– Давай поедим, да домой беги, матери помогать. Ей сейчас помощники ой как нужны. А никого, кроме нас с тобой, и нету. – Отец расшнуровал мешок с едой. – А что же хлеба не принес?..
Глава 2
Вечером, лежа на полатях и глядя на мать, которая в тусклом свете свечи штопала отцовскую рубаху, Леон спросил:
– Мама, а духи – они какие?
– Какие духи?
– Ну, – Леон перевернулся на живот и положил голову на ладони. – Лесовики, домовые, полевые. Какие они?
– Разные. – Мать улыбнулась и пожала плечами. – Где живут, на то и похожи.
– Почему?
– А как иначе? На то они и духи. Вот если лес чистый, светлый, то и духи в нем живут красивые. А если чаща непроходимая, то… – Она развела руками. – Или вот домовой, например. Если дома прибрано, чисто все да аккуратно, то и домовой в нем довольный, хороший, не шалит, не озорует.
Она огляделась, словно проверяя, все ли на своих местах лежит, нет ли беспорядка.
– А полевик – он какой?
– Ох. – Мать пожала плечами. – Полевик – дух дикий, он же рядом с лесом живет, там и леший, и прочие духи водятся. Никогда не знаешь, что ему в голову взбредет. Как он себя покажет. И покажет ли.
– А как он выглядит? – допытывался Леон.
– Ну. – Она пожала плечами. Встряхнула рубаху, внимательно осмотрела штопку. – Косматый такой. С бородой… Я не встречала. Но мужики говорят, что разный он. Может по голове кулаком так вдарить, что в глазах потемнеет. А может и наоборот, убаюкать да сон оберегать. Дикий он. Странный. Ты спи, зайчонок.
Леон лег щекой на подушку. Закрыл глаза. Потом снова поднял голову.
– Мам.
– Ну, что?.. – Теперь она перебирала его вещи. Качала головой, разглядывая дыры и заплаты. – Что с тобой делать? Уже ведь и штопать-то нечего.
– Мам.
– Что, зайчонок? – Мать улыбнулась. В свете свечи ее лицо выглядело усталым, но домашним, ласковым.
– Мам, а лесовик и леший – это одно и то же?
– Нет. – Мать покачала головой. – Леший – это дух. А лесовики – это народ такой, живут они за рекой, в Великом Лесу. С лешим дружить надо, подарки ему дарить. А с лесовиками дружить.
Она замолчала.
Леон немного помолчал, ожидая продолжения, а потом снова спросил:
– Мам, а папа сегодня вернется?
– Нет, малыш. Сегодня он в поле ночует. Покос с утра надо начинать. Работы много. Спи.
– А его полевик не обидит? – спросил Леон, пропустив обидного «малыша» мимо ушей. Он и так знал, что давно уже не маленький, но убедить в этом маму не было никакой возможности.
Она тихо засмеялась.
– Нет. Полевик папу не обидит. Папа сильный, папа поле косит, урожай собирает. Значит, за полем ухаживает. А это всякому духу приятно. Давай-ка засыпай. Нам с тобой завтра много работы.
– А я к папе пойду завтра?
– Пойдешь-пойдешь. – Мать отложила его штаны. Воткнула иголку в клубок. Приготовилась задуть свечу.
– Мам. – Леон снова поднял голову.
– Что еще?
– Расскажи про город…
– Да я уж сто раз рассказывала.
– Ну, давай еще раз… Давай.
– Хорошо.
Она подошла к нему, села на краешек. Леон пододвинулся ближе. Лег на бок, подложил под щеку ладошку.
– Только глазки закрывай, – сказала мама, и Леон послушно зажмурился. – Если идти по дороге, далеко-далеко и долго-долго, много верст, то можно выйти.
– Мимо чего идти? – Леон не дал матери схитрить и опустить часть рассказа. Она улыбнулась и взъерошила ему волосы.
– Идти долго. Мимо черного леса, где живут только разбойники и разная нечисть. Мимо Слепого болота, где бродят зеленые кикиморы, а со дна поднимаются вонючие пузыри. Подняться вверх, на великаний холм, откуда виден Великий лес как на ладони, а в солнечную погоду можно разглядеть даже Солнечный город, что стоит в самом центре Великого леса, и никто никогда там не был. Там живут лесные жители, с которыми воевали наши деды. И так и не было бы мира на наших землях, но прекрасная лесная царевна полюбила красивого и справедливого принца.
Мать замолчала, словно проверяя, заснул ли мальчишка.
– кого? – пробормотал Леон, и она продолжила:
– …из царской семьи. И они поженились. А потом наступил мир. Но ненадолго, потому что пришло страшное зло, которое.
Она замолчала.
Леон спал.
– Вот так.
Мать последний раз погладила мальчишку по голове и осторожно, придерживая живот одной рукой, поднялась. Задула свечу.
Высоко-высоко над деревней, над рекой, над лесом светила луна. Большая, полная, она превращала воду в жидкое серебро и покрывала лес причудливой сеткой теней – изломанных, таинственных. Над всем миром встала луна. Наполнила его где покоем, где сном, а где и страхом. Обжигающе холодным страхом, который охватывает, когда где-то совсем рядом с тобой бродит смерть. Жуткая и безжалостная. Но невидимая!
И всему миру глубоко плевать, что ты сейчас уже почти вырвался из дикого леса. Уже почти добежал до спасительной реки. До пограничной деревушки, где спят люди, где лают с подвыванием на луну псы. Спят дети. Спит маленький мальчик Леон, которого ты не знаешь и который в свою очередь даже и не подозревает о твоем существовании.
