Папа»
К записке был приложен небольшой сверток. Внутри оказалась моя музыкальная шкатулка.
— Это принадлежало моей матери, — прошептала я, поглаживая резную деревянную крышку. — И после ее смерти позволяло мне чувствовать, что она по-прежнему со мной.
Джин коротко обняла меня.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
Я кивнула. Я сама во всем виновата. Зря я начала копаться в прошлом, глупо было просить Корнелиуса передать отцу письмо. Следовало разорвать его или сжечь, как предыдущие.
— У всех есть тайны, — тихо сказала Джин.
И у Роджера, конечно, имелись свои. Но по сравнению с моими они были ничем.
Глава 50Джо
В Плимуте полно народу; не сравнить с Мышиной Норой или Боскаслом. На мгновение я задумываюсь — вернулись ли Тим и Лакки к матери. Потом представляю Стива, сидящего на корточках на очередном тротуаре. Я отчаянно пытаюсь выбросить их из головы, вспоминая, как однажды подруга сказала мне: «Если хочешь выжить, думай о первоочередных задачах».
Какой-то мужчина наскакивает на меня, и я вздрагиваю.
— Простите, — бормочет он. Мое сердце колотится еще долго после того, как он исчезает в толпе.
Я смотрю на сверкающее стеклянное здание торгового центра, который заприметила из автобуса. Заглядываю внутрь, но там повсюду охрана. Когда я выхожу, чувствуя головокружение от шума, то вижу вывеску: «Сезонная рождественская ярмарка». Возможно, стоит попытать счастья там. По моему опыту, лоточники задают меньше вопросов, чем владельцы больших магазинов. Рынок не очень большой — в основном здесь игрушки и мишура — но вон там стоит человек с вывеской «Антиквариат и сувениры».
— Сколько дадите вот за это? — спрашиваю я, показывая часы блондинки.
Он подносит их к уху.
— Не ходят, поди?
Я притворяюсь оскорбленной:
— Неужели я принесла бы вам сломанные?
— Вы удивитесь, узнав, на что способны люди.
Он делает вид, что изучает их.
— Двадцать фунтов, — говорит он.
— Да бросьте, — фыркаю я. — Мы оба знаем, что они стоят гораздо больше.
Он внимательно смотрит на меня.
— Тогда почему бы вам не отнести их одному из здешних крупных ювелиров?
Я пожимаю плечами:
— Значит, не хотите брать?
— Они точно ваши? — спрашивает он.
Я вспоминаю о серебряном браслете, просранном в Бристоле.
— Ну разумеется. — Я стараюсь говорить как можно более светским тоном.
— Тогда тридцать пять фунтов, и ни пенни больше.
— Сорок.
Он возвращает мне часы и отворачивается.
— Ладно, — нехотя говорю я. — Я возьму тридцать пять, но это же чертов грабеж средь бела дня!
Видимо, он не сомневался, что я соглашусь, потому что уже держит наготове три десятки и пятерку.
— Трудные времена, — пожимает он плечами.
Я кладу купюры в карман. При некоторой удаче, они вместе с деньгами американцев помогут мне продержаться какое-то время.
— Вы знаете здесь поблизости какие-нибудь хостелы? — спрашиваю я.
— Знаю, но они, вероятней всего, к этому времени уже заполнены. — Затем его лицо светлеет. — Тут есть одно социальное кафе, где подают горячую еду, и даже душ можно принять, прикиньте! Если вы туда пойдете, можете успеть до закрытия. Идите вот так, второй поворот налево, а затем направо. Светофор пройдете, и снова налево.
— Спасибо, — говорю я.
Он кидает на меня пристальный взгляд:
— Кажется, я уже видел вас раньше?
Я натягиваю берет поглубже.
— У меня просто лицо типичное, — говорю я. И спешу прочь.
В кафе полно самых разных людей. Младенцы кричат, дети бегают вокруг, подростки танцуют, пара в инвалидных колясках держится за руки, сидя бок о бок. Все остальные — в бумажных колпаках, с воздушными шарами — расположились группами за столиками и набивают животы.
— Добро пожаловать, — говорит женщина с ниткой жемчуга на шее. — Проходите же! Строго говоря, у нас рождественское чаепитие, и мы полны под завязку, но уверена, что и для вас место найдется. Как вас зовут?
— Джо, — говорю я, не снимая берета и озираясь по сторонам.
— Приятно познакомиться, Джо! — Она искренне пожимает мою руку. — Проходите и садитесь вон там, рядом с Дианой. Она одна из наших волонтеров. Мы сейчас приступили к пудингам, но наверняка для вас осталась порция жареного цыпленка с овощами.
Я с жадностью набрасываюсь на цыпленка, а затем съедаю двойную порцию рождественского пудинга.
— Вижу, что вам это было необходимо, — произносит Диана.
У нее добрые глаза. Она мне нравится.
— Вы путешествуете? — интересуется она.
Я надеялась, что моя бирюзовая куртка выглядит достаточно прилично, чтобы люди думали, что я такая, как все. С другой стороны, она уже нуждается в хорошей стирке.
— Вроде того.
— Есть где переночевать сегодня?
— Нет.
Одно безумное мгновение я надеюсь, что она предложит мне остановиться у нее. Но она не предлагает.
