным. Затем я встряхиваюсь. Не будь такой идиоткой.
— Сюда. — Он спускается по последнему склону. Уже так темно, что я почти ничего не вижу. Песок забивается между пальцев ног.
— Не волнуйся. Место, куда я тебя веду, — выше уровня прилива. — В его голосе слышно волнение. — Не терпится тебе показать. Вот здесь.
Мы у входа в пещеру. Она простирается перед нами, как черный тоннель. Что?!
— Я туда не пойду.
— Просто иди за мной. Пожалуйста.
Не знаю почему — но я не могу ослушаться. Много лет назад я видела по телевизору гипнотизера, который ввел девушку в транс. Я сейчас испытываю то же самое. Стены пещеры смыкаются вокруг меня. Я царапаю голову о что-то свисающее сверху и вскрикиваю.
— Что это?
— Все нормально, — откликается Стив. — Просто сталактиты. Легко запомнить — сталактит всегда висит. А сталагмиты — это те, что растут из земли вверх.
Такого странного чувака я еще не встречала.
Он останавливается.
— Закрой глаза, — говорит он, прикрывая мне их ладонью. Теперь я понимаю, что он хочет меня убить. Я сама виновата, что согласилась сюда прийти. О чем я только думала, черт побери?
— Открывай! — командует он, словно фокусник.
Я почти ничего не вижу. Горло сжимается от страха.
— Постой, — слышен голос Стива. — У меня где-то есть фонарик. — Он шумно роется в рюкзаке. — Ага, вот он. Теперь ты сможешь все разглядеть получше.
По бокам каменные полки. На одной — спальный мешок. Есть еще одеяло и газовая горелка.
Рядом — несколько консервных банок и бутыли с водой.
— Ты меня долго собираешься тут держать? — всхлипываю я.
— Держать? — Его голос мягок. — Ты не пленница, Джо.
Он сказал мне имя, а я назвала свое. Теперь жалею об этом.
— Ну, мне так показалось.
— Если хочешь, я отведу тебя обратно в город, — говорит он. Похоже, он обижен. — Но предупреждаю, там непросто. Здесь нет кризисного центра, и даже если у тебя есть деньги — люди из гостиниц нас не пускают. Они думают, что мы напустим блох в их постели.