Окончив поминать добрым словом членов Политбюро и правительства, которых кровавая хунта подло заточила в застенках Лубянки — диктор принялся зачитывать другие, не менее противозаконные преступления узурпировавших власть заговорщиков. На первом месте, конечно же, стоял арест беспрецедентного количества иностранных дипломатов — минут пять перечислял, кого задержали. Я ещё удивился, вот только что вечером слышал, что собираются наши облегчить выезд за рубеж желающим эмигрировать (целиком и полностью с этим согласен, иных вообще лучше насильственно депортировать) и тут на тебе. Там ещё что-то было про юридическое оформление, в новостях, чтоб эмигранты выплачивали задолженность за то же образование оттуда. А тут не договоренностями пахнет, а разрывом дипломатических отношений. Или это наши в ответ на массово запросивших политического убежища наших дипломатов провернули? Неразбериха.
Уже с гораздо меньшим надрывом (эмоционально выгорел, наверное: тут тебе Политбюро почти в полном составе, сонм дипломатов — а на почти две тысячи депутатов сил уже не осталось, скорбеть) иностранный корреспондент поведал о Съезде народных депутатов, судьба части которых была пока неизвестна. Если верить словам забугорного журналиста — большую часть народных избранников после проверки всё-таки отпустили, только вместо того, чтоб порадоваться за их освобождение — их назвали конформистами и присягнувшими на верность приспешниками путчистов. А вот тех, кто до сих пор оставался под следствием — с придыханием назвал кристально честными людьми и борцами с антинародным режимом.
Сделав паузу и отдышавшись, диктор с новой силой (совсем как по дипломатам) — принялся оплакивать судьбу Сахарова, «зверски замученного на допросе до смерти». Затем пришла очередь бизнесменов, без суда и следствия заключенных под стражу и политзаключенным, расстрелянных в тюрьмах по произволу и распоряжению узурпировавших власть заговорщиков. Это он так о цеховиках с теневиками и ворах в законе отозвался, вот умеют же на Западе в дабл спик и двойные стандарты, этого у них не отнять.
О КГБ диктор распинался недолго, с горечью константировав, что такой показательный роспуск основной спецслужбы СССР, вместе с арестом, а то и ликвидацией высших чинов — лишь в очередной раз подтверждает коварство и беспринципность участвующих в заговоре смутьянов, расчищающих себе путь к власти и устраняющих здоровые силы общества, которые могли бы воспрепятствовать беззаконию. В общем: весь набор трескучих штампов, ещё только про общечеловеческие ценности, демократию, толерантность и права секс-меньшинств не упомянул. Хотя это я утрирую, до толерантности и прочих педиков ещё не скоро дело дойдет, а то и вовсе — с такими новыми поворотами в истории и не дойдет.
Как сглазил: тут же из динамика полились мантры про свободу слова, демократию и право свободного волеизъявления — в Москве и Ленинграде, если верить услышанному — прошли аресты среди организаторов и активных участников каких-то общественно-политических движений, я о таких даже не слышал. Спросил у Равиля, кто это такие вообще и пока диктор бубнил фамилии, он ответил:
— Да я откуда знаю! У меня что, прямая линия с Москвой думаешь⁈
— А то нет! — Не поверил я.
— Правда, не знаю, диссиденты или околодиссиденты, а скорей всего — законспирированные агенты на содержании. Или идейные вредители, не скажешь даже, кто из них хуже. Раз взяли — значит надо! Не мешай слушать, Иван!
— Они, они! — Подмигнул мне один их наших. — Следующие на очереди — чухонцы! Я по ним в том году работал до осени, там вообще целый зверинец собрался: народный фронт, экологи, и просто перепившие эстонские парни, забывшие, кто их ебёт и кормит! Фестиваль песни устроили, млять, и пляски, о независимости камлали, пока не упились вусмерть…
— Более масштабные аресты прошли во всех трёх Прибалтийских республиках! — У журналюги открылось второе дыхание. — Проводятся политические репрессии и незаконные задержания, а для устрашения населения — возле больших городов Латвии, Литвы и Эстонии проводятся незапланированные армейские учения с огромным количеством войск и боевой техники! Это акт неприкрытой агрессии, покушение на национальный суверенитет и лишение права народа на самоопределение своей судьбы!
— Вот! Я же говорил! — Обрадовался работавший прошлым летом в Прибалтике боец. — Не зря материал собирали, сейчас всех особо буйных в Сибирь, экологию улучшать! А про войска брешут, полк может и перебросили на крупный город, лабусам и хватило перепугаться до усрачки!
— Тихо вы! — Шикнул Равиль. — Поговорить — на улицу, не перебивайте! Ещё про казахов не рассказали и Закавказье!
Однако, сидящий за микрофоном чаяний Равиля не услышал и вместо освещения интересующих нашего командира сельского подразделения Национальной гвардии событий в бывшей КазССР и Закавказье — принялся разбирать недавнее выступление Лукашенко по центральному телевидению.
