— Дело в том, что я чувствую между нами некую связь. — Он смотрит прямо на меня. — И мне кажется, ты тоже ощущаешь ее.
Почему я не могу солгать, как обычно? Вместо этого я ничего не говорю.
Его руки гладят меня по спине. Каждая косточка в моем теле отзывается на ласку. Я продолжаю смотреть в его глаза, пока он медленно снимает мой топ. Я хочу этого.
Когда мы заканчиваем, я лежу на сгибе его руки.
— Ты прекрасна, Джо, — мечтательно произносит он.
Я фыркаю:
— Не глупи.
Он гладит меня по бритой голове.
— Я серьезно. Мне нравится, что ты не пытаешься быть кем-то, кроме себя.
— Раньше у меня были волосы до пояса, — бормочу я. — Но так проще.
— Тебе идет. — Стив проводит пальцем по моей скуле. — Это подчеркивает линии твоего лица.
Смутившись, я меняю тему.
— Кэсси это не понравится, — говорю я.
— Она уже знает.
Я опираюсь на локоть. Теперь моя очередь любоваться его подбородком. Щетина на ощупь грубая. Мне это нравится. У меня в голове мелькает образ гладко выбритой щеки, и я гоню его прочь.
— Что ты имеешь в виду?
— Поэтому мы и поссорились. Я сказал, что меня никто не интересует, кроме тебя.
Мне хочется прыгать от восторга.
— И тогда она сказала, что мы должны съехать завтра утром.
Я подскакиваю на кровати.
— Давай съедем сейчас. Мы можем убраться еще до утра.
— В любом случае, думаю, нам пора перебираться в Боскасл.
— А это где?
— В нескольких милях дальше по побережью, — смеется Стив. У меня такое чувство, будто мы сбежавшие любовники.
— Тогда чего же мы ждем? — Я встаю с постели, чтобы собрать вещи.
Мы садимся на автобус. Он платит. Я чувствую себя виноватой из-за того, что ему все время приходится рассчитываться за двоих. Но теперь мы спим вместе. Это совсем другое дело. Так что, когда мы усаживаемся на заднее сиденье, взявшись за руки, как пара подростков, — я рассказываю Стиву о деньгах американцев, которые сохранила до сих пор.
— Наверное, мне следовало сказать тебе раньше, — говорю я. — Но…
Я замолкаю, не желая признаваться, что приберегала их на крайний случай, а не для того, чтобы спустить на еду, которую он и так зарабатывает своим уличным искусством.
— Но что? — спрашивает он.
— Ничего.
— Ну ладно. — Он пожимает плечами, как будто это не имеет большого значения. Другой парень так просто с меня не слез бы.
— А где мы сегодня будем спать? — спрашиваю я, желая сменить тему.
— Что-нибудь подвернется. — Он весело насвистывает, глядя в окно на поля и мелькнувшую маленькую деревушку с магазином.
— С чего ты так уверен?
— Так уж устроена жизнь. Если ты что-то даешь людям, то получаешь что-то обратно. Добро творит добро.
Беспокойство снова подкрадывается ко мне. Я отворачиваюсь и сосредотачиваюсь на проносящихся мимо полях.
Боскасл — симпатичная деревня со множеством чайных магазинов и мостом. Мы устраиваемся на тротуаре подальше от берега реки. Стив начинает рисовать панораму с мостом, церковью и всем прочим. Люди останавливаются, чтобы посмотреть и спросить, как они всегда делают. Мы зарабатываем двадцать фунтов в первый же час. И тут какой-то парень принимается бродить возле нас кругами. В волосах у него бусины, а на джинсах — причудливые разрезы на коленях. Я нервничаю. Но потом вижу, что он интересуется Стивом.
— У меня тут неподалеку небольшая художественная мастерская. Вы можете выполнить такую работу на бумаге? Возможно, мне удастся ее продать.
— Спасибо, приятель. Мы пользуемся тротуаром только потому, что в данный момент путешествуем. Но мы все равно польщены, правда, Джо? — Он быстро треплет меня по плечу, как будто я такой же художник, как и он.
В тот вечер мы находим автобусную остановку, чтобы переночевать. Так теплее, когда мы вдвоем и можно прижиматься друг к другу. Когда мы просыпаемся — на земле пара бананов и две бутылки воды. Люди иногда так поступают. Как говорит Стив, хороших везде больше, чем плохих.
Я поспешила с выводами. К нам приближается женщина-коп.
— Я вынуждена попросить вас удалиться, — говорит она непререкаемым тоном, исполненная достоинства в своей униформе.
— Но почему? — Я сердито сажусь. — Мы не делаем ничего плохого…
Стив кладет руку мне на плечо.
— Конечно, офицер, — говорит он. — Мы понимаем.
Мы собираем вещи — Стив хотел купить мне рюкзак вместо пластиковых пакетов, но я не позволила ему это сделать — и идем прочь.
— Мне здесь нравилось, — говорю я.
— Мне тоже. Но мы найдем другое место. Можно с тем же успехом сесть на первый попавшийся автобус и посмотреть, куда он нас привезет.
Мимо нас проходит тот вчерашний парень в рваных джинсах, выгуливающий собаку.
— Уже уезжаете? — спрашивает он.
Стив пожимает плечами:
— Нам велели убраться отсюда.
