Кто такой Золотой Инал, я спрашивать не стал. Это не уровень генерала. Для ответов на подобные вопросы существует Виталик.
– Ты переедешь в Москву, квартиру тебе подготовили. Ибрагимов ведь тоже этого хочет?
Я недоуменно вскинул глаза.
– Ну Коля, дружок твой чеченский… – добавил генерал, увидев мое замешательство.
– Легенду разработаете с учетом требований момента. И мы еще тебе в помощь одного парня дадим, чтобы тебе не скучно было, – пошутил хозяин кабинета. – Тоже сотрудника. С деталями ознакомишься позже… – Он еще помолчал, вглядываясь в меня. – Вопросы есть?
– Есть, товарищ генерал!
Редковолосый нахмурился и недовольно глянул на меня. По сути дела, все будущие вопросы я должен буду обсуждать с ним. Но тот вопрос, что я собирался задать, не входил в его полномочия.
– Ну, говори, – произнес генерал, с интересом рассматривая меня и чуть заметно улыбаясь.
– Разрешите мне одному работать, товарищ генерал? Я привык так, да и мне удобнее…
Я еще хотел сказать, что не хочу отвечать еще и за чужую жизнь, что не желаю случайных ошибок и проколов, которые всегда возникают при коллективной работе. Да это еще и контроль. Рапорт от одного агента, работающего на нелегальном положении, – это одно, а рапорта от двоих всегда позволят не только более точно обрисовать ситуацию, но и выявить ошибки и просчеты друг друга. И ведь не утаишь ничего, откуда я буду знать, будет ли тот парень докладывать руководству все подряд, даже и то, что, по моему мнению, докладывать не следует.
– Нет, Крохалев! Твоя просьба отклонена, уже все решено. Вообще-то я хотел посмотреть на тебя, ты ведь первый практически парень, с кем мы будем начинать такое серьезное дело. – Генерал опять помолчал, вновь разглядывая меня с непонятным выражением.
У меня вдруг шевельнулась неприятная мысль. Он, как честный офицер, хочет поговорить со мной, подбодрить перед опасным заданием. Он ведь посылает меня не в цивилизованную страну, где меня в случае провала ждет суд, который обязан обеспечить мне гуманное отправление судопроизводства, а в банду, члены которой явно не грешат соблюдением даже самых обыкновенных человеческих законов, не говоря уже о государственных.
Почему-то внезапно перед моими глазами встало чеченское село, где мы с Артуром попали в плен. Наиболее ярко мне запомнилась та самая мечеть, возле которой нас остановила машина Бекхана, нашу последнюю, как мне тогда думалось, отчаянную драку, затеянную для того, чтобы попытаться завладеть оружием и постараться умереть не как бараны, а достойно хотя бы перед самими собой… Затем плен, ощущение полной беспомощности, отчаяние, бессонные ночи и накапливающееся глухое раздражение на весь мир. Раздражение, медленно переходящее в неутихающую ярость.
Вот и сейчас я ощутил глубоко под сердцем эту поднимавшуюся волну злобы, решимости и изначального тупого желания идти до конца, чего бы это ни стоило. Я все сделаю, и сделаю это хорошо… Именно это ощущение помогло мне тогда, в плену, не сойти с ума и не сломаться. И еще отцовское – «Бог не любит трусливых, сын…»
«Ты, оказывается, ничего не забыл, дружок!» – удивленно пробормотал голос внутри меня и сразу же замолчал.
На прощание генерал крепко, по-мужски, пожал мне руку, левой ладонью хлопнул меня по плечу и отвернулся. И тут же на его столе зазвонил телефон.
– Поедешь в Карачаево-Черкесию, Сергей! – произнес Коля и оглянулся по сторонам. – В Черкесске тебя встретят. Там купишь машину и пригонишь ее в Москву. Так дешевле мне выйдет, да и мои знакомые продают, они уступят. За рулем желательно, чтобы был русский. Сам знаешь, как сейчас гаишники реагируют на кавказцев. Поселишься в гостинице, вот адрес. Деньги за машину я уже переслал, так что получишь только транзитные номера и поедешь. К тебе зайдут вечером. Вот деньги на расходы. Пригонишь машину, я с тобой рассчитаюсь за эту услугу. Ты все понял? – проговорил он, засунул руки в карманы и строго посмотрел на меня.
Мы стояли в привокзальном буфете Казанского вокзала, а вокруг нас царила обычная суета уезжавших, приезжавших и провожавших людей. Чеченец был чисто выбрит и неброско одет.
Я отхлебнул остывший кофе и кивнул. Коля оглянулся еще раз. В Москве он выглядел нервным, не то что в его родной республике. Хотя место встречи было выбрано толково, но в этой суетливой толпе совершенно незнакомых друг другу людей можно было с одинаковым успехом как и легко оторваться от слежки, так и осуществлять наблюдение. Все зависело от профессионализма. Мне оставалось надеяться, что люди из чеченского ДШГБ (департамент шариатской государственной безопасности, созданный в республике сразу после получения независимости) все-таки не обладают хорошо поставленными навыками практической работы. Да и откуда было им взяться.
