— Пока что, судя по происходящему, прислугой за всё, некем командовать. — Выложил всё как есть.
— Это же замечательно! — Расцвел трудовик и тут же, видя, что я его радость не разделяю, поправился. — То есть плохо, конечно, но для школы и учеников — хорошо! Я тут подумал, ну вот что с этой школьной отработкой делать, опять заборы красить? У меня помимо рукастых, что мебелью занимаются, ещё куча оболтусов, у которых сил и энергии хоть отбавляй, а применить их некуда. А дети, у которых избыток свободного времени и недостаточная физическая нагрузка, сбиваются в стаи, уходят в ближайшие леса и овраги брагу пить. Поговоришь с Федоровичем, нужен ведь тяжелый и неквалифицированный труд, хотя бы пока стеклить не начали?
— А чо, поговорю! — Повеселел и я, действительно ведь, со всем происходящим — работать некому, завал у нас, и график работы идет по известному месту. — На лето точно рабочая сила пригодится! А чо Лариса наша свет Максимовна этот вопрос не решает? Она же директор школы?
— Да не до этого ей, рыдает со вчерашнего дня! — Махнул рукой трудовик. — По Сахарову убивается, помершему преждевременно.
— А чо с ним⁈ — Удивился я, как-то эта новость мимо меня прошла. Попросту невозможно стало следить за всеми событиями: тут тебе и новости с шокирующими подробностями чуть ли не ежечасно по телеку и радио, и вражеские голоса со своей «правдой» — работать некогда будет, если руку на пульсе политической жизни держать, не говоря уж о личной жизни.
— Копыта отбросил, номинант Нобелевской премии мира! Кондратий хватил! — Радостно возвестил учитель. — Ты чего, Вань, совсем за политической ситуацией не следишь? И я тебе говорю, вовремя он помер, передавали, что среди его бумаг, подготовленных для выступления на съезде, такая клевета на нашу армию содержалась, что вот он под следствием и не выдержал: то ли совесть заела, то ли опасение за свою шкуру!
— Да ладно вам, — заступился я за Андрея Дмитриевича. — зато он немалый вклад сделал в создание ядерного оружия в свое время, а от маразма в старости никто не застрахован…
Вернулся к одноклассникам на крыльцо и уже оттуда дружной гурьбой, гомоня на ходу, ввалились вначале в вестибюль, а затем поднялись на второй этаж, к классу, в котором было намечено проведение экзамена. Помимо естественного мандража от предстоящей проверки, думы и помыслы молодежи будоражили недавние события, благо информации к размышлению было хоть отбавляй. И если девчонки мечтали посетить курорты социалистической Болгарии, без виз и бюрократических проволочек (как Хазин анонсировал), то среди парней шли совсем другие разговоры. У одного из пацанов вчера брат старший ездил в военкомат (по присланной повестке), где ему, как недавно отслужившему, сделали роскошное предложение.
— Говорит, что теперь сверхсрочная переводится на какую-то контрактную основу! — Захлебываясь от переполнявших его эмоций, рассказывал Серёга. — Платить будут хорошо, на пенсию рано и всякие компенсации за ранения, и в случае боевых действий оклад в несколько раз повысят! И жилье обещают по выслуге лет предоставить от армии, как вот у нас МЖК коттеджи строят — так вот такой же! Братан сегодня с утра собрал вещмешок, руку мне пожал, пожелал удачи и со словами: «В жопу это село, я и так без всяких путевок и загранпаспортов мир повидаю и страну объеду! И заработаю!»
— Фи! — Сморщила носик одна из записных красавиц класса (Лену свою я вне конкуренции считаю — на первом месте). — Серёжка, стоит ли несколько лет кирзовые сапоги топтать, ради коттеджа? Мы тоже в этом году в такой заедем, было бы желание! Уже четыре улицы отстроили, скоро в своих халупах только ферма жить будет!
Возникший гвалт (только наш комсорг не участвовал в общей беседе — всем своим обликом напоминая нахохлившегося ворона под дождем) купировала в самом зародыше появившаяся Лариса Максимовна, вместе с членами экзаменационной комиссии. Взъерошенные ученики, не успевшие исчерпать все аргументы в только начавшемся споре, с неохотой расселись за партами, бросая на своих оппонентов многозначительные взоры. Я присмотрелся к нашей директрисе — и впрямь: глаза покрасневшие и вид такой, словно у декабристки, собравшейся взойти на эшафот.
— Здравствуйте ещё раз, дети! — Строго сказала директор, достала платочек, промокнула глаза, а затем трубно высморкалась. — Поздравляю вас с первым экзаменом! Сегодня будет сочинение на свободную тему, по любому прочитанному вами литературному произведению…
Половина класса заплакала, половина впала в панику, поднялся нарастающий ропот не готовых к такому повороту выпускников. Рассчитывали на диктант, изложение или, на худой конец, сочинение на заданную тему. Вроде «Лев Толстой как зеркало русской революции».
— Да как же так, Лариса Максимовна⁈
— Мы не готовились же!!!
— А что писать, Лариса Максимовна, можно я по Солженицину напишу, как раз «Архипелаг ГУЛАГ» прочитал⁈ — Внес и я свою лепту в охвативший класс раздрай.
