— Я не разговариваю с убийцами! — бросает одна, проходя мимо меня в коридоре.
Есть и молчаливые враги. На днях, после нашего еженедельного занятия в спортзале, я пошла переодеваться и обнаружила в своей обуви экскременты. Дежурный офицер велел мне «отмыть это и носить дальше».
По ночам я ворочаюсь в узкой койке, пытаясь устроиться поудобнее на жесткой, как кирпич, подушке. Часто я слышу, как кричат и колотят в двери, а офицеры велят «заткнуться». Иногда сквозь стены доносятся рыдания. Однажды выла сирена, когда женщина перерезала себе вены ножом, украденным с кухни. Я не знаю, что с ней стало. В тюрьме мало о чем рассказывают. День проходит за днем. За окном лето. Затем осень.
Я нахожусь в тюрьме в общей сложности девять месяцев. Наконец наступает день моего слушания. Меня везут в суд в фургоне. Тесные наручники натирают запястья, а сердце трепещет. Двое охранников заводят меня через черный ход в здание суда, в камеру, где уже ждет Барбара.
— Просто помни все, о чем мы говорили, — напутствует она меня. Она кажется другой. Дело не только в мантии и парике. В ее голосе звучат нервные нотки.
Честно говоря, я не уверена, что меня так уж сильно волнует исход. Победа в суде не вернет мою семью. Суровая реальность такова, что я больше не Джо. Я Элли Холлс — женщина, убившая мужа.
Охранники ведут меня по крутым лестничным пролетам в зал суда. Я выхожу в центр, как матадор на арену, вот только моя роль — это бык. Я на скамье подсудимых. Лишь теперь я позволяю себе осмотреться.
Зал набит битком. Но я не вижу своих детей. Затем я вспоминаю, что говорила Барбара. Свидетелям не разрешается слушать, что происходит в суде, пока их не вызовут. Однако я замечаю знакомые лица в публичной галерее наверху. Там мои подруги из теннисного клуба, книжного клуба и комитета помощи бездомным, в которых я когда-то состояла в Оксфордшире.
Мои ногти впиваются в ладонь, пока я высматриваю Кэрол — ее длинные блестящие темные волосы и дизайнерские очки. Я хотела бы возложить всю вину на нее, но, по правде говоря, она стала лишь последней каплей. В любом случае, ее здесь нет. На мгновение мне чудится, что я вижу Джо — хотя, вероятно, это только воображение. Она давно исчезла.
Входит судья. Слушание начинается! По залу пробегает волнение.
Барбара объясняла, что сторона обвинения начнет с изложения сути дела против меня.
Я закрываю глаза, пытаясь отгородиться от подробностей, пока обвинительная речь разносится по залу — с академическим, помпезным произношением.
— Элинор Холлс — также известная как Элли — хладнокровно убила своего мужа, о чем свидетельствуют ее ДНК на куске провода и записи с камер наблюдения в ее собственном доме. Ее семья осиротела. Вместо того чтобы сдаться в руки правосудия, она скрывалась более четырех месяцев, выдавая себя за бездомную женщину, пока ее наконец не задержала полиция Девона и Корнуолла…
Я снова закрываю глаза и пытаюсь отключиться от всего остального. Смутно понимаю, что вызываются свидетели для дачи показаний против меня, а затем Барбара подвергает их перекрестному допросу. Выходит полицейский и заявляет, что, несмотря на общенациональный розыск бездомной женщины, известной как Джо, которая (по моим словам) может подтвердить мои показания, — никого не нашли. Он говорит это так, будто я все выдумала. Как будто Джо не существует. Затем голос произносит нечто, от чего холод пробирает меня до костей:
— Вызывается Кэрол Кент!
Я подбираюсь. Так вот почему любовницы моего мужа не было в публичной галерее! Меня тошнит, когда она нагло шагает к свидетельской трибуне. Ее длинные стройные ноги и великолепно скроенный ярко-лимонный костюм приковывают взоры. После нескольких предварительных вопросов поверенная прокурора приступает к делу.
— Скажите, у вас была связь с Роджером Холлсом?
Напряжение, исходящее от жюри присяжных и галерки, ощущается почти физически. Любовница моего мужа смотрит прямо на меня. Мое сердце так сильно бьется в груди, что кажется — я вот-вот потеряю сознание.
— Я бы не назвала это просто связью, — раздражающе певучим голоском маленькой девочки произносит Кэрол. — Мы любили друг друга.
Я вздрагиваю.
— Что мистер Холлс рассказывал вам о жене?
Она издает холодный смешок:
— С чего вы хотите, чтобы я начала? Он говорил, что она лгунья и умеет хорошо выворачивать слова, чтобы все выглядело так, будто она всегда права.
«Ты все врешь! — хочется мне крикнуть. — Это делал он, а не я!»
— Он также говорил, что она психически неуравновешенная.
— В каком смысле?
Теперь глаза Кэрол наполняются слезами.
— Он сказал мне, что когда она была юной девушкой, под ее присмотром погиб ребенок.
Зал ахает.
— У нее случился от этого нервный срыв. Роджер говорил, что ее поведение может быть совершенно непредсказуемым. — Теперь она плачет в голос. — И он оказался прав. Она задушила его. Я считаю, что эту женщину надо посадить навсегда. Иначе она убьет кого-нибудь еще!
Судья делает Кэрол замечание. Допускаются только факты. А не предположения и не эмоциональные вспышки. Барбара рассказывала мне об этом заранее. Но по лицам присяжных я вижу, что вред уже нанесен. Есть и другие свидетели, но выступления Кэрол, несомненно, достаточно, чтобы меня утопить.
Наконец приходит очередь Барбары изложить мою историю.
В голосе моего адвоката звучит спокойная компетентность. Она сильно отличается от гневного негодования обвинительницы.
— Роджер Холлс мертв, — говорит она. — С этим никто не спорит. Но я намерена доказать, что в то время моя подзащитная находилась в состоянии ограниченной вменяемости. А сейчас я вызываю подсудимую Элли Холлс для дачи показаний.
Кровь стучит в висках, когда меня ведут к свидетельскому месту. Несколько секунд я не могу ни видеть, ни слышать, что происходит вокруг. Ладони покрываются липким потом. Во рту пересохло. Я не знаю, смогу ли говорить.
Мы с Барбарой неплохо узнали друг друга во время ее визитов в следственный изолятор. Но как может кто-то еще понять меня, когда я сама едва могу это сделать?
— Элли, — начинает она своим мягким голосом, который, как я слишком хорошо знаю, может становиться жестким, когда она хочет, — я бы хотела, чтобы вы рассказали суду про день смерти вашего мужа, семнадцатое августа две тысячи девятнадцатого года. Вы можете описать, какие события предшествовали случившемуся?
— Я присматривала за своим четырехлетним внуком, Джошем. — Мой голос дрожит. — Мы с ним играли в саду. Я увидела, как муж разговаривает по телефону в своем кабинете. Он выглядел расстроенным. Я… я подумала, что это могла быть Кэрол, потому что столкнулась с ней утром в городе, и она утверждала, что они до сих пор встречаются. Она даже знала про игровой домик, который муж купил нашему внуку. Мы с Роджером поссорились. А потом я поняла, что больше не вижу Джоша. — У меня трясутся колени. — Я бегала по саду и искала его. И тут обнаружила, что кусок забора между нами и соседями сломан. Я пролезла через щель и увидела…
Я хватаюсь за перила перед собой.
— …Увидела пруд. Они только что его выкопали. Красная футболка моего внука плавала в воде. — Я ощущаю в голосе истерические нотки. — Я подумала, что он утонул… И это вернуло меня в…
— Вернуло куда, миссис Холлс?
Мой голос срывается на крик:
— Прошу… я не могу!
— Очень хорошо. Я уважаю тот факт, что вы до сих пор находитесь в уязвимом состоянии. Мы вернемся к этому позже. Можете рассказать суду, что делали после?
Я уже разговаривала об этом и с Барбарой, и с психотерапевтом в тюрьме. Но теперь деревенею, осознавая, что все взгляды устремлены на меня. Я не хочу говорить. Если я это произнесу — оно станет реальностью.
— Миссис Холлс. Пожалуйста, ответьте на вопрос. Суду необходимо знать правду. — Барбара нарочно говорит жестко. Она предупредила об этом заранее. Она должна упредить скептицизм стороны обвинения.
Я пытаюсь взять себя в руки.
— Я… я побежала домой, чтобы сообщить Роджеру. И увидела, что он все еще разговаривает по телефону. Он ходил туда-сюда и спорил с кем-то. Просил о чем-то.
Я едва могу вздохнуть.
— Интуиция подсказала мне, что он до сих пор разговаривает с Кэрол, хотя я не могла как следует расслышать слова. Он даже не вышел искать Джоша. Он…
Я набираю в грудь побольше воздуха. Барбара мягко кивает мне, словно желая придать сил.
— Я распахнула двери и закричала на Роджера — что он убил Джоша, потому что из-за него я не уследила за внуком.
Я прерываюсь. У меня першит в горле. Я не могу дышать.
— И что случилось потом?
— Он оттолкнул меня, как будто человек, с которым он разговаривал, гораздо важнее. Я упала лицом на стол и повредила зуб. Позже он стал шататься и выпал.
Я замолкаю на секунду, проводя языком по щели, которая до сих пор там.
— После этого я помню все только урывками. Лицо Роджера — красное и злое.
Я не говорю им, что лицо, которое я действительно видела, — было лицо моего отца после происшествия с Майклом.
— Я не помню, как убежала. И как разговаривала с Джо, по словам свидетелей. И как она отдавала мне свою одежду.
— А как вы оплачивали автобусный билет?
— Я не знаю. Я ничего этого не помню. — Мой голос становится выше от страдания. — Хотела бы я знать.
Я оседаю на пол. Я что, схожу с ума? Это будет не в первый раз…
Суд объявляет перерыв, чтобы я могла «успокоиться». Я делаю глоток воды. Барбара говорит, что у меня «все хорошо». Наступает время перекрестного допроса. Поверенная со стороны обвинения явно не верит ни единому моему слову.
— Простите, но этот сложный медицинский диагноз кажется довольно удобным.
Она заявляет это так, словно указывает на очевидный факт.
— Разве не все мы хотели бы стать кем-то другим, если бы сделали что-то, чего не следовало?
Кто-то из присяжных фыркает, словно услышал анекдот.
— Особенно, — продолжает она, — если эта «ошибка» — преступление.