— Держись, Иван! — Подбодрил меня Максим, уже расправившийся со своей порцией и сейчас неспешно попивая чай и просматривая газету. — Сегодня отработаем, завтра и в пятницу последний рабочий день, а первого июля свадьба! Погуляем!
Да уж, кто-то погуляет, а кому-то на июльской жаре в костюме придется потеть на потеху публики. Ну хоть Лена довольная, и платье пошила в мамином КБО какое ей хотелось, и в предпраздничные хлопоты и заботы с головой погрузилась, разделавшись с экзаменами наконец. Вытерплю эти выходные, главное — самому не пить, а то устрою шоу на потеху публике с перепою. Односложно «угумкнул», вооружился вилкой, подвинул поближе тарелку с яичницей и сосисками и потянулся к хлебнице.
— Ваня! — Вырвала из задумчивости мама. — Ты зачем опять хлеб руками ломаешь? Вон же нарезанный стоит на тарелке, нет, надо взять целую булку и терзать её!
— Волнуется! — Подмигнул мне Макс и пояснил маме. — Чего ты, Нин, жениться парень в субботу, а за Иваном давно заметил, что если волнуется или в раздумьях тяжких, тогда и начинает хлеб ломать.
— Да я всё никак привыкнуть не могу, что он не нарезанный продается. — Ляпнул я, на что мама лишь подняла брови.
— Скажешь тоже, хлеб нарезанный продавать, ты где это про такое слышал? Ещё скажи, что каждая булка в отдельном целлофановом пакете. Эх, Ваня ты Ваня, как ляпнешь чего — хоть стой, хоть падай…
Больше постарался не умничать, молча доел и заторопился на работу — первую оранжерею смонтировали и начали стеклить, две остальные ещё доделывали, так что приходилось смотреть в оба. Радует, что потребительское отношение к государственной собственности и социалистическое распиздяйство в рамках отдельно взятого совхоза удалось преодолеть — в тепличном хозяйстве случаев хищения ещё не происходило, а в совхозе — неуклонно снижалось. Я реалист и понимаю, что вот так, одним махом и обещанными дивидендами, то бишь процентами от прибыли — разом не искоренить сложившиеся в последнее время традиции в обществе, но пока тенденция радует. Посмотрим, что к осени будет…
Рабочий день ещё не начался, но уже почти все собрались на перекур возле вагончика сторожа, тот пересказывал краткую выжимку из новостей, услышанных ночью. Насколько раньше народ был аполитичен, не приемля политинформацию ни под каким видом: будь то заунывное бормотание назначенного парторгом активиста, пересказывающего передовицы газет, или часовой бубнеж заезжего лектора, делающего доклад о международной обстановке. И как всё разительно переменилось, сейчас и «голоса» не глушат, и в официальных средствах массовой информации стараются не вешать лапшу на уши, забивая действительно важные происшествия и события белым статистическим шумом о надоях, выданном на гора угле и прочих, мало волнующих обычного человека цифрах. На самом деле видно, особенно мне, имеющего с чем сравнивать: цензура, пусть на первый взгляд и малозаметная — присутствует. Нет той волны чернухи, которая в девяностых что на телевидении присутствовала, что в газетах и журналах. Но то, что происходящее не замалчивают — уже в плюс новой власти.
А ещё, сдается мне, с расформированием КГБ, как это преподнесли обществу — не всё так просто. Вывеску сменили, в рядах провели кардинальную чистку и реформы, и сейчас на страже интересов общества стоит не менее грозная контора — иначе государству нельзя. Ну ладно, об этом или объявят ещё, или со временем всё равно достоянием общественности сей факт станет. Поздоровался со всем честным народом, внимающим рассказу сторожа, мельком глянув на часы — ещё семь минут до начала рабочего дня. Ещё обратил внимание на какое-то нездоровое оживление среди мужиков, поинтересовался:
— Случилось чего?
— Внеочередная сессия Организации Объединенных Наций собирается, по требованию большинства членов Совета Безопасности и членов организации! Вчера Хавьер Перес де Куэльяр объявил, в наших новостях ещё ничего не сказали, только забугорное радио смакует…
— Это чего, будут на нас наезжать, получается? — Принялся размышлять вслух, лихорадочно прикидывая, чем это чревато. — Вчера объявили, значит, это когда заседание будет?
— Ну ты чего, Вань, как не русский! — Принялись наперебой подсказывать мужики. — Специальные сессии Генеральной Ассамблеи созываются в течение пятнадцати дней со дня получения Генеральным секретарем требования от Совета Безопасности или от большинства членов Организации Объединенных Наций o созыве такой сессии!
Глава 15
Глава 15.
