Наркотики? Так вот до чего мы его довели? Мне хочется обнять его. Обнять и держать. Мой сын. Ребенок, которого я не заслуживаю. Не после того, что сделала.
14.25. 17 августа 1984 года
Пока мы вчетвером бежим обратно в сад, Питер бормочет оправдания.
— Просто заткнись! — хочется мне ему крикнуть. Единственное, что важно — найти моего брата. Мне все равно, в какие неприятности я попаду, — лишь бы с ним все оказалось в порядке.
— Майкл прекрасно проводил с нами время! — не унимается Питер. — Мы играли! Наверно, он все еще прячется и ждет, пока мы его найдем. Мы не виноваты, что он убежал.
Но мы виноваты. Мы намеренно спрятались от него в роще, куда велели не ходить. А потом я не откликнулась на тоненький голосок, зовущий меня. Говорящий, что боится, потому что не может нас найти. Я чувствую, как к горлу подступает тошнота. Все это кажется нереальным.
Шейла безумно носится по саду, выкрикивая:
— Майкл! Майкл!
— Покажи точно, где вы были, когда видели его в последний раз! — требует отец, хватая меня за локоть.
Я вся дрожу, пытаясь выдавить из себя слова, но они застревают во рту от страха.
— Говорю, мы играли в прятки. Мы досчитали до пятидесяти, а потом…
Отец перебивает:
— Я спросил — где именно?!
Мои губы пересыхают.
— Вон там, — тихо говорю я, показывая пальцем.
— В роще?! — взвизгивает Шейла. — Так вот откуда у тебя на платье зеленые пятна! Вы двое миловались, пока мой сын бегал без присмотра!
— Все не так было! — в отчаянии восклицает Питер.
— Да, все так. — Я слышу свой голос будто со стороны. — Мне очень жаль… Я не думала, что…
— Чья была идея — играть в прятки в таком огромном саду?! — кричит мачеха.
— Моя, — всхлипываю я.
Шейла хватает меня за воротник платья. Он больно сдавливает мне горло.
— Ах ты, маленькая шлюха! Если что-то случилось с моим сыном — перед Богом клянусь, что я лично заставлю тебя расплачиваться за это до конца твоих дней!
— Шейла! — Голос отца резкий. Напуганный. — Давай просто сосредоточимся на поисках Майкла, хорошо? Он должен быть где-то здесь.
Глава 60
Идет вторая неделя судебного процесса. А может, и третья. Кто знает? На свидетельское место вызывают женщину. Ее фамилия — Уайт. Хотя Барбара и сказала мне, что она выступает, потому что я определенно «помогла» ее сыну — я ничего не помню.
— Мой сын Алистер сбежал из дома, когда ему было одиннадцать, — говорит она суду. — Тогда я не знала, но оказалось, что мой бывший партнер над ним издевался. — Ее голос срывается на сдавленные всхлипы. — Мой мальчик отсутствовал три долгих года. Он жил под именем Тим. И вдруг в полицию поступил анонимный звонок от женщины, которая сказала, что он находится в гостиничном номере в Корнуолле. Его нашли и привезли домой. Мы помирились. Я навсегда останусь ей благодарна.
Она вытирает лицо бумажным платочком.
— Когда мы прочитали о процессе в газетах, сын увидел ее фотографию и узнал. Я рассказала об этом полиции, и вот я здесь.
Либо она лжет, либо я окончательно потеряла рассудок. Я не помню, чтобы путешествовала с каким-то мальчиком или звонила в полицию из-за него.
Женщина смотрит прямо на меня.
— Я хочу, чтобы она знала — Лакки очень хорошо у нас устроился, а мой Алистер по-прежнему пишет стихи.
Стихи. Почему это слово звучит «звоночком»? Я сглатываю комок в горле.
Затем Барбара получает разрешение суда вызвать на трибуну Кэрол. Меня тошнит от одного взгляда на нее.
— Скажите, Роджер говорил по телефону с вами, когда его жена, по ее собственному признанию, напала на него?
— Да.
— А вы можете рассказать нам подробности вашего разговора?
— Несколько месяцев назад Роджер порвал со мной, сказав, что его жена себя порезала, потому что не в силах вынести его ухода. Поэтому он решил «поставить семью на первое место». — Последнюю фразу она произносит ироническим тоном. — Слегка поздновато опомнился, сказала я ему.
Я вижу, что некоторые присяжные хмурятся.
— Но в то утро я встретила в городе его жену. Она выглядела счастливой, а я… ну, я почувствовала ревность. Она не заслуживала Роджера. Я была той, кого он по-настоящему любил. Не она. Он остался с ней просто из чувства долга.
— Вы разговаривали с миссис Холлс?
Кэрол пожимает плечами:
— Возможно.
— Вы не могли бы сообщить суду — что именно вы, «возможно», сказали?
Теперь она избегает встречаться со мной взглядом.
— Я сказала, что мы с Роджером по-прежнему встречаемся.
— Это было правдой?
Она смотрит в пол.
— Нет. Я собиралась вернуться в Лондон. Мне следовало уехать раньше, но поиски нового жилья затянулись.
— Вы говорили еще какую-нибудь ложь?
Теперь она выглядит слегка пристыженной.
