— В этом спектре, — продолжает она, — присутствуют и более серьезные расстройства, когда человек кажется выпавшим из реальности на короткое время или даже дольше. Существует также состояние «фуги», или реакция бегства — и именно в нем, по моему мнению, находилась Элли. Оно может включать спутанность мыслей или потерю памяти о себе, а возможно, и принятие новой личности в качестве компенсации. Когда человек, страдающий подобным синдромом, покидает привычное место обитания — кажется, что он путешествует целенаправленно.
На мой взгляд, вид футболки внука, плавающей в пруду, вызвал у Элли те же сильные чувства, которые она испытала, когда погиб ее брат Майкл.
Присяжный с длинными бакенбардами фыркает — очевидно, не верит ни единому слову.
— К тому же Джош — внук Элли — находился в том же возрасте, что и ее брат Майкл. Перед нами пример классического поведения человека, который пережил детскую травму в определенном возрасте — вести себя хаотично и чрезмерно эмоционально, когда их собственный ребенок — или в данном случае внук — достигает того же возраста.
Другая присяжная закатывает глаза, показывая, что на такое она не купится. Все идет не очень хорошо. Если бы я была одной из них, то чувствовала бы то же самое. Но неустрашимая Хилари, ничуть не смутившись, продолжает.
— Кроме того, документально подтвержденные случаи — такие, как возвращение солдат из Афганистана, — свидетельствуют, что определенные запахи, цвета, звуки и другие сенсорные напоминания могут мысленно перенести человека с посттравматическим расстройством прямиком к ужасному событию, которое вызвало его изначально.
Человек с бакенбардами теперь подался вперед и слушает более внимательно.
— В случае Элли, вероятней всего, триггерами послужили вода, светлые волосы и красный цвет. Но было еще кое-что: потеря матери много лет назад и несчастная жизнь с мачехой. Утром семнадцатого августа прошлого года она столкнулась с любовницей своего мужа, Кэрол Кент. И от этого к ней вернулись старые страхи — что эта женщина разрушит ее семью, как была уничтожена прежняя семья много лет назад.
Психолог смотрит прямо на присяжных.
— Любой, кто пережил развод или смерть близких, наверняка поймет это.
По залу пробегает шепот, на некоторых лицах видно расстроенно-неловкое выражение.
Барбара заглядывает в свои записи:
— Не могли бы вы рассказать нам побольше о том, как посттравматическое стрессовое расстройство связано с раздвоением личности?
— Конечно. Маловероятно, что у Элли в восемьдесят четвертом мог быть диагностирован посттравматический синдром. Собственно, это состояние добавлено в Диагностическое и статистическое руководство только в восьмидесятом и до поры являлось относительно зыбкой почвой для некоторых практикующих врачей. Считалось, что Элли страдает от депрессии, что и было одной из причин, по которым ей назначили ЭКТ — электроконвульсивную терапию. Если бы мы ставили ей диагноз сейчас, то, вероятней всего, это было бы ПТСР и комплексная реакция на горе. Типичные признаки включают избегание и принятие новой личности. Это может быть и сам больной в юном возрасте, и вымышленный человек, а возможно, знаменитость. У меня есть одна пациентка, которая уверена, что она Мишель Обама.
В зале видно оживление.
— Иногда, — продолжает Хилари, — это человек, который хорошо знаком пациенту. Думаю, именно поэтому Элли решила, что она Джо. Однако я должна подчеркнуть, что все эти схожие названия могут вводить в заблуждение, поскольку индивидуальное поведение у всех проявляется по-разному. К примеру, некоторые оппоненты могут подумать, что у Элли диссоциативное расстройство идентичности. На самом деле о таком можно говорить, когда пациент принимает две или более личности помимо изначальной. Главное, что я хочу до вас донести, — как бы вы ни называли ее состояние, Элли искренне верила, что она Джо, хотя теперь уже ничего об этом не помнит.
— Но почему, как уже ранее спрашивало обвинение, Элли стала именно этой женщиной? — говорит Барбара. — Почему, скажем так, не кем-то более удачливым?
Голос Хилари тверд:
— Во-первых, это не вопрос преднамеренного выбора. Собственное объяснение Элли кажется мне вполне правдоподобным. Джо олицетворяла для нее свободу. Она вела жизнь на улице, близко к природе, ни перед кем не отчитывалась — хотя кому-то это может показаться ущербным существованием. А во-вторых — возможно, просто потому, что Джо очень сильно отличалась от Элли. И это ее способ полностью оставить свою психотравму позади.
Такое ощущение, что Хилари описывает кого-то другого. Неужели я действительно все это сделала? Однако это правда, что я чувствовала странную близость с бездомной женщиной, с которой подружилась. Иногда мне казалось, что если бы не милость Божья, многие из нас очутились бы в таком же положении.
— Именно так, и не иначе? — Поверенная прокурора приступает к перекрестному допросу. Она стоит подбоченившись и очень ясно выражает скептицизм. — Возможен ли другой диагноз?
