[206] и «Пышку»[207]. «Пышку» запомнили особенно хорошо, потому что ее написал Мопассан. Кто-то пустил по Парижу слух, будто Раневскую арестовали. По Москве пошли другие слухи. О том, что Марецкая отобрала у Раневской роль, чтобы поехать за границу[208]. Выпустили бы Раневскую в Париж, и не было бы ни обид, ни сплетен. И то был не единственный отказ. В чем дело? В ответ слышу: «Как мы можем ее выпускать? У нее же родственники во Франции!» Отвечаю по пунктам – раз, два, три… Раневская могла уехать в 17-м, когда эмигрировала ее семья, но осталась. Разве это не довод в ее пользу? Гражданскую войну она провела в Крыму. При желании могла бы уехать с белыми. Но не уехала. С чего бы ей уезжать сейчас? Из страны, где она прожила всю жизнь, где ее все знают? Зачем ей уезжать? Родственники Раневской – семья ее брата – живут не во Франции, а в Румынии. Во Франции живут родственники мужа покойной сестры. Сама сестра Раневской незадолго до смерти вернулась из заграницы в Москву. Я сама помогала решить вопрос с ее возвращением. Родственники мужа покойной сестры – седьмая вода на киселе. Раневская с ними даже не знакома. Как можно на таком основании запрещать выезд на гастроли народной советской актрисе? Сказала, что ручаюсь за Раневскую и за всех остальных. Не помогло. Такое чувство, будто бьюсь в стену. «Мы обсудим этот вопрос». Буду биться еще, пока не добьюсь своего. Нельзя работать по принципу «лишь бы был повод для отказа». Самый глупый повод, который мне довелось слышать, это «у нее муж космонавт». До сих пор не могу понять, почему жену космонавта нельзя отпустить на заграничные гастроли.
Моя биография – ни для кого не секрет. Ничего не скрываю. Нечего мне скрывать. И то, что я поступала в институт, не имея школьного аттестата, тоже не скрываю. Получила направление от комсомола и с ним была принята на первый курс. Но те, кто говорят за моей спиной: «Фурцева школу не смогла окончить, но в институт пролезть сумела», плохо изучали мою биографию. Взяли из нее только то, что им было нужно. А об остальном забыли. Забыли, что семилетку я в Вышнем Волочке окончила. Забыли о том, что я не «пролезала» в институт, а поступила по комсомольскому направлению. Забыли о том, что я закончила высшие курсы Аэрофлота, куда меня тоже направил комсомол. А что такое направление обкома или ЦК комсомола? Это же не контрамарка в театр, которую кто угодно может получить. Кадры тщательно отбирались, просеивались через сито. Образованности, знаниям уделялось огромное внимание. Кто бы направил темную дуру на курсы Аэрофлота или в институт? Да никто. Потому что за это сразу бы получили по шапке. Меня направили на курсы, потому что знали, как усердно я занимаюсь самообразованием. Я была подготовлена должным образом, потому и стала учиться. И в институт меня направили товарищи, потому что были уверены – Фурцева не подведет. А сплетники действуют по принципу – слышал звон, да не знаю, где он. Лишь бы сказать что-то неприятное. Первого мужа моего молва повысила до начальника авиатехникума. Только для того повысила, чтобы сказать – Фурцева смолоду была карьеристкой, захомутала своего начальника в Саратове. А Петр мой на самом деле был в техникуме инструктором. И если уж разбираться, то это я, как помощник начальника техникума по комсомолу, была по должности старше Петра. Бывало, что ответственной дежурной оставалась – главное начальство.
Иногда думаю, что надо было бы написать свою подробную биографию. Когда, где, что, как и т. д. Чтобы после того как меня не станет, обо мне не сочиняли бы небылиц. Пока жива, я ответить могу, а потом не ответишь. Но понимаю, что такая задача мне не под силу. На то, чтобы страничку в дневнике написать раз в неделю, меня хватает. А подробная биография – это же настоящая книга. Ее надо писать в тишине, с чувством, толком и расстановкой. Все подробно вспомнить и так же подробно записать. Месяца три уйдет, если не больше. А откуда мне взять эти три месяца покоя? Так что буду писать здесь. Урывками, о чем вспомнится. О самом главном напишу, а второстепенное не так уж и важно.
Вартанян получил письмо из Краснодарского крайкома по поводу артиста Брянского[209]. Его выступления с воспоминаниями о Ленине и Дзержинском вызвали сильное недовольство. Это уже не первый сигнал такого рода. Стремясь «оживить» свои выступления, Брянский прибегает к излюбленному методу «разговорников» – побольше смешного! Но надо же понимать, о ком можно рассказывать анекдоты, а о ком нельзя. Кроме того, Брянский увлекается фантазированием. Может рассказать такое, чего на самом деле не было. Брянский, конечно, виноват. Но его случай – особый. Выступления в Сочи были первыми его выступлениями после гибели сына[210]. Никто и не думал, что после такого горя девяностолетний старик сможет выступать. Но он смог. Догадываюсь, что выступления помогают ему справиться с горем. Копия письма ушла в ЦК, поэтому нам надо отреагировать соответствующим образом. Так, чтобы в ЦК остались довольны и не вызывали бы Брянского для проработки. Это может его добить окончательно. Решили, что объявим Брянскому выговор и потребуем впредь не «забывать» согласовывать текст своих выступлений с Управлением музучреждений[211]. Попросила Вартаняна не вызывать Брянского в министерство, а навестить его дома. Незачем лишний раз волновать старика. Одно дело спокойный разговор дома и совсем другое – вызов в министерство. Да и разговаривать в домашней обстановке удобнее.
