— У тебя внук, мама!
В моей голове промелькнули светлые кудри Майкла. И я заплакала.
— Прости, — всхлипнула я. — Слишком переволновалась. Он такой крошечный!
— В нем почти девять фунтов, мама!
Роджер выглядел ошеломленным.
— Я что, действительно теперь дедушка? Я чувствую себя слишком молодым!
Да уж, мой муж умеет перетянуть внимание на себя, отметила я.
— Хочешь подержать его, мам?
А вдруг я его уроню? На меня нахлынули прежние страхи. Но все взгляды были устремлены на меня. Я не могла сказать «нет». Это показалось бы слишком странным.
Осторожно я взяла маленький сверток на руки. Глаза внука доверчиво смотрели на меня. Если бы ты только знал, подумала я, глядя на него сверху вниз. Тогда бы ты меня не любил. И никто не любил бы.
И тут дочь заплакала.
— Мне страшно, мама. Я не знаю, как обращаться с ребенком. Вдруг я сделаю что-то неправильно?
Мой зять тоже выглядел довольно бледно.
Они нуждаются во мне, осознала я. Я должна быть сильной ради своей дочери и ее семьи. Как угодно, но мне придется постараться оставить прошлое позади ради них.
— Не волнуйся, — произнесла я более уверенно, чем чувствовала себя на самом деле. — Мы всегда рядом с тобой. Верно, Роджер?
Я взглянула на мужа. Тот кивнул.
— Да.
Рождение Джоша изменило все. Он сплотил нас с Роджером — настолько близки мы не были даже в пору детства наших собственных малышей. Эми с Чарльзом обосновались в Лондоне, и мы почти каждые выходные ездили туда и обратно, чтобы побыть с внуком. Когда дочь устроилась на работу в пиар-агентство, мы частенько оставались с ним на несколько дней.
Я твердо решила быть сильной ради дочери и сдержала слово. Не позволила себе паниковать, даже когда Джош, недавно начавший ходить, ударился головой об угол стола.
— Ты уверена, что с ним все в порядке? — волновался Роджер.
— Уже и не болит, верно, Джош? — подбодрила я внука. Через несколько секунд он перестал плакать.
— Кажется, с ним ты намного спокойней, чем с моими детьми, — заметил муж. Он часто употреблял слово «мои», как бы подчеркивая свое право собственности.
— Но сейчас ведь все по-другому, — ответила я. — В конце дня внуков всегда можно вернуть их родителям.
Я не стала объяснять, что приняла решение ни за что не делиться своими страхами.
— Ты выглядишь иначе, — заметила моя приятельница по благотворительному обществу, когда мы готовили бесплатный суп для бездомных. — В тебе появилось сияние.
Когда я взглянула в зеркало, то увидела, что она права. Я оказалась неподготовленной к такой сильной, неистовой любви к Джошу, которая поселилась в моей груди. Его рождение сделало меня еще чувствительнее к несправедливостям мира. Я поймала себя на том, что рыдаю над документальным фильмом о британских семьях, которые едва способны прокормить детей. Мне не нравилось думать, что мой внук растет в мире, где одни люди безумно богаты, а другие ночуют на улицах. Поэтому я предложила свою помощь на продовольственном складе, взяла дополнительные дежурства по благотворительной столовой и всегда покупала кофе и бутерброд бритоголовой женщине, торговавшей «Большой проблемой» возле магазина «Бутс».
«На месте этих людей мог быть любой из нас, если бы не милость Божья», — говорила я себе.
Джош уже начал разговаривать, хотя не мог произнести «бабуля» — так я и стала «булей». Всякий раз, когда мы к ним приезжали, он бросался ко мне на руки, обнимал и осыпал поцелуями.
Я знала, что готова жизнь за него отдать. Я мечтала изменить мир, чтобы сделать его безопасней для внука. Мне очень хотелось видеться с Джошем как можно чаще.
Вскоре после его первого дня рождения дочь позвонила мне.
— Как ты смотришь на то, если мы переедем в Оксфордшир, поближе к вам? — взволнованно промурлыкала Эми.
К тому времени мы уже покинули наш прошлый деревенский коттедж. Роджер удачно вложил часть моего трастового фонда в акции, и они выросли в цене достаточно хорошо, чтобы мы смогли купить симпатичный кремово-желтый особняк времен королевы Анны на окраине процветающего торгового городка неподалеку от Оксфорда.
— Чарльзу предложили перевестись в филиал, — продолжала дочь. — Оклад очень хороший, а из-за разницы в ценах на жилье я смогу позволить себе работать неполный день — если ты согласна мне помогать с Джошем.
— С удовольствием! — воскликнула я.
Мое счастье казалось полным. Мы с Роджером ладили лучше, чем когда-либо прежде, и у меня был мой драгоценный внук. Я позволила себе думать, что наконец-то выбралась из тьмы. Что началась моя новая жизнь.
Но однажды ко мне явилась посетительница.
Я только что вернулась с заседания комитета по «сбору денег на теплые одеяла» и увидела, что возле дома ожидает такси. Роджер с напряженным лицом встретил меня в дверях. Моей первой мыслью был Джош.
— Что случилось?
— Тебя хотят видеть, — сказал муж. — Она в гостиной.
— Кто? — спросила я, содрогаясь. Пожалуйста, пусть это только не будет очередная пассия Роджера! Он ведь обещал, что такого больше не повторится!