— Очередная демонстрация со стороны заговорщиков их беспомощности и отсутствие внятной политической программы, вот что значит появление перед общественностью никому не известного человека! И совершенно популистские лозунги, не имеющие не то что отношения к реальности, а невыполнимые! И, не побоюсь этого слова — поразительно напоминающие риторику Йозефа Геббельса времен третьего рейха! Так кто сейчас захватил бразды правления в СССР и прикрываясь националистической риторикой, рассчитанной на низменные инстинкты толпы, вперемешку с пустыми обещаниями — устраивает аресты, физическое устранение и банальное запугивание всех, кто не согласен с их преступными намерениями⁈ Кто эти люди, в руках которых находится ядерный арсенал всего СССР⁈ Мир ещё никогда не был так близок к ядерному апокалипсису, как в эти дни!!! А уж чем грозит такая риторика о великом русском народе другим многочисленным национальностям СССР — можно только с ужасом догадываться!
Равиль вдруг встал, потянулся и вырубил транзистор:
— Да идите вы на хуй! Как чухонцы какие — так право нации на самоопределение и суверенитет, стоило заикнуться про русских — и сразу фашисты… Давайте, допиваем потихоньку, собираемся и уматываем, нечего рассиживаться. А пока лучше «Маяк» поймайте, наши сейчас в контрпропаганду гораздо лучше умеют, и говорильни поменьше, и музыку всякую интересную включают.
— Это хорошо, что перестали глушить и Би-Би-Си, и голоса, — заметил дядька от верстака. — на фоне того, что и нам перестали вливать в уши про перевыполнение плана и пятилетку за три года. Тоже «Маяк» слушаю, чего ещё днем с коровами у реки делать — так сравнение не в пользу голосов. А сейчас у народа есть возможность сравнивать то, что он видит, с тем — что излагают наши и иностранцы. У наших пока слова с делом не расходятся, сказали прижмут подпольных дельцов и жуликов и прижали, да ещё и по телеку показывают каждый день, как это всё проходит.
Пока мужики допивали и доедали — я принялся крутить верньер транзисторного приемника, сразу же поймав радиостанцию «Маяк». А услышав, что звучит в эфире — расплылся в улыбке, добавил звук на максимум и тоже подтянулся к верстаку:
— А давайте мне тоже чуть-чуть! Две! На посошок и стременную!
Мужики притихли, прислушиваясь к вполне различимым в подвале звукам гитарных аккордов и голосу Летова:
'Винтовка — это праздник
Всё летит в пизду!
Тифозные бараки черепных коробок
Газовые камеры уютных жилищ
Менты, патриоты, костыли, ремни
Сплошная поебень, поебень, поебень!
Винтовка — это праздник
Всё летит в пизду!
Люди сатанеют. умирают, превращаясь
В топливо, игрушки, химикаты и нефть
В отходы производства, мавзолеи и погоны
Вижу — ширится растёт психоделическая армия!
Винтовка — это праздник
Всё летит в пизду!' С. Летов
— Это же «Гражданская Оборона», — обрадовался дядя Паша. — в эфире «Маяка»! Сильный ход!
— А я что говорил! — Не менее довольно отозвался Равиль. — Песня мировая, особенно припев! Есть у тебя они, перепишешь⁈
Глава 12
Глава 12.
В это «прекрасное» субботнее утро пришлось пожалеть, что живем в селе: петух соседский, собираемое стадо, издающее всевозможные звуки, щелчки кнута нового подпаска дяди Паши — ну вот как тут спать спокойно⁈ Во рту словно кошки нагадили, голова раскалывалась — надо как-то спокойней относиться к происходящим в стране событиям, этак никакого здоровья не хватит, так реагировать на изменение политической обстановки. Того и гляди, сопьюсь ещё до армии.
Пошатываясь, добрался до кухни — эх, вот бы сейчас газировки холодненькой. Но чего нет, того нет, поэтому вначале напился из крана, немного сбив царивший во рту сушняк, затем в большой кружке намешал сахара с лимонной кислотой и сверху бухнул ложку соды. Едва пошла реакция с выделением пузырьков газа — осушил и её, аж в животе забулькало. Поставил на газовую плиту чайник, задернул занавески, чтоб яркое утреннее солнце в глаза не било и стал дожидаться кипятка.
Встретил молчаливого Максима, который словно сомнамбула с едва приоткрытыми глазами целенаправленно направился сразу прямо к мойке и подобно мне — так же припал к крану. Напившись, подсел ко мне за стол и страдальческим голосом поведал:
— Ничо мы дали вчера, Вань. Как на работу сейчас идти — не представляю.
— Придется, — вздохнул я. — сейчас, главное — Маму с Сашей не разбудить, чтоб своим видом не вызвать ненужных подозрений, вчера, вроде — чисто по спальням инфильтровались, все спали уже, никто ничего не заметил.
Не сговариваясь, быстро посербали крепкого чая и несмотря на довольно-таки раннее время — дружно вышли из дома, стараясь не шуметь. Во дворе я запнулся об грязный промасленный мешок, отозвавшийся железным лязгом и вспомнил, как вчера от Равиля пер эти железяки. А чего, у него там в углу на выброс лежало всякое, от мотоциклов — вот я и выбрал дюраль. Как Равиль не увещевал, что оставит и могу в любое другое время забрать — слушать его не стал и пер это как тать в нощи, будоража ночную деревенскую тишину звяканьем железа и возбуждая соседских кабыздохов, сопровождающих меня с Максимом истошным лаем.