Я сплюнул кровь с разбитой губы, тяжело с помощью Артура поднялся и побрел к воде.
Так прошло около двух недель. Счет дням я не вел, зачем, все равно это время можно смело считать упущенным в своей жизни, и начинать новый отрезок можно было после того, как мы вырвемся отсюда. «Или после того, как нас убьют», – поймав себя на этой мысли, я усмехнулся. Все в этом мире относительно.
Хотя, поразмыслив, я вынужден был признать, что мое самочувствие явно улучшилось от этих занятий. Мне было всего двадцать девять лет, и организм легко оживил забытую мышечную память. Даже, по-моему, я слегка прибавил в весе. Кормили нас два раза в день, но очень сытно. Если бы не наше положение пленников, с которыми могут сделать все, что угодно, в зависимости от настроения хозяина, то можно было считать, что мы находимся на спортивных сборах. Ни алкоголя, ни женщин, полное отсутствие табака (Бекхан запретил охранникам угощать меня сигаретами, и моя ненависть к нему неизмеримо выросла, приняв ослепляющие, чудовищные размеры), регулярные тренировки и ничем не прерываемый сон позволили быстро войти в хорошую физическую форму.
Ахмат выкопал колодец и теперь бетонировал его.
Каждый вечер мы, склонив головы к друг другу, жарким шепотом обсуждали планы побега. Но каждый раз, увлекаясь, мы замолкали, взглянув на Ахмата.
Единственным шансом уйти для нас были занятия с Бекханом. На них можно было что-то придумать, ведь из подвала не убежишь. Артур уже с десяток раз обследовал его и пришел к выводу, что дверь не выломаешь, да и нечем. Но вот Ахмат… как его оставишь здесь со спокойной совестью? И мы снова усиленно ломали головы, постепенно приходя к выводу, что втроем нам отсюда не выбраться. Ахмат, который сначала с большой горячностью обсуждал все мыслимые и немыслимые варианты побега, мрачнел на глазах. Конечно, он понимал ситуацию. Мы избегали смотреть ему в глаза.
Вернувшись после очередной вечерней тренировки «домой», мы застали его сидящим без движения на топчане. Он безучастно смотрел в одну точку.
– Эй, Ахмат, как ты сегодня?
Он молчал. Мы с Артуром переглянулись. Естественно, что настроение было подавленное у всех, хотя мы старались держаться бодро и в глубине души надеялись на удачу. Если один из нас падал духом, то остальные обязательно пытались подбодрить его и вдохнуть уверенность.
– Ахмат, ты чего? Да скажи, в чем дело? – произнес Артур, усаживаясь с ним рядом.
Чеченец повернул голову и безжизненным голосом проговорил:
– Когда я закончу колодец, меня продадут…
– Кому? – одновременно выдохнули мы.
– Я не знаю. Сегодня я слышал разговор. Кто-то пришел к Джамалдину и просил продать меня.
– А что Джамалдин?
– Он сначала отнекивался, а потом ему тот человек сказал, что его брата убили в УБОПе, и я ему нужен, чтобы отомстить. Джамалдин подумал и сказал, что я сейчас у него работаю, вот закончу колодец, и он меня отдаст даром.
Эта новость не была самой лучшей за этот день. Мы молча улеглись на свои постели. Никто ничего не говорил. Что ждало Ахмата, когда он попадет к этому человеку, понимали все. Хоть мы и намотались сегодня, сна не было до утра.
На утренней тренировке, кроме привычных охранников, присутствовал еще один человек. Ему было около сорока лет, и у него было плотное телосложение бывшего спортсмена. Сразу стало заметно, что Бекхан уважает его и слушается. Кто это и для чего он здесь, мы, конечно, не спрашивали.
После разминки этот чеченец в черной дорогой майке, на которой по-английски было написано: «Ичкерия», тщательно закрепил на руках Бекхана маленькие боевые накладки (обычно мы боксировали в перчатках, а боролись без них) и сказал, обращаясь к нам:
– Теперь давайте пробуйте в этом. В таких же Бекхан будет выступать. И смотрите, осторожнее, свиньи, не дай Аллах, покалечите мне парня, я вас живьем на костре поджарю!
Бекхан улыбнулся и что-то начал говорить ему, но тот резко оборвал молодого чеченца и показал рукой перед собой, определяя место схватки.
– Давайте начинайте! – приказал он и кивнул на Артура.
«Тренер, что ли…» – с тревогой подумал я.
Наши отношения с Бекханом и охранниками были довольно спокойными, если можно так выразиться. Чеченцы уже привыкли к нам (волей-неволей это и должно было произойти, ведь мы с утра и до вечера находились вместе), и я знал всех их по именам. Большой враждебности они к нам не испытывали, даже ради спортивного интереса пару раз подрались с нами в спаррингах (я уступил, да и Артура хватило ума сделать то же самое), и наш конвой начал относиться к нам довольно снисходительно, даже в азарте схватки подбадривать меня или Артура.
Я уже отметил несколько раз, как охранники и их оружие оказывались в самой непосредственной близости от наших рук. Еще немного, и это дружеское расположение можно будет использовать. О том, буду ли я мучиться угрызениями совести, когда убью улыбающегося парня, который протянет мне бутылку с водой, я еще не задумывался. Да и не хотел.
