Тут я понимаю, что челюсть больше не болит. Ощупываю языком мягкую дырку в десне сзади слева. Во рту вкус свернувшейся крови. Боже, мне срочно надо по малой нужде. Но где же туалет? Ох! Я спотыкаюсь о пустую пивную бутылку. На потертом коврике валяются сигаретные окурки. Мимо проносится кот.
— Жрать хочет, — говорит чей-то голос.
Это Ник, тот человек с рынка. Из одежды на нем только шорты. Я хочу отвести взгляд, но, к своему смущению, не могу. Черные волосы курчавятся на его груди. Он потягивается, стоя передо мной, как будто только что вылез из постели:
— Счастливого Рождества!
«И что же в нем такого счастливого?» — хочется мне сказать. Но тогда он может начать расспросы о семье и прочем.
— Как твой зуб, получше? — спрашивает он. — Моя Мэдж хорошо умеет их рвать. Кажется, она этим наслаждается. — Тут он замечает, как я переминаюсь с ноги на ногу. — Сортир вон там.
В разбитое окно туалета врывается холодный воздух. Туалетной бумаги нет. Только стопка газет сбоку. Рядом с унитазом — ванна с большим количеством стеклотары внутри и куском желтого мыла на бортике. В умывальнике зияет огромная дыра, словно кто-то уронил в него что-то тяжелое и расколол. Я открываю кран прежде, чем осознаю это, и вода льется на пол. В стаканчике одинокая зубная щетка с растопыренной во все стороны грязноватой щетиной. Я не чистила зубы с тех пор, как ушла из пекарни. Не то чтобы я собиралась воспользоваться этой дрянью. Может, я и на дне, но у меня есть понятия о норме. Она выглядит так, будто все используют ее по очереди.
Я выхожу на кухню. Ник уже поставил чайник.
— Кофе будешь?
Он вручает мне кружку. Щербатую с одной стороны и с надписью «Я люблю Плимут» с другой. Я глотаю кофе, чтобы согреться.
— Может, тост? — Ник протягивает холодный ломтик. — Боюсь, масла нет. Все вышло. Нам надо раздобыть побольше деньжат. — Он касается моей руки. — И вот какая штука, Джо. Мы ведь позаботились о тебе, верно? Моя подруга разобралась с твоим зубом, и мы дали тебе место для ночлега. И завтрак тоже. Так что мы хотим, чтобы ты сделала для нас кое-что в ответ, хорошо?
Я ожидала подобного. Так оно обычно и бывает на улицах. Делаешь что-то для кого-то, а потом они должны отплатить.
— Я могу помочь на рынке, — предлагаю я.
Он смеется и вытирает губы тыльной стороной ладони.
— Я говорю о работе другого сорта. — Его глаза сужаются. — Обычно я не доверяю тем, с кем только что познакомился, но у тебя ведь небольшие неприятности, верно, Джо?
Меня прошибает холодный пот.
— Ты о чем?
Он складывает руки на груди, довольный собой.
— Видишь ли, Джо, я был копом, пока дела не завертелись не в ту сторону. Но у меня по-прежнему осталось чувство, которое подсказывает, что кому-то есть что скрывать. Конечно, я мог бы просто позвонить одному из своих старых приятелей в полиции, чтобы пробить тебя по базам, но…
Я начинаю дрожать.
— Я так и думал, что ты все поймешь правильно. — Он наклоняется и понижает голос: — Мне нужно, чтобы ты забрала для меня пакет. И сразу же принесла его сюда. Ясно?
У меня замирает сердце. Ни за что! Я не такая дура. Похоже, речь идет о наркотиках. Но возможно, если я соглашусь, то смогу убраться отсюда и найти безопасное место, где можно спрятаться. Затем я вспоминаю, что сегодня Рождество. Все закрыто.
— Когда нужно идти?
— Сейчас.
Он лезет в карман и вытаскивает клочок бумаги.
— Вот адрес. Я нарисовал для тебя небольшой план. Гляди сюда. Это недалеко. Двадцать минут туда и обратно, максимум. Я бы и сам сходил, но, скажем так, парень из того заведения не хочет больше видеть мою морду.
По коже бегут мурашки.
— Он опасен?
— Нет. Нет, если ты сделаешь все, как сказано. А теперь пошевеливайся. И если ты не вернешься тут же, я позвоню, куда говорил. А ты ведь этого не хочешь, правда?
Часы на церковной башне показывают шесть двадцать три утра. Улицы пока пусты. Я прохожу мимо старика с торчащими седыми волосами, который спит на углу, завернувшись в потрепанное одеяло. Бедолага. Я засовываю пятерку в карман его пиджака — из своих спрятанных в лифчике заветных денег от американцев и с продажи часов. Надеюсь, никто не стащит ее прежде, чем он проснется.
Я следую указаниям на бумажке. Моя цель — магазинчик свежей прессы. «Закрыто» — гласит табличка на двери, но сбоку есть звонок. Я нажимаю кнопку, однако никто не выходит. Мои пальцы чертовски замерзли. Я нажимаю еще раз.
— Иду, иду, — доносится вальяжный голос. — Я слышал и в первый раз.
Крупный мужчина с большим животом и седой бородой открывает дверь. Он подозрительно морщится, увидев меня.
— Ты новенькая. Кто тебя послал?
— Ник.
Он сплевывает на тротуар.
— Не упоминай имени этого человека! — Он сует мне пакет. — Короче, вот оно.
Я заглядываю внутрь. Там газета «Дэйли мэйл», скатанная в трубку.