Да и во всей Империи, огромной, сложной, собранной из разных народов, из разных рас, обычаев, укладов, языков, скроенной будто лоскутное одеяло, едва ли найдется с полсотни человек, которые знают о том, что ты есть. Потому что ты тень, с маленькой буквы, неприметная, осторожная и бесшумная. Лазутчик. Шпион. Вор. Глаза, которые подглядывают в скважину замка. Уши, которые слушают через тонкую перегородку. И руки, которые способны обшарить чужие карманы за считанные мгновения.
А вот теперь еще и загнанный, перепуганный человек в чужом, бесконечно чужом и зловещем лесу. Который жители пограничья называют Великим.
На который таращится огромным выпуклым глазом луна.
И тебе надо бежать! Надо бежать!
И ты бежишь.
Хотя нестись сломя голову по ночному лесу, по эльфийской вотчине. Как их называют местные? Лесовики? Лесной люд? Как угодно. Империя слишком велика. А уж Пограничье так и подавно. Поселения разнесены на многие версты друг от друга. Хорошо если в деревне есть священник.
О чем ты думаешь? О чем?!
Где-то позади и справа ломается ветка! Ты замираешь. Как тихо. Как тихо! Не бывает такой тишины в нормальном лесу! Даже ночью. Шелестят деревья, ползают ночные твари, мыши и еще черт не разберет какие животные, гады… А когда за тобой идут эльфы, наступает тишина. Как смешно, эльф не издает ни звука, но именно по этому его можно определить. Слишком тихо. Остроухие уроды даже тетиву натягивают бесшумно! Даже их стрелы не свистят в воздухе!
Так что ветка сломалась точно не под эльфийской ступней. А значит, не все так плохо! Можно бежать. Бежать!
И ты бежишь. Спотыкаясь, напарываясь на сучья, раздираясь в кровь и оставляя слишком заметный след. По такому ты сам пошел бы, как по прямому столичному проспекту. Легко! Но сейчас все это не имеет значения. Только бы добежать! До реки. А там и до деревеньки. Эльфы через границу не пойдут. Побоятся.
Под ногой с чавканьем проваливается почва. Ты падаешь, прикрывая лицо руками. В стороны летят черные брызги. Вода? Вода! Болотистый берег! Где-то впереди река. Уже совсем близко. Беги, вор, беги!
С трудом ты выбираешься из ночного болота. Утонуть в трясине, так близко от спасения. Нет! Нет! Вот и ветви дерева. Можно подтянуться. Только бы достать.
Достал!
Рывок. Еще. Трясина сочно чавкает и выпускает твои ноги. Теперь ползком, туда, где торчат из травы три кочки. Обрезаясь об осоку. Давясь грязью. Ничего! Ничего!
Скольких лазутчиков потеряла Империя в этих лесах? Никто не знает. Кроме тебя и тех, кто посылает раз за разом в эти леса выпускников Тайной академии. Разница только в том, что ты видел своими глазами, во что превращаются эти парни, попавшие в руки к лесному народу. А те, кто послал их на смерть, не видели деревьев, на сучья которых насажены гниющие заживо.
Только бы добежать. Дойти. Доползти!
Перед глазами ослепительно вспыхивает. Короткое ш-ш-шасть!!! В лицо бьет фонтан теплой воды и грязи. И прямо под носом в грязь медленно погружается изогнутый нож с витой, будто оплетенной корнями, рукоятью.
Вспыхивает где-то внутри злая радость. Промахнулись! Промахнулись!
Но потом ты понимаешь, что эльфы не промахиваются. Никогда. И что правой кисти больше нет. А из культи хлещет кровь, смешивается с черной ночной водой.
И с осознанием приходит боль. Ты воешь. Крутишься по поганой вонючей грязи, стараясь перетянуть жуткую рану ремешком. А со всех сторон, привлеченные запахом крови, к тебе сползаются, омерзительно извиваясь, уродливые болотные твари!
Они вьются вокруг тебя, но не решаются еще напасть, ты ведь жив! Жив! Ползи! Ползи дальше. Река… так близко.
Короткая боль. И левая нога замирает. Ты оборачиваешься и видишь, что из икры торчит снежно-белое, запачканное твоей кровью оперение эльфийской стрелы.
Превозмогая тошноту и боль, ты выдираешь стрелу и, втыкая ее крепкое древко в грязь перед собой, подтягиваешься. Ползешь! Уже понимая, что близкая, совсем близкая река безнадежно далека. Так же далека, как и сверкающая столица Империи. Как мирная пограничная деревушка, которой было подарено хрупкие двадцать лет мира. Деревушка, где лают собаки, где спят люди. Спит маленький мальчик Леон, который ничего не знает о твоем существовании.
Теперь и не узнает.
Никогда.
Подтянувшись в последний раз, ты упираешься головой во что-то твердое.
Сапоги, днем зеленые, ночью серые. Перед тобой стоит высокий, весь в завитках татуировки, эльф-охотник. А за ним и вся его охотничья партия. Они словно выросли из земли. Словно вышли из ночной прохлады. Из тишины. Призраки! Лесной народ. Лесовики. Эльфы.
Их глаза холодны. Лица невозмутимы. И ты понимаешь, что ни одна жилка не дрогнет на этих лицах, когда они станут резать тебя на куски и ремни, сдирать твою кожу и выпускать кишки!