— Тихо! — Неожиданно сорвалась на крик наша русалка и тут же, словно устыдившись минутной слабости, всхлипнула. — Я и сама, хмм, в некотором недоумении! Но вот такую тему из ГорОНО прислали! Да, Ванечка, можно писать всё, что хочешь… — Тут наша директриса не выдержала, и всхлипывая удалилась, прижимая к глазам платочек, на ходу риторически возмущаясь. — Что происходит⁈ Нет, я так больше не могу!!!
Сразу же после удалившейся из класса директрисы вошел из коридора трудовик, поигрывая киянкой, и поднявшийся ропот стих, перейдя в опасливый шепот — не ожидавшие такой подставы ребята и девчонки советовались, что, а самое главное, как писать. Посмотрел на Лену — и у неё в глазах плещется паника: золотая медаль в опасности!
— Так, расслабься дорогая, что ты недавно читала, вернее, что тебе из прочитанного больше всего понравилось?
— Стругацкие, «Полдень, XXII век», — пролепетала она. — но это же фантастика, неужели можно?
— А чо нет? Солженицин тоже фантастика, да ещё с элементами клеветы — по нему же можно. — Успокоил её. — Пиши и не сомневайся! Книга хорошая, вот и развей мысль, про светлое будущее и общество, построенное на принципах справедливости и правилах социального общежития. И да, Лен, введи термин ПРБ, прекрасная Россия будущего, прям упирай на это, что видишь будущее страны таким, как его описали братья Стругацкие.
— Какая Россия⁈ Мы же в СССР живем… — впала в задумчивость моя ненаглядная.
— Мы как раз в России, милая, да ещё и на Урале. А СССР, боюсь, уже никогда не будет прежним. Если вообще будет…
Трудовик всё-таки не выдержал и вдарил киянкой по учительскому столу: «Молчать! Тишина должна быть на экзамене!» Оставшиеся две учительницы предпенсионного возраста синхронно подпрыгнули, а в классе тут же установилась тишина, сменившаяся вскоре шелестом выданных тетрадных листков с печатями для черновика и чистовика, да сосредоточенным сопением учеников, погрузившихся в тяжкие раздумья.
Скосил глаза на соседку по парте: Лена, успокоившись, с мечтательной улыбкой строчила не переставая, поймав вдохновение. Придвинул поближе черновик и без раздумий вывел тему: Александр Исаевич Солженицин, «Архипелаг ГУЛАГ» Затем сделал отступление и начал само сочинение: «Во первых, автор — пидарас!» Немного подумал, вспомнил рыдающую Ларису Максимовну и исправил на клеветник. За час с небольшим накатал в черновике всё, что я думаю об этом деятеле, и практически без исправлений — приступил к чистовику. Уложился раньше всех, к тому моменту и успокоившаяся директриса вернулась к остальным членам экзаменационной комиссии, сдал сочинение и с чистой совестью покинул класс.
— Иван, подожди! — Окликнула вышедшая вслед за мной Лариса Максимовна. — Молодец какой! Раньше всех управился! Я в тебе и твоих способностях и не сомневалась!
Меня даже в краску бросило от неожиданного комплимента, да и от неудобства — боюсь, что после ознакомления с моим творчеством у директрисы сложится совсем другое мнение обо мне и моих способностях…
— Впрочем, я о другом хотела поговорить, — Лариса Максимовна прекратила расточать дифирамбы и перешла к делу. — Елена ведь твоя вполне заслуженно идет на золотую медаль, так что готовьтесь к повторным экзаменам в районе, для подтверждения! И не волнуйтесь, главное!
— Как тут не волноваться, Лариса Максимовна, — в сердцах высказал наболевшее. — дай бог, чтоб у нас ребёнок со всеми этими экзаменами нервным не родился! Или преждевременно!
Меньше часа поскучал в опустевшей с началом летних каникул школе, дожидаясь Лены, затем проводил её до дома и сбегал до строящихся теплиц, в надежде застать Федоровича. Чем черт не шутит — вдруг к нам нагрянул. Там его не оказалось, с такой же целью сходил в контору — и вновь безрезультатно. Ладно, придется завтра утром его ловить, обрадую тем, что школьников можно привлечь к работам. Пойду-ка в телек попырю, посмотрю, что происходит в стране.
Устроился в зале за журнальным столиком и попал как раз на кадры оперативной хроники: милиция и бойцы Национальной гвардии бодро крутили теневых дельцов и цеховиков. На экране мелькали фантастические для советских людей суммы денег, помпезная обстановка выстроенных на нетрудовые доходы дворцов нуворишей, а голос за кадром всё это непотребство с осуждением комментировал: «Вот вся сущность принятия поспешно популистских реформ, под трескучие лозунги о демократии, перестройке и гласности. Всего несколько шагов оставалось до того, как деньги, полученные преступным путем, легализовались, а их владельцы — стали миллионерами и новыми хозяевами жизни, наравне с покровительствующими им представителями партийной номенклатуры и засевшими в КГБ и МВД оборотнями в погонах…»
Прямо как в старые добрые времена — была такая программа «Криминальная Россия», так и здесь — примелькавшиеся и скучноватые кадры сменились перестрелками и штурмом зданий с засевшими в них и не желавшими сдаваться преступниками. Для нынешней эпохи — прорыв и нонсенс, даже на фоне появившихся в последнее время в прессе скандалов, интриг и расследований. И психологический эффект подобран хорошо, ничего иного, кроме раздражения и негодования против зажравшихся и наворовавших чиновников и дельцов теневого криминалитета, подобные кадры вызвать у простых людей не могли. Хотя нет, тут не только раздражение и негодование — классовая ненависть возникала по мере просмотра…