Утолив свою любопытство, сопалатники вернулись к прерванному моим появлением занятию — расселись за столом, достав потрепанную колоду карт.
— Присаживайся малой, айда с нами в подкидного, как раз на шестерых.
— Благодарю, — попытался я вежливо отказаться. — я в азартные игры не играю.
— Да мы без интереса, Вань. — Развеял мои подозрения один из уголовников, при знакомстве представившийся Митяем. Второго звали Мишкой. — Время убить, чем тут ещё заниматься, вечерняя пайка ещё не скоро. Больше тут заняться нечем…
Подсел, чтоб не отрываться от уже сложившегося коллектива, отвлечься — самое то, что мне сейчас нужно. Не сколько от тяжких дум, сколько от мыслей о еде, жрать хотелось патологически. Раздали карты и начали играть, без азарта и огонька, я с инициативой в разговор не лез, предпочитая прислушиваться и вживаться в эпоху. А то с моей феней, из двадцатых двадцать первого века — недолго в жир ногами въехать.
Однако, благими намерениями… Митяй с Мишкой, во время игры обсуждали свои невесёлые перспективы, как оказалось — светила им дорога дальняя, в казенный дом, а конкретно — лечебно-трудовой профилакторий не иллюзорно корячился на горизонте.
— А вы про вас песню Высоцкого слышали?
— Какую⁈ — Тут же оживились оба. — Владимир Семёнович глыба!
Оказалось — не слышали, тут же напел, что помнил:
'Не писать мне повестей, романов,
Не читать фантастику в углу, —
Я лежу в палате наркоманов,
Чувствую — сам сяду на иглу
Кто-то раны лечил боевые,
Кто-то так, обеспечил тылы…
Эх вы парни мои шировые,
Поскорее слезайте с иглы!
В душу мне сомнения запали,
Голову вопросами сверлят, —
Я лежу в палате, где глотали,
Нюхали, кололи все подряд'.
После первого куплета Митяй скривился и попросил, вдребезги разбив все надежды на сольную карьеру:
— Вань, давай как стихи прочитай просто, не пой, а? А мы уж представим, что Владимир Семёнович поет, царство ему небесное.
Ну и ладно, не очень то и хотелось… Рассказал несколько куплетов, после чего признался, что это не всё, остальное забыл. Разбередил душу парням, судя по тому, что они после сыгранной партии отложили карты и разошлись по кроватям, где и притихли. А я машинально таскал из пиалы на столе, приспособленной под солонку — кристаллы соли и закидывал их в рот, до чего же вкусной оказалась соль в СССР, не оторваться!
— Ванька, ты чо, жрать хочешь? — Спросил мужик с белкой, по имени Степан. — Чо молчишь то?
— Да не, — смутился я. — просто соль вкусная!
— Ага, — ничуть не поверил мне Степан. — вкусная, как же. Обычная соль, жрет как лось, видно же, что голодный!
Вылез из-за стола и направился к своей кровати, залез в тумбочку и зашуршал газетными сверками, скомандовав вольноопределяющимся: «Вовка, Сенька, прибирайте со стола и доставайте, что у вас от передачек осталось, перекусим сами и мальца подкормим! До ужина часа три ещё, да и что там этого ужина, у меня баба корове пойло вкусней замешивает, чем здесь кормят…» Парни шустро протерли стол и покопавшись в своих тумбочках — выложили на стол припасы и уселись на табуретки. Степан принялся нарезать засапожником шмат деревенского сала, от доносящегося одуряющего запаха — в моем животе протяжно и громко заурчало.
— Ишь ты, не голодный он! — Довольно проворчал Степан, любуясь натюрмортом на столе. — А то я не вижу! Митяй, Мишка, а вы чего морды воротите, отдельное приглашение требуется⁈
Оба уголовника с готовность подорвались с кроватей, при этом смущаясь и оправдываясь, что ничего к столу предложить не могут. Степан недовольно поморщился: «Да разве жалко, сегодня вы, завтра я. Помогать надо друг другу, не звери же…» — после чего все наконец-то расселись и приступили к трапезе. Мда, разница между больничным завтраком и деревенским харчем, как небо и земля! А уж фастфуд двадцать первого века — нервно сосет в сторонке…
Лично я от стола отвалился, как тот комар, насосавшийся крови, теперь можно и не дожидаться ужина, да и сомневаюсь, что он сравнится со всем этим великолепием, которым только что снедали. Убравшись на столе, мужики засобирались в туалет, перекурить, позвали и меня. Я с таким надрывом отказался, что всё понявший правильно Митяй мне подмигнул:
— Да выделим тебе курева, нешто без понятия⁈ Сам таким был!
— Да бросаю я, Митяй. — Поделился я наболевшим и выстраданным. — Раз уж сюда попал, на воле то тяжелей будет бросить.
— Кому как, — не согласился тот и уточнил. — давно куришь то, что так страдаешь?
— Лет тридцать, — глубоко вздохнул я, настроившись на безоговорочную победу над пагубной привычкой. — сколько себя помню!
Митяй закатился со смеху от моей непосредственности и приотстав от вышедших из палаты, залез в свою тумбочку и презентовал горсть карамели, подушек дунькина радость, когда-то щедро обсыпанных какао порошком, а сейчас безнадёжно слипшимися в монолитный ком: «Вот, самое то, как захочешь курить, метни конфетку, отвлекает. Семечки ещё хорошо, но чего нет, того нет» — развел он руками, словно извиняясь, что не припас на такой случай. Проникновенно поблагодарил, с его стороны это и так достаточно щедрый жест — передачек то ни ему, ни его товарищу никто не носит, как я успел понять. Тут же отколупал одну конфету и закинул в рот — и впрямь, полегче стало, курить конечно тянет, но терпимо. Спасибо реципиенту, не так сильно баловался никотином (или не так давно), нет такого неодолимого желания закурить.
Время до ужина скоротали за картами, благо — на сытое брюхо. Литературы никакой в палате не наблюдалось, так что только подкидной, альтернатива — созерцание потолка или побеленных извёсткой стен, спать двадцать четыре часа в сутки невозможно. В столовой, ознакомившись с содержимым тарелки — слопал чутка синеватое картофельное пюре с котлетой, по ощущениям — состоявшей наполовину из хлеба. Несмотря на огульное обвинение Степана — оказалось съедобно. Ну или мне такой молодой и прожорливый организм достался, что не вкинь в топку, всего мало окажется.
К вечеру мужики подозрительно зашевелились. Уж я то такие моменты на раз просекаю, надо ко сну готовиться, а они шушукаются и в каком-то оживленно-возбужденном состоянии находятся. Словно где-то припрятали пару бутылок и в нетерпении кружат, улучая момент, когда можно накатить, не привлекая внимания. Нормальные у них тут порядки, Степан с засапожником, пьянка намечается, вот тебе и режимное учреждение. Дальнейшие события мои подозрения подтвердили, Митяй, потирая руки — ободрил Степана и вольноопределяющихся:
— Скоро, мужики! Сейчас в восемь санитары сменятся, дежурный врач с медсестрой в кабинете закроются, а на выходные присмотр спустя рукава, тогда ближе к ночи и заварим чифира! Отблагодарим вас за харч!
— И таблеток на всех хватит! — С гордостью добавил Мишка.
Вовка, как более умный из будущих воинов советской армии — засомневался, стоит ли оно того. На что Митяй ему авторитетно заявил, что как он собрался служить, если был в дурдоме и не чифирил, ни таблеток не пробовал. Однополчане же засмеют! Ну а Степан, уже не в первый раз, как я понял — переспросил, что точно ли от этих таблеток с чифиром опъяниться можно, да так что ни выхлопа не будет, не похмелья и получив утвердительный ответ — стал нарезать круги по палате.
Меня, как малолетнего — на этот праздник жизни не позвали, впрочем — я и сам бы отказался. Жрать непонятные таблетки, выменянные у дурачков с диагнозами за сигареты и запивать их крепчайшим чаем — эта романтика не по мне. По крайней мере, не настолько ещё обрыдла действительность, чтоб убегать от неё таким образом, безвозвратно гробить при этом печень. С риском попасться администрации, не, тут без меня!
После восьми вечера и впрямь, и до этого не сильно оживленная дурка стала успокаиваться. Пока не привезли какого-то буйного, который принялся оглашать криками покой готовящегося отойти ко сну заведения: «Зорька! Зорька! Зорька моя!!!» — безутешно надрывался новый постоялец.
— Сейчас угомонят, в карцер и на вязки! — С надеждой проговорил Митяй, извертевшийся в ожидании запланированного мероприятия.
— Так идите и варите, — не понял я его телодвижений. — вы же в туалете на дровах собрались чифир кипятить? Сейчас точно не до вас санитарам будет.
— Соображаешь! — Уважительно отдал дань моим аналитическим способностям Митяй и скомандовал собираться и выдвигаться.
Сейчас нажрутся колес, будут мычать и слюни пускать, пока не уснут. И этого крикуна угомонят, хоть спокойно высплюсь. Вот с такими мыслями я отправился с ними в туалет, умыться перед сном, да и так, для общего развития — посмотреть, как и чем они упарываться будут. Еле успел умыться, как в туалете запахло дымом, несмотря на распахнутое насквозь окно.
— Я на стрёме постою! — Поставил я в курс мужиков и поспешил покинуть помещение.
Минут десять околачивался в коридоре недалеко от дверей туалета, с опасением ожидая появления санитаров, но к счастью — они были слишком заняты мужиком, всё так же продолжающим убиваться по неведомой Зорьке. А там и мои соседи наконец то гурьбой вывалились, пропахшие дымом и счастливые донельзя.
— Пошли, пошли, пока не накрыло! — Поторопил Митяй и мы дружно направились домой, в палату.
Там я сразу же залез на кровать, с интересом и любопытством поглядывая на мужиков — когда же их начнет забирать, чтоб как разойдутся по спальным местам — тоже лечь спать, день сегодня выдался насыщенный на события. Они, правда — не спешили угомониться. А напротив, стали ходить по палате, по настойчивой рекомендации Митяя:
— Надо двигаться, чтоб разошлось лучше! Да и когда накроет, циклодол штука такая, пока ходишь, не так штырит!
— А точно хватит⁈ — Засомневался Степан. — Что-то я ничего не чую, чо там эти восемь таблеток, может ещё добавить?