— Все здесь, — рычит мужчина. — И не спрашивай, что это такое!
— Не вчера родилась, — фыркаю я.
Он смотрит в обе стороны по улице, как будто кто-то может следить. Потом снова обращается ко мне, окинув суровым взглядом:
— Не пойму, я тебя откуда-то знаю, что ли?
— Говорят, у каждого существует двойник, — непринужденно пожимаю я плечами, хотя сердце у меня колотится.
Он бросает еще один свирепый взгляд.
— Тогда убирайся, пока тебя кто-нибудь не увидел!
Я быстро иду назад, оглядываясь через плечо каждые несколько минут. Как только передам это, я уйду. Как же глупо с моей стороны подумать, что торговец хочет помочь. Всем чего-то нужно в этом мире. Воспоминание о Стиве вспыхивает в голове, и я гоню его прочь.
Так, здесь сворачивать направо или налево? Я не помню. Затем вижу разрушенные арки посреди кольцевой развязки. Теперь я знаю, где стою, и наконец нахожу дорогу, по которой Ник вел меня вчера вечером. Вот и дом. Сердце колотится от облегчения. Дверь заперта. Я стучу в нее. Кто-то выглядывает в окно.
— Это она! — слышу я голос.
Дверь распахивается настежь. Ник выхватывает у меня пакет. Мэдж тоже здесь, стоит, скрестив руки на груди.
— Ты не имеешь права, черт побери!
Сперва я думаю, что она обращается ко мне, но она кричит на Ника.
— Мне пришлось. Кого еще я мог послать? Ты была в отключке, как дрова.
— Но мы же ее ни хрена не знаем!..
— Все в порядке, — перебиваю я. — Я не стану болтать. Можете мне доверять.
Мэдж глядит так, словно пытается напрячь мозги. Затем внезапно вскидывает взгляд и смотрит поверх моего плеча на дорогу.
— Что за херня… — начинает она.
Сперва мне кажется, что она наезжает на меня. И тут кровь застывает в моих жилах. Полицейские сирены! Топот бегущих ног!
— Ах ты, драная сука! — кричит Мэдж.
Я не могу пошевелиться от шока.
Мэдж выскакивает за порог и мчится по улице. Я вижу, как полицейский хватает ее. Я застыла на месте, пока другой заворачивает мне руки за спину.
— Вот она, сержант! — кричит он. — Эта, не та!
В машине я вижу крупного бородатого мужчину, который только что передал мне газету.
В памяти мелькают светлые волосы. Шнур в моих руках…
— Элинор Холлс, — слышу я слова. — Вы арестованы за убийство вашего мужа, Роджера Холлса.
Часть третьяСуд
Таволга вязолистная (Filipendula ulmaria)
Также известна как Невестин лист, потому что ею устилали землю на пути невесты. Ассоциировалась со смертью, так как запах ее цветов, по сказаниям, вызывал сон, глубокий и смертельный.
Глава 57
Я стою перед судьей в Плимутском Королевском суде. Как пояснил мне адвокат — это слушание о моем освобождении под залог. В зале почти никого нет. Открывается дверь. Входит женщина. Она стройная и хорошенькая, с печальными глазами. Что-то шевелится у меня в душе — как будто я должна знать ее. Но я не знаю.
— Как ты могла такое сделать, мама? — восклицает она.
Мама? Что она имеет в виду?
Я слышу голос секретаря суда:
— По обвинению в убийстве: вы признаете себя виновной или нет?
Мне «отказали в освобождении под залог» и отправили в следственный изолятор до суда. Сказали, что на это могут уйти месяцы — здесь полно таких же, как я, ждущих судебного решения и надеющихся на свободу.
В камере узкая койка у стены с полкой для моих вещей. Напротив койка моей сокамерницы — худой девушки с настороженным взглядом — и унитаз в углу, который нам приходится делить.
Меня поставили на работу при кухне — мыть картошку. К ножам мне приближаться нельзя.
Большинство народа здесь только и делает, что ноет. «Эта дыра — дерьмо», — всегда говорят они. Но у нас ведь есть крыша над головой, не так ли? Тут течет горячая вода. Регулярная еда. Постель. Телевизор в общей комнате. Здесь не отель, но это нормально.
Отель. Я смутно припоминаю номер. Мальчика. Потом это проходит.
Мои мысли путаются. Я устала. Как будто плотный туман постоянно окутывает голову, давит на плечи. Женщина-психолог, с которой я встречалась, сказала, что вернется. Но больше не пришла.
Мне говорят, что ко мне посетитель. Интересно, кто захотел меня увидеть? Сообщают имя, оно кажется смутно знакомым, но я не знаю, откуда.
Сердце колотится, пока я ожидаю вместе с остальными. Нас выстраивают в очередь, а потом ведут в зал для посетителей. Я окидываю взглядом все столы, за которыми сидят пришедшие друзья и родственники. А затем вижу его.
Майкл. Это имя всплывает у меня в голове. Но он уже совсем взрослый. Я подбегаю к нему и пытаюсь обнять за плечи, но он слишком высокий.
— Никаких прикосновений! — твердо говорит офицер.
— Майкл… — говорю я вслух. Я не понимаю, откуда, но точно знаю, что люблю его.
Теперь улыбка выросшего мальчика становится грустной.
— Я не Майкл, мам. Я Люк. Твой сын. Неужели ты не помнишь?
Я сомневаюсь. Не помню это имя. Но помню что-то другое.
— Австралия! — выпаливаю я.