В обзорном выступлении молодого Толстых, психолога и философа, тоже разделялись две позиции: позиция примитивная, антипедагогическая, где ребенок изображен простейшим механизмом типа прямой ременной связи: увидит ребенок хорошее – станет хорошим, увидит плохое – станет плохим. (Я не видел «Лидера»[145], но противопоставление таково: фильм жизненной правдой воспитать не может, он может воспитать утешительной ложью.)
Более четко говорится о том, что воспитывать надо положительными героями. Но что есть положительный герой? Что есть положительный пример? Кого мы должны воспитывать?
Кого воспитывает «Руки вверх!» В. Грамматикова: Лену Бессольцеву или Железную Кнопку? Или Лохматого, который говорит: «Что главное в человеке?» – и Рыжий ему отвечает: «Сила!».
Итак: путаница. Что есть сегодня положительный герой – культ грубой силы или его противопоставление силе души? Эта путаница выдается за четкость идейной позиции, при этом четкая идейная позиция авторов выдается за нечеткую. Путаница, начатая Карагановым, продолжалась и пошла вглубь. Но мы разобрались, кто что снял, с помощью зала, и кто кого собирается куда воспитывать, думаю, разберемся тоже.
Я в гуще событий. Происходят сдвиги. Проводится реформа. Поднялись люди. Родители. Педагоги. Они ведут работу вокруг «Чучела». Комсомол. Кинофикация. И все это активно, страстно до слез, до спора, до пафоса.
У нас – провинция. Запустение. Пустой зал. Случайное появление высоких особ. Правительственная недосягаемость по неважному вопросу. Но не оттого ли, что воспитание – это вопрос острый и сегодняшний? Не оттого ли, что это вопрос полемики? Не уход ли это от ответственности?
Постановление ЦК партии не выполняется, и никуда от этой ответственности не уйти.
(Говорил все не так, возмутил Караганов. Он делал вступительное слово – с высот Секретариата приветствовал Пленум, так сказать, оказывал честь. Потом, кокетничая, сказал, что он в детском кино не понимает и что Володя Грамматиков понимает в 15 раз больше него. Вы ставьте вопросы, а мы будем их смело ставить перед Госкино. Вот б..! Что такое? Уже нет секретарей Союза, это уже Правительство СК СССР! Он был столь правительственно недосягаем, что можно было подумать, будто работа в Секретариате Союза тоже секретна. Он как бы отвлекся от… (чего?) и спустился до детского кино. Глупый фарс и более ничего. Куда «ничевокам» 20-х годов – вот новые «ничевоки».) Говорил, едва сдерживал волнение. Врезал Караганову (жаль, его не было), врезал Чулюкину и Грамматикову. Зачем? А вот без всякой цели, ибо у этого сборища нет цели, но там сидели люди из разных республик. Пусть хоть знают, что не все кончено!
Выступление, как всегда, всем понравилось. Интересно, что отразится в стенограмме. Думаю то, что я говорил, записать было нельзя. Жаль, что уехал и теперь не поправлю стенограммы.
Вообще, если быть принципиальным до конца, надо предложить людям, действительно имеющим отношение к кинематографу и к детскому кинематографу в частности, либо решать, зачем эта нужна комиссия по детскому кино и что она делает, либо уйти из нее.
Союз стал департаментом Госкино – и это только раздутые штаты комитета, а вовсе не Союз.
Меня выбрали в бюро режиссеров (надо полагать, что это большая честь!). Председатель бюро – Г. Панфилов. Может быть, тут