Старые работники КГБ, чеченцы по национальности, вряд ли выстраивались в очередь, чтобы предложить свои услуги Дудаеву. Советская комитетская закалка не позволяла им перейти на сторону сепаратистов, все их воспитание и взгляды на жизнь наверняка не претерпели каких-либо существенных изменений за несколько лет. Так что крепких профессионалов в разведке у суверенной республики не было.
Скорей всего, Коля чувствовал слежку, даже у необученного человека почти что всегда возникает легкий дискомфорт при скрытом наблюдении за ним. Но ничего внешне подозрительного он, при всем его желании, все-таки заметить не мог.
Чеченец напряженно крутил головой, нервно взглядывал на проходящих близко от нас людей, но никак не мог сообразить, что сидящая неподалеку молодая мамаша с маленьким ребенком на руках уже несколько раз сфотографировала его. И подошедший к нам при входе неулыбчивый уставший, в мятой форме, задерганный капитан вокзальной милиции, проверивший наши документы, тоже фиксирует все наши передвижения. В отличие от девушки, он мог пялиться на Колю сколько угодно, не вызывая подозрений, изображая недалекого и усердного служаку. Чеченец, мол! Надо с ним ухо востро держать!
Неизученные биоволны, о которых все знают, но которых никто никогда не видел, излучались «опушниками» (оперативно-поисковое управление) и фокусировались на двух озабоченных и хмурых мужчинах, что допивали кофе за плохо помытой стеклянной перегородкой, отделявшей буфет от зала ожидания.
Я вернулся на Кавказ вечером.
Я специально обговорил с Колей, что я не поеду сразу в Черкесск, а остановлюсь в Пятигорске на один день. Мне хотелось отдохнуть после тряски в поезде, выспаться на хорошей постели и просто недолгое время посидеть в одиночестве.
В Москве меня контролировали фээсбэшники и чеченцы, и я устал от этого назойливого внимания.
Наружку ДШГБ я засек сразу. Двое плотных парней с характерной яркой кавказской внешностью несколько раз попадались мне навстречу и мелькали позади – в магазине, в метро и на рынке. Я даже посмотрел одному из них в глаза. Чеченец сразу же отвел взгляд. Это совсем не характерно для них, кавказцы считают пристальный взгляд прямым вызовом и стараются «переглядеть» оппонента. Иногда дело доходит и до выяснения отношений, если позволяют обстоятельства. Так что мои «топтуны» из независимой республики не были профессионалами. Так, бывшие боевики, оказавшиеся не у дел после войны.
Когда разработчик операции считает нужным привлечь к оперативной работе ОПУ, то в запросе он пишет все данные на «клиента» и обязан указать, имеет ли этот человек оперативную подготовку или нет.
Я не сомневался, что Виталик не забыл поставить галочку в нужный пункт. А вот чеченцы этого не знали. Они вполне справедливо считали, что напрасно топчут ноги и зря тратят время, стараясь засечь все мои подозрительные контакты. Обыкновенный русский лопух, который совсем не догадывается, куда его втянули и что его ждет впереди. А значит, и напрягаться особенно не надо.
Хотя активная часть операции еще не началась, я подозревал, что контроль нашей службы за мной не снят. Синий потасканный «Опель» я заметил пару раз сзади такси, в котором я ехал. Возможность два раза увидеть одну и ту же машину в течение нескольких дней в Москве равна одному шансу из трех миллионов (или сколько там машин в столице нашей Родины), если только это не личное авто соседа, который вместе с тобой выезжает из одного двора на работу. Причем этот «опелек» я засекал в разных районах, куда мотался по мелким поручениям Коли, перевозя всякие свертки и пакеты. И я был уверен, что это не чеченцы. Зачем за мной следить, если они и так знают, куда я еду?
Сначала я нервничал (мол, не доверяете, заразы!), затем потратил пять минут, проанализировал обстановку и успокоился.
На месте генерала я бы делал то же самое. Так, на всякий случай. Чтобы убедиться, что все идет нормально. Наверняка ему не понравится, если меня изобьют где-нибудь в подворотне или случайно задержит милиция. Слишком многое поставлено на карту, чтобы безнадзорно предоставить мне возможность искать приключения на одно место.
…В маленькой пятигорской трехэтажной гостинице было уютно, тепло и тихо. Вдоль стен стояли пальмы в кадках и какие-то неизвестные мне высокие растения. К моему удивлению, они не были засохшими, за ними явно ухаживали, и я не заметил вдавленных в землю окурков. Чистые, много раз стиранные половички устилали давно не крашенную лестницу с деревянными перилами. Чувствовался уют и тот особенный неторопливый уклад жизни, что так характерен для маленьких городков, до которых еще не добрался подчиняющий себе все вокруг тяжелый, неумолимый, никогда не прекращающийся ритм жизни мегаполисов.
Я отказался от чая, предложенного мне седой приветливой горничной, с удовольствием принял душ, побрился, попросил у бабушки утюг и погладил чистую рубашку. Затем сунул в карман деньги и вышел на улицу.
Почти везде горели уличные фонари, город был хорошо освещен, и толпы людей спешили прогуляться по свежему воздуху, наслаждаясь прохладным вечером наступившей осени. Отовсюду доносился женский смех и возгласы ребят. К своему удивлению, на улице я заметил относительно большое количество молодежи. Это было несколько неожиданно для такого провинциального городка. Позже я сообразил, что, скорей всего, в Пятигорске находится множество учебных заведений.