— Намекнула, что была с Роджером, когда он выбирал игровой домик для внука. На самом деле я случайно оказалась в садовом центре и увидела, как он его покупает. Он был с маленьким мальчиком и притворился, что не заметил меня. Но я-то знаю, что это не так.
Мои мысли возвращаются к словам Роджера, когда я обвинила его, что он покупал домик с Кэрол. «Все совсем не так…» — попытался оправдаться он.
— А что случилось после того, как вы ей это сказали?
— Она назвала меня лгуньей. — Лицо Кэрол мрачнеет. — Это было на главной улице. Любой мог услышать. Я пришла в ярость. И поэтому, когда вернулась домой, позвонила Роджеру.
— И что он сказал?
— Он сказал, что хочет остаться с женой. Но потом я услышала ее голос. Было ясно, что она поймала его за этим разговором.
— В котором часу это было?
Она элегантно пожимает плечами:
— Точно не знаю. Примерно после обеда.
— И что же произошло потом?
— Роджер перезвонил и сказал, что больше не хочет со мной общаться. Он настаивал, что все кончено и просил больше никогда не связываться с ним. Тогда я…
Она замолкает.
— Пожалуйста, продолжайте, миссис Кент.
— Я пригрозила покончить с собой, если он не вернется ко мне. Я не имела это в виду. Я просто хотела, чтобы он оставил эту глупую женщину и был со мной…
Ее голос срывается. Она плачет. Я вспоминаю умоляющий тон Роджера по телефону. Он пытался отговорить ее от этого…
Дальнейшая часть процесса снова расплывается в моей голове, но я осознаю, что выступают различные свидетели, которые все как один рассказывают о моем «хорошем поведении» — в том числе подруги из Комитета помощи бездомным, Независимого наблюдательного совета и Продовольственного фонда. Выходит мужчина сурового вида, который утверждает, что спал рядом со мной в плимутском самозахваченном доме-коммуне, и что другой мужчина оттуда, по имени Ник, часто подбирал бездомных женщин, чтобы использовать их как «мулов» для транспортировки наркотиков. И опять же, я ничего такого не помню. От этого я чувствую себя странно и неуверенно. И виновато. Как такое возможно, что я прожила другую жизнь и ничего о ней не знаю?
Появляется и наш сосед, подтверждая мои слова.
— Этот малец проник через дыру в заборе — я и не заметил, что подрядчики повредили панель, когда копали пруд, — и полез прямо в воду. Я как раз работал в саду и успел добежать. Водоросли опутали воротник его футболки — беднягу чуть не затянуло на дно, — так что мне пришлось ее снять, прежде чем вытащить мальчонку. Я заворачивал его в полотенце возле дома, когда его бабушка проломилась сквозь забор. Я пытался ее окликнуть, но она была будто в трансе. Просто стояла и смотрела на пруд. Я побежал к ней, но она уже снова исчезла за забором. Я подумал, что она хочет обойти вокруг и зайти через парадный вход, поэтому просто отвел Джоша в дом и стал ждать. А потом мы пошли к Холлсам, но нам не открыли.
Выступает викарий из Корнуолла — с мальчишеской нескладной фигурой. Барбара рассказывала мне и об этом свидетеле. И снова — я не помню, хотя его оранжевые кроссовки будят что-то в душе.
— Я решил дать показания, когда прочитал об этом деле в газетах, — говорит он. — Я узнал на фотографии женщину, которой пытался помочь, когда обнаружил ее в своей церкви. Мне кажется, она убежала, потому что решила, что я обвиню ее во взломе ящика для пожертвований. Но я сразу заподозрил банду из Фалмута, которая уже доставляла нам неприятности раньше. — У него опечаленный вид. — Она исчезла прежде, чем я успел ей сказать.
Я там была?
— Я заметил, что на молитвенном дереве появилась от нее записка, — добавляет он.
Мой адвокат кивает:
— Присяжным уже предоставлена фотография этого доказательства, но не могли бы вы сообщить суду больше подробностей?
— С превеликой радостью. У нас есть небольшое искусственное дерево в задней части церкви и листочки бумаги рядом, чтобы люди писали молитвенные послания Богу, а затем вешали их на ветки. — Викарий засовывает руку в карман. — Собственно, я принес записку с собой.
— Не могли бы вы прочитать ее вслух?
— Конечно. Это слова из «Колыбельной» Брамса. «Спи спокойно, малыш, спи спокойно, малыш…»
Песня, которую я обычно пела Майклу, когда укладывала его вечером спать! Та самая, которую пела мне мама, хотя я понятия не имела, что у нее есть автор. Слезы катятся по моим щекам.
— Вызывается Питер Гордон! — говорит секретарь.
Питер? Я напрягаюсь. Неужели «мой» Питер?
Я впиваюсь глазами в довольно унылого седовласого мужчину, идущего через зал к свидетельской трибуне. Как возможно, что это тот мальчик, которого я когда-то знала и который изменил мою жизнь много лет назад? Который оттолкнул меня от секса, потому что я чувствовала себя слишком виноватой после наших обжиманий в саду Дэниелсов, приведших к смерти Майкла. Я легко могла бы пройти мимо него на улице, не узнав. Он бросает на меня быстрый взгляд и отворачивается.
— Это правда, что вы были с миссис Холлс в день трагических событий, касающихся ее брата Майкла?