— Есть вероятность, что это может быть личностное расстройство или расстройство адаптации, но оно не объясняет всех ее симптомов. Единственный диагноз, о котором я могу вести речь, исходя из симптомов миссис Холлс, — это комплексное посттравматическое стрессовое расстройство с диссоциацией.
— Вы можете рассказать нам что-нибудь еще о состоянии Элли?
— Сколько угодно. — Хилари поджимает губы. Я чувствую, что она уже сталкивалась с этим раньше. — Это обычное дело — винить себя за первоначальную психотравму, точно так же, как Элли обвиняли в смерти Майкла. Ее родители переложили большую часть своей ответственности на плечи Элли. И это чувство вины впоследствии заставило ее подсознательно искать контролирующего партнера, который продолжил бы наказание. ПТСР также может постоянно держать человека в сверхбдительном состоянии. В случае Элли это был вечный страх, что с окружающими может случиться что-то ужасное. Например, с ее внуком.
На свидетельскую трибуну вызывают еще одного психолога. Это сотрудник, который лечил меня вместе с Корнелиусом. Мне не нравится то, что я слышу. Поэтому я отключаюсь.
Я вновь прислушиваюсь только тогда, когда звучат фразы «потеря памяти» и «отгораживание от правды».
— Именно так Элли поступала в Хайбридже, — говорит психолог. — Это был ее способ справиться с ситуацией. То, что она повторила ту же самую схему после смерти Роджера, — еще одно доказательство, что замещение произошло в ее душе, а не явилось результатом преднамеренной попытки обмануть.
Выступают другие люди. И снова я теряю нить происходящего. Но затем вижу, что теперь показания дает Эми. Моя дочь. И хотя она слишком далеко — я протягиваю к ней руки. Но она смотрит холодно. Мое сердце сжимается от страха.
— Папа не был идеален, но я любила его.
Ее глаза сверкают. Это напоминает мне времена, когда она подростком подслушала, как мы с Роджером ругались из-за его студентки. Вскоре после этого мне пришлось отчитать ее за несделанное домашнее задание.
— Прекрати нудеть! — огрызнулась она. — Неудивительно, что папа больше тебя не хочет.
Мне стало очень больно, хотя я знала, что она вымещает на мне свою злость на него. Теперь она делает то же самое.
— Нам пришлось сказать сыну, что его дедушка умер.
Хотя я уже знаю об этом, ее слова ранят меня до глубины души.
Теперь голос моей дочери звучит сердито, звонко разносясь по залу суда.
— Он все время спрашивал о бабушке, и нам пришлось ему сказать, что она уехала в отпуск. Каждый день он просыпается и спрашивает, вернулась ли буля.
Стон вырывается из моей груди.
Вся боль, которую я так усердно старалась похоронить в душе, снова возвращается. Я хочу знать, как у Джоша дела в новой школе. Кто водит его туда теперь, когда меня больше нет рядом? Кто его лучшие друзья? По-прежнему ли он любит крикет? Мне не хватает тепла маленьких рук, обнимающих меня. Его мягких волос, щекочущих мою щеку.
Я очень хотела, чтобы Эми привезла моего дорогого внука навестить меня в тюрьме. Там было много «семейных удобств», включая специальную комнату для детей, чтобы поиграть с родственниками. Но когда я предложила это, она сказала, что я «сумасшедшая» и что это «еще больше расстроит его, когда он уедет». Конечно, она была права. По обоим пунктам.
— Сперва я возненавидела маму, когда в полиции сказали, что она убила папу, — продолжает дочь. — И я была зла, что она не уследила за Джошем. Он мог утонуть. Мы чуть с ума не сошли, когда она пропала. Но я много думала с тех пор, как ее арестовали. Мы с братом Люком узнали о ней многое, чего не знали раньше.
На мгновение она замолкает. У меня перехватывает дыхание.
Эми продолжает:
— Она никогда не рассказывала нам о детстве. Это не оправдывает ее в убийстве папы. Но она всегда была хорошей матерью. И замечательной бабушкой. Мой сын Джош… он скучает по ней. Он говорит о ней постоянно.
— Я тоже скучаю по нему! — восклицаю я.
Снова вмешивается судья:
— Прошу не перебивать! Я уже предупреждал. В вашем случае это не поможет.
Глаза дочери встречаются с моими. Мне кажется — я надеюсь! — что я вижу проблеск прощения за холодностью. Но Эми уже уходит.
Сейчас на свидетельском месте мой сын. Люк заявляет, что его отец был «манипулятивным тираном».
— Отец делал вид, что мама выдумывает его любовниц, — говорит он. — От такого у кого угодно крыша съехала бы. А еще он притворялся, что она сделала что-то, чего она не делала. Однажды, когда я гостил дома, то увидел, как он высыпал пакет сахара в мусорное ведро. А потом обвинил ее во лжи, когда она сказала, что недавно покупала сахар. Это звучит как мелочь, но когда их много, они складываются. Я хотел сказать маме про сахар, однако отец пригрозил, что если я это сделаю, он ей расскажет, что я принимаю наркотики. В то время у меня была мутная полоса в жизни, но теперь я чист. — Он прячет лицо в ладони. — Я не должен был спускать ему это с рук.