Завидую Брянскому – он видел Ленина, разговаривал с ним. Я в детстве так мечтала увидеть Ленина, но увидела его только в Мавзолее.
Пишу здесь о многом. Надо бы написать о Петре и Светлане. Еще когда Светлана училась в школе, в восьмом классе, ей наболтали, что Петр – не настоящий ее отец. Мол, он ушел от меня потому, что я ждала ребенка от другого мужчины. Учительнице, которая распространяла в школе эту сплетню, пришлось положить партбилет на стол. Я поражалась – как может педагог сделать такое? Всегда была высокого мнения о педагогах и остаюсь при нем. Света долго переживала «новость» молча. Мама заметила, что с ней творится что-то не то. Сначала думала, что это обычные девичьи причуды, а потом выспросила, в чем дело. Мой разговор с дочерью был коротким. Для начала я предложила ей посмотреться в зеркало, чтобы понять, как она похожа на своего отца. А потом спросила – неужели отец стал бы поддерживать с тобой отношения, если бы не считал тебя своей родной дочерью? Ей бы самой задать себе этот вопрос и не мучиться. Но в 14 лет дети ранимы, впечатлительны и доверчивы. Верят всему, что им наболтают. Удивительно, что об этом болтают и сейчас. Но сейчас Светлане не 14, а 31. Она давно уже не придает значения сплетням. Все знают, что она поддерживает отношения со своим отцом. Знают, что и Маришка знакома с Петром, своим дедушкой. Все знают, но сплетничать продолжают. Кого только молва не записывала в мои любовники! Как-то раз начала считать (до меня же все доходит рано или поздно) и сбилась со счету. Если бы все было так, то мне некогда было бы работать. Все время занимали бы мои бесконечные романы. «Романами» объясняются все мои поступки. Если Фурцева назначает кого-то главным режиссером театра, то неспроста. У нее с ним роман. Если хлопочет за кого-то в ЦК, тоже неспроста. Неприятно, но я давно привыкла. Даже пытаюсь шутить насчет того, что среди моих воображаемых «любовников» одни знаменитости. Шутка получается горькой. Весело на эту тему не пошутишь.
То и дело слышу: «Фурцева повсюду насаждает своих любимчиков». Любимчиков у меня нет. Есть люди, которым я доверяю. Их и рекомендую. «Свояками» себя не окружаю. До сих пор не утихают толки по поводу назначения Ефремова во МХАТ. Старейшины МХАТа забыли, как они хором просили меня: «Дайте нам Ефремова! Нам нужен такой – молодой, энергичный, талантливый! Он нас спасет!» Я тоже считала кандидатуру Ефремова не просто лучшей, а единственной. Потому и назначила его. Я предвидела, что рано или поздно во МХАТе начнется конфликт между «отцами» и «детьми». Это неизбежно. Столкновение старого и нового всегда вызывает конфликты. Но как можно сейчас говорить о том, что «Фурцева навязала нам Ефремова»? Навязала? Во-первых, мне не надо никого «навязывать». Я не «навязываю», а назначаю. Как министр культуры. «Навязывать» и «назначать» – принципиально разные понятия. Мне не требуется никого уговаривать – примите, дорогие мои, нового руководителя. Во-вторых, те, кто сейчас громче всего кричит «навязала!», забыли, как сами просили Ефремова. У меня в кабинете просили и на собрании тоже. Сказала недовольным: «Если у вас такая короткая память, что вы не помните, как просили меня, то на сцене вам делать нечего. МХАТ “от суфлера” не работает. Здесь надо учить роли, а для этого нужна хорошая память!» Обиделись, но умолкли. Надолго ли?
Демичев завел разговор о сознательности. Поставил в пример Суслова, который после зарубежных поездок сдает неизрасходованную валюту в кассу. Сказал, что этому примеру должны последовать все, кто выезжает на гастроли за границу. Я спросила, как он себе это представляет. Люди получают скудные суточные и расходуют их полностью. Надо не отбирать последние крохи, а увеличить размер суточных. Тогда не будет этой постыдной торговли в гостиницах, когда наши предлагают официантам и горничным купить у них икру и фотоаппараты. Такая коммерция наносит огромный удар по престижу страны. Будь моя воля, я бы разрешила гастролерам тратить часть заработанной валюты за границей. Никому от этого хуже бы не стало. Люди получили бы возможность спокойно, без «коммерции», купить себе и родным то, что хочется. Привела в пример Венгрию, где существует подобная практика. Надо смотреть правде в глаза. Во многом мы опережаем Запад, но в отношении ширпотреба