Больших трудов стоило направить помыслы мужиков, взбудораженных большой политикой — в рабочее русло. И то не до конца: мало того, что на перекурах кипели жаркие дискуссии, так ещё и рабочий процесс не обходился без споров. Я и до этого ООН недолюбливал, сейчас же вообще костерил на все лады: даже на первый взгляд видно, что сегодня работа идет спустя рукава, а уж что будет дальше, когда наши дадут своё пояснение происходящему — нетрудно догадаться…
До сих пор не могу привыкнуть к вовлеченности мужиков в политику, особенно на контрасте со своим временем — у нас такая активность разве что в сети присутствует, в форме разнообразных срачей, самый эпичный из которых — это хохлосрач. Тут же бушуют нешуточные страсти в реальной жизни, где потроллить оппонента в лучших традициях интернета — чревато, ответка может прилететь незамедлительно, и не всегда в форме остроумного и язвительного коммента.
Попал я сюда в самом начале перестройки, так что настроения в нашей глубинке отслеживаю с весны восемьдесят шестого: такого интереса народных масс к внутренней и внешней политике, как с конца мая, сразу после отстранения от власти коммунистической партии — ещё не было. Если проводить аналогии со знаковыми событиями моего времени: возвращение Крыма в родную гавань и начало СВО — вызвало подобное оживление в обществе. Жалкое подобие, надо сказать, которое быстро переросло в привычное разочарование — отвык народ от позитива со стороны правительства. И что бы не заявляли на самом верху, какими бы лозунгами не прикрывались — реальность всё быстро расставляла по своим местам.
Так «Русская весна» четырнадцатого года закончилась «Минскими соглашениями» (и не знаю, что было позорней — эти договоренности или «Хасавюртовские»); когда вместо войны выбирают позор — заканчивается всё войной и позором). Про СВО вообще вспоминать не хочется, столь явно вразрез декларируемой «экзистенциальной угрозе с Запада», которую предлагали обществу — проглядывало мурло олигархов, которые с этим самим Западом не чурались ни торговать, ни держать там свои активы и учить своих детей.
Здесь же народ не успел ещё разочароваться во власти, да и инициативы, выдвигаемые сверху — вызывали самое горячее одобрение и поддержку в массах. Ещё столь недавний дефицит хоть и не сошел на нет, но карточная система и талоны канули в небытие, до товарного изобилия моего времени было далеко, конечно, но ужасов тотальной нехватки продуктов и товаров первой необходимости времен конца социализма, как я помнил в своем детстве — не наблюдалось. Как-то выкручивались, изыскивали фонды, даже в нашем селе, помимо стандартных продуктов — и одежду завозили, и прочую мелочевку, проходящую по категории изделий легкой промышленности. Ещё бы с бытовой техникой и автопромом ситуацию наладить…
Я же от дебатов на политические темы старался воздерживаться: во-первых бригадир, во-вторых — опасаясь ляпнуть что-то не то, а в-третьих — с конца мая сам перестал дупля отбивать, что происходит и куда несет нас рок событий, послезнание уже не помогало. Душой был с народом — очень уж импонировали первые шаги нового правительства, но весь мой жизненный опыт предостерегал от слепого и безоговорочного доверия власть имущим, во всем искал подвох и подводные камни. Зато с посвященными в историю моего появления, в отличие от коллег — отводил душу: как правило это был Равиль и изредка дядя Паша. Тот, в силу специфики работы пастухом — нечасто появлялся, да и я, несмотря на окончание школы — весь в делах и заботах был.
И если с дядькой общались нормально, в основном о музыке и культурных тенденциях будущего, то с Равилем всё было сложно, вплоть до периодических размолвок и демонстративного игнорирования друг друга. Потом, конечно — мирились, и так до следующего спора. Очень уж ему не по нраву было происходившее у нас, вплоть до агрессии:
— Вань, ты сам-то понимаешь, что вы никак не субъектом в политике являетесь⁈
— Иди нах! — Пока ещё беззлобно отругивался я. — У нас БРИКС и практически открытое противостояние с НАТО! И всё шло к тому, что в международных расчетах откажемся от доллара!
— Себе-то не ври! О какой независимости и самостоятельности можно говорить, если ресурсы как продавали, так никакое противостояние с Западом этому не помешало? А финансовая политика центробанка России⁈ Сам же Хазину жаловался, что там открытые вредители сидели, это что за банк такой, которой в самый разгар войны гробит экономику своей страны⁈
— Ты не понимаешь просто, не всё так однозначно! Во власти ещё с девяностых засилье либералов и явных врагов, а одним махом такие проблемы и противоречия не решаются! На второй год СВО начали же чистить министерство обороны от взяточников и казнокрадов, а процесс это не быстрый, у нас правовое государство всё-таки! И до остальных явных и скрытых врагов дело дойдет! Наверное…
— До пиздеца глобального дойдет, больше ни до чего! Сам подумай: ладно Украину в полигон для отработки новых военных технологий и методов ведения войны превратили, так ведь и Россию тоже! Сам же рассказывал, что Черноморский флот потихоньку выбивают и он вынужден гаситься, вместо участия в боевых действий. А дроны, которые до Москвы долетают⁈ Вот хоть убей — не похоже это на войну, это действительно какое-то СВО, нормальные государства независимые так не воюют! У нас вот ядерная доктрина есть сейчас в СССР, согласно которой подобные действия вероятного противника — влекут за собой незамедлительный ответ, а у вас что, только коричневые линии?