— Вам понравился завтрак?
— Так это вы оставили нам бананы? — Стив пожимает ему руку. — Спасибо, приятель. Очень мило с вашей стороны.
Парень на секунду задумывается.
— Как вы смотрите на перспективу пожить в моей мастерской? Мне нужно уехать на месяц, и я не хочу оставлять ее пустой. Вы могли бы там работать и продавать свои картины. У меня есть все необходимые материалы. — Он смотрит на меня. — Там в задней части дома небольшая спальня, где вы с подружкой сможете ночевать, а днем управлять лавкой, если вас устраивает мое предложение.
Меня охватывает приятный трепет при слове «подружка».
— Но вы же нас не знаете, — говорит Стив.
— Я вижу ваше честное лицо, мне достаточно. Во всяком случае, я люблю помогать художникам и… ну, у меня есть брат, который живет такой же жизнью, как и вы. — Тень печали пробегает по его лицу. — Вы сделаете мне одолжение, потому что это означает, что мне не придется сворачивать бизнес.
— Если вы так ставите вопрос, — говорит Стив, — мы будем рады помочь. Верно, Джо?
Это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Скоро наступит декабрь. По всей деревне горят огни, а вокруг царит возбуждение. Люди покупают множество эскизов Стива в качестве подарков. Мы украсили магазин мишурой. Я воображаю, что все это наше. Я осмеливаюсь почувствовать себя счастливой.
— Отдохни немного, — говорит мне Стив однажды рано утром. — Погуляй по окрестностям.
Я уже целую вечность мечтаю попасть в Музей чародейства Боскасла. Что-то словно тянет меня туда. Я плачу за вход монетами, которые дал мне Стив. Но с первого же момента мне становится не по себе. Времена изменились, повторяю я себе, читая о женщинах, которых держали под водой, пока они не захлебнутся, — только за то, что они лечили людей травами.
Когда я выхожу, то сажусь на скамейку, чтобы немного подумать, прежде чем вернуться в мастерскую. Кто-то оставил тут газету. Она трепещет на ветру. Страница переворачивается. И вот тогда я это вижу. Заголовок. «Поиски до сих пор продолжаются…»
Ниже — фотография женщины и мужчины. Не старые, но и не молодые. Он крепко обнимает ее за плечи, словно хочет удержать рядом навсегда. На ее лице застыла нестественная улыбка, как будто она притворяется на камеру.
Я пытаюсь прочесть слова, но они пляшут у меня перед глазами. Меня охватывает озноб.
Я поспешно возвращаюсь, сердце гулко стучит в груди. Стив делает наброски углем.
— Это совсем не то, что мел, — говорит он, поднимая глаза и одаривая меня теплой улыбкой. — Техника другая.
Я больше не могу смотреть на его доброе лицо. Я бегу наверх, хватаю вещи и запихиваю их в пластиковые пакеты.
— Куда это ты собралась? — спрашивает он, когда я спускаюсь.
Я стараюсь, чтобы мой голос звучал твердо:
— Я ухожу.
— Но почему? — Он роняет уголь.
Я не могу сказать ему правду — что у меня возникло черное тягучее чувство, которое велит мне его оставить, хотя я не знаю почему. Затем вспоминаю, как Стив рассказывал мне о своей невесте, которая бросила его, потому что он скучный; и как ему от этого было больно.
Я прикусываю губу.
— Мне очень жаль, Стив. Но я не думаю, что мы подходим друг другу. Ты… ну, ты же скучный. Мне нужно больше острых ощущений.
Он выглядит так, будто я только что вырвала его сердце.
— Но мне казалось, что нам хорошо вместе.
— Ну, а мне нет, — говорю я, проталкиваясь мимо. — И кстати, все это твое уличное искусство — дерьмо собачье.
Вот теперь я как следует затоптала дорожку назад. Мне хочется плакать. Но я стискиваю зубы и выхожу.
13.50. 17 августа 1984 года
Майкл с мячом возвращается раньше, чем мы успеваем найти другое место.
— Еще, еще! — упрашивает он.
Я вижу, что Питер уже сыт этим по горло, так же как и я.
— А мы не можем отвести его обратно к твоим отцу и мачехе? — спрашивает он, снова отправив мяч в другой конец сада.
Ситуация обостряется.
— Шейла велела мне за ним присматривать.
— Это несправедливо! Она обращается с тобой, как с Золушкой-служанкой.
— Я знаю. Но что я могу сделать?
Майкл бежит обратно к нам, такой же энергичный, как и прежде.
— Еще! — требует он. Питер вскидывает руку. Хватает мяч. Рубашка с короткими рукавами не скрывает его играющие мускулы. Я чувствую дрожь возбуждения от того, что такой красивый парень по-настоящему заинтересован такой скромной мышкой, как я.
— Ему скоро надоест, — предполагает Питер.
Я качаю головой.
— Майкл делал бы это до завтра, если бы мог.
Он стонет:
— Ладно, я брошу еще несколько раз, а потом мы отведем его в дом и скажем, что он устал. Твоим отцу и мачехе придется с этим смириться. А после этого мы сможем снова выйти в сад и немного побыть наедине.
Его рука тянется к моей.
— Я целую вечность мечтал тебя поцеловать.
— Я тоже, — шепчу я.
Он улыбается:
— Теперь уже скоро.