— У нас тут есть горячий душ, если хотите помыться, — говорит она. — И стиральная машина тоже. Мы можем дать вам другую одежду, пока ваша сохнет.
— Почему? — напористо спрашиваю я.
— Вы о чем?
— Почему вы хотите мне помочь?
Она мягко касается моей руки.
— Видите всех этих людей? — тихо говорит она. — У большинства из них нет дома, куда можно пойти, или же они живут в условиях, которые мы называем «неподобающими». Мы благотворительная организация, стараемся делать все, что в наших силах.
Комок подкатывает к моему горлу. На всех плохих людей в моей жизни, кажется, всегда приходится хороший человек, который появляется в нужный момент. Я в очередной раз стараюсь не думать о Стиве.
— Теперь давайте приведем вас в порядок, а затем вы сможете присоединиться к нашим рождественским играм.
— Такие штуки не для меня, — отнекиваюсь я.
Диана смеется:
— Посмотрим, может, вы передумаете.
Она права. Когда я выхожу из душа — в черных брюках и розовом джемпере, которые выбрала в коробке с надписью «Женское. Средние размеры», — остальные играют в «Передай посылку». Кто-то сдвигается в сторону, и я занимаю место в кругу. Посылка останавливается у меня на коленях.
— Открывайте! — кричат все.
Внутри блестящая щетка для волос.
— Но у нее же нет волос, — замечает один из детей постарше. Воцаряется тишина. А затем я хохочу, и все остальные тоже.
Потом худощавый долговязый парень — похожий на подросшего Тима — играет на гитаре, а мы подпеваем. Время от времени он нарочно берет неверную ноту, и мы все смеемся.
На улице стемнело. Люди начинают расходиться. Каждый раз, когда дверь открывается, — внутрь врывается холодный воздух. Как бы я хотела снова оказаться в пекарне. Про тот роскошный отель я даже не вспоминаю — он теперь кажется чем-то небывалым.
Может, мне все же стоит воспользоваться своими заветными деньгами и раскошелиться на постель с завтраком.
— Как вы думаете, сколько это будет стоить? — спрашиваю я одну из волонтерок.
— Самое дешевое место — не меньше сорока фунтов. Это если они вообще остались в такой поздний час. Предоставьте это мне. Я сейчас обзвоню гостиницы.
Когда она возвращается, я остаюсь одной из последних.
— Увы. Они все заняты. В хостелах то же самое.
— Тогда я посплю на автобусной остановке, — говорю я.
Она качает головой:
— Полиция вас прогонит. Возможно, у нас найдется запасная палатка. Давайте посмотрим. Может, получится дать вам еще утепленный спальный мешок и рюкзак вместо этих ваших пластиковых пакетов. За городом есть общественный участок, где разрешено разбивать палатки. Я покажу вам, в какой стороне.
Мне все равно неохота покидать это теплое место.
— А могу я завтра сюда вернуться?
Она качает головой:
— Мы открыты только три дня в неделю А из-за рождественских каникул здесь никого не будет до Нового года. Сожалею.
С палаткой под мышкой я выхожу на улицу. Падает снег. Несильный, больше похожий на пушистые дождевые капли. Они смешиваются со слезами, бегущими по моим щекам. Лучше бы я не заходила в этот центр помощи. После тепла и доброты моя жизнь кажется еще невыносимей.
Я иду и иду. Это дальше, чем сказала женщина, но наконец я нахожу поле со стоящими палатками. В некоторых горят фонари, и я вижу движущиеся тени людей внутри. Я никогда раньше не ставила палатку, но волонтерка оказалась права. Это не так уж и трудно.
Затем я заползаю в спальный мешок, для большего тепла натянув всю одежду, что у меня есть. Я не могу уснуть. Снаружи доносятся звуки. Я готова поклясться, что кто-то грызет ткань палатки. Я включаю фонарик, который волонтерка дала мне, но ничего не вижу. Вдруг это крыса? В трейлере жили несколько мышей, и я боялась, пока Тим их не отловил и не выпустил в дикую природу. «Жила у меня мышка в маленьком домишке, привела к себе блоху, и я прогнал малышку».
Я скучаю по пареньку и его стишатам. Скучаю по Стиву.
Но пути назад нет.
14.07. 17 августа 1984 года
У меня до сих пор кружится голова от выпитого. В желудке сосет от голода. Никто не озаботился принести нам еду. А брат не позволит увести его в дом. Если попробовать, он развопится и расплачется, и тогда Шейла разозлится на меня еще больше.
— Пора, Элли! — Майкл радостно дергает меня за руку. — Пошли искать Питера!
Мы обыскиваем сад. Он огромен — намного больше нашего. Здесь, как мы уже выяснили, множество маленьких участков, отделенных друг от друга живыми изгородями.
— Ты где? — кричит Майкл.
Из-за дровяного сарая доносится шорох.
— Ага, попался!
— Умный мальчик! — Питер взъерошивает Майклу волосы, улыбаясь мне. Он явно нарочно зашумел, чтобы его обнаружили. — Теперь твоя очередь.
Я чувствую, как стучит сердце. Он скоро поцелует меня! На что это будет похоже? Я слышала, как другие девочки говорили об этом. Мысль о соприкосновении языков казалась немного противной, но очевидно, к этому быстро привыкаешь.