Муж пристально смотрел на меня.
— Она сказала, что твоя мачеха.
И тут я поняла, что все кончено. Я ждала этого всю свою жизнь.
У меня мгновенно пересохли губы.
— Я могу объяснить…
— Потом, — прервал меня Роджер. — Думаю, сперва тебе лучше увидеться с ней.
Я еле узнала женщину, чопорно вытянувшуюся на краешке моего дивана. Исчез обильный макияж вокруг глаз. Теперь ее лицо сморщилось, как черепашья кожа. В руках она сжимала трость. Но глаза ее все так же обвиняли — как в тот последний ужасный раз, когда я ее видела.
— Я пришла, чтобы лично сообщить тебе насчет твоего отца, — произнесла она.
Я тяжело осела на стул.
— Как я уже сказала твоему мужу, Найджел скончался на прошлой неделе.
Я не могла это воспринять. Мой папочка, который утешал меня, когда умерла мама. Я разрушила его жизнь и теперь никогда не смогу с ним помириться. Горло сжималось от горя, сожаления и гнева — не только на него, но и на себя.
— Как он умер? — спросила я.
— Врачи сказали, что от пневмонии. — Шейла с трудом поднялась на ноги и подошла ко мне, стуча палкой по полу. — Но я-то знаю, что у него просто не выдержало сердце. Это ты убила его, Элли. Как и моего сына.
Глава 54Джо
Мы идем вдоль широкой шумной дороги, мимо старых каменных стен с зияющими арками и стрельчатыми окнами без рам, которые высятся посреди потока машин на кольцевой развязке.
— Это остатки церкви, разбомбленной во время войны, — поясняет парень с рынка, заметив, что я разглядываю их.
— Почему ее не отстроили заново? — спрашиваю я, перекрикивая шум машин.
— Наверно, чтобы помнить о прошлом.
Я вздрагиваю. Такое лучше забыть, как по мне.
Постепенно темнеет и холодает. Мой зуб дергает так сильно, что я ничего не соображаю. Еле волочу ноги.
— Уже недалеко, — говорит он, когда мы сворачиваем в переулок. — Кстати, меня зовут Ник, ну а это Мэдж. А тебя?
— Джо. — На улицах никому не интересна твоя фамилия.
— Откуда ты приехала, Джо?
— Отовсюду сразу.
Я отвечаю коротко, потому что у меня болит челюсть. Но в то же время нервничаю. Никогда не сообщай о себе слишком много. Кто-то давал мне такой совет много лет назад. Я ослушивалась его чаще, чем следовало бы.
Мы сворачиваем налево, а затем направо. Наконец добираемся до небольшого дома с террасой и заколоченным окном на фасаде. На дорожке стоит мусорный бак с откинутой крышкой. Кот обнюхивает пустую консервную банку на потрескавшейся брусчатке. Ник вытаскивает из кармана ключ на длинной веревочке. Некоторое время он сражается с замком, затем тот поддается.
— Заходи.
В нос мне шибает запах сигарет и травы. И выпивки. Играет хеви-метал.
— Сделайте потише эту хрень! — орет парень, сидящий передо мной со скрещенными ногами. Затем он закрывает глаза, как будто спит вертикально.
— Медитирует, — поясняет Ник.
К стене прислонены несколько велосипедов. Никакого покрытия на полу. Только половицы. На стенах линялые розово-голубые обои в цветочек, от сырости отошедшие по углам. По полу разбросаны кроссовки, толстовки, пустые пакеты из-под чипсов и банки из-под пива.
Мэдж замечает, как я озираюсь.
— Нас здесь довольно много, — сообщает она. — Но мы все уживаемся. — Она сужает глаза: — Почему ты держишься за челюсть?
— Зуб болит, — со стоном поясняю я.
— Тогда ты удачно зашла! — Ник обнимает свою подругу за плечи. — Моя Мэдж долго работала зубной медсестрой.
— Хочешь, я посмотрю? — Ее голос добрый. Ласковый. Без ревности, как раньше. Наверное, теперь она разглядела меня как следует и решила, что я ей не соперница.
Я киваю.
— Пойдем на кухню.
Кухня такая тесная, что я с трудом в ней помещаюсь. Там пять или шесть человек, сидят и стоят у раковины и курят самокрутки. Повсюду коробки из-под готовой еды, остро пахнущие китайской пищей. Раковина завалена немытыми кружками. Пол настолько грязный, что подошвы к нему прилипают.
— Эй, освободите место для дамы!
Мэдж усаживает меня возле кухонного стола, который шатается, когда я за него задеваю. Затем открывает ящик и вытаскивает оттуда металлическую коробку.
— Подожди минутку, мне надо подержать инструменты в кипятке.
— Не можешь устоять, когда видишь новый рот, да, дорогая? — спрашивает мужчина с животом размером с футбольный мяч.
— Отвали. Женщине нужна помощь. Открывай!
У меня так кружится голова от боли, что я не сразу понимаю — последнее слово адресовано мне.
— О, черт возьми. Я вижу. Похоже, придется рвать. Вот, прими это. — Она сует мне в руку две таблетки.
— Что это такое?
— Просто проглоти их. Они притупят боль.
— А на нашу долю не найдется? — спрашивает кто-то.
— Заткнитесь и не мешайте мне сосредоточиться!
Через короткое время я «плыву». Затем вижу щипцы в руках Мэдж.