…Присутствие этого тренера сразу сделало атмосферу тренировки враждебной и напряженной. Чеченец явно не считал нас за людей и всем своим видом показывал, что больше, чем живые тренировочные мешки, мы не стоим. Охранники тотчас уловили его настроение и принялись покрикивать на нас грозно и повелительно.
…Бекхан, сразу став серьезным и напряженным, начал медленно сходиться с Артуром. Тот вытянул вперед руки, как обычно делал в борцовской схватке, и здесь тренер Бекхана внезапно что-то выкрикнул на чеченском языке. Артур не обратил на это внимания, а Бекхан вдруг резко и быстро ударил его кулаком в лицо.
Артур пошатнулся, недоуменно поднял голову: Бекхан ударил его еще раз, изо всей силы, затем быстро провел захват и опрокинул на песок. Охранники («Совсем близко стоят, сволочи, – непроизвольно отметил я, – один бросок, и эти три-четыре метра я пролечу, как ракета, они даже ахнуть не успеют») одобрительно закричали и засвистели. Чеченец взял руку оглушенного соперника на излом. Лицо Артура исказилось от боли, чеченец ломал ему локоть, и наконец собровец, сообразив, несколько раз ударил свободной ладонью по песку. Опять последовала команда на чеченском, и Бекхан с улыбкой вскочил с неподвижного тела. Тренер ободряюще похлопал его по плечу и усмехнулся.
«Ах ты, сука! – пронеслось у меня в голове. – Нас не предупредил, что будет боевая схватка, хотел испробовать своего звереныша! Мы-то не били руками, когда боролись!»
Я бросился к своему товарищу, который, морщась, неловко поднимался на колени.
– Что, Артурик, как рука?! – севшим голосом выдохнул я ему в ухо и, ухватив за подмышки, помог подняться.
– Перелома нет вроде… – напряженным тихим голосом ответил он. – Растяжение, наверное.
Он несколько раз, преодолевая боль, согнул и разогнул локоть, затем произнес разбитыми губами:
– Ничего страшного… было уже такое.
– Эй ты! – крикнул тренер. – Надевай накладки!
Я повернул голову. Чеченец смотрел прямо на меня.
– Не заводись с ним! – негромко проговорил мне в лицо Артур и отошел в сторону, слегка пошатываясь и вытирая кровь с губ.
Я опустил голову, уговаривая себя не злиться. Если сейчас поддаться эмоциям и броситься на противника, размахивая кулаками, то он обязательно меня на этом поймает. Он имеет и борцовскую подготовку, пройдет в ноги или бросит. Любая рукопашная схватка обязательно заканчивается борьбой, расстояние между противниками моментально сокращается после одного-двух ударов, это я знал хорошо. А если Бекхан дотянется до меня руками, чтобы произвести захват, то он поломает меня точно так же, как и Артура. Силы ему не занимать… На секунду я почувствовал, как ослабли ноги от страха, а затем знакомый голос отца негромко произнес мне в ухо:
«Бог не любит трусливых, сынок!»
А может, это сказал себе я сам. Злость выпрямила мое тело. Ну, держись, Бекханчик, сейчас сойдемся… Я почувствовал, как потяжелели мои кулаки и ощутил в них свинцовую тяжесть. Надо только не дать ему меня схватить, вот и все. О том, получится у меня это или нет, задумываться времени уже не было.
Обычно мы начинали наши спарринги с легких разведочных ударов (кое-чему Бекхан все-таки научился, он уже не так остервенело размахивал руками, как в первом бою) и затем сходились ближе.
В этот раз я ударил сразу, внезапно, без подготовки. Чеченец просто не успел защититься. Бекхан явно не ожидал от меня такой активности и только собирался подойти ко мне, по его глазам я понял, что он еще не собран и не готов к ближнему бою психологически. Он только начал вскидывать руки к подбородку, как я длинным стремительным шагом подскочил к нему и тяжело, изо всей силы, ударил его в голову.
Он пошатнулся, глаза его на секунду стали бессмысленными, его повело в сторону, но он поднял все-таки руки, прикрылся ими, но это была слабая защита. Боевые накладки не закрывают всю голову, как боксерские перчатки, и можно было смело считать, что он защищается только голыми руками.
Мне нельзя было терять ни секунды. Я покрепче уперся ногами в песок, резко выдохнул и влепил ему еще один тяжелейший боковой прямо в накладки. Я бил, как по мешку, от души, вкладывая вес всего тела в удар.
И он упал на колени.
Его тренер что-то заорал, но я не захотел прислушиваться. Я неумело схватил расслабленную руку чеченца, резко вытянул ее между своих ног и неловко упал на спину, проводя простейший болевой, которому учат на занятиях по милицейской физподготовке. Я уже понял, что хорошо взял его в захват, но все равно поразился тому, насколько все-таки силен был Бекхан.
Даже в полуобморочном состоянии он попытался неимоверным усилием освободить руку. Крупные мышцы напряглись так, что начали дрожать от напряжения. Он застонал. Выпрямленными ногами я едва удержал мощный рывок его тела.
Прогнув спину и удерживая его кисть, я с величайшим удовлетворением дождался того, чего так жаждал услышать – сдавленный стон боли. Сквозь заложенные уши я услышал шум от какого-то движения, который приближался ко мне. Через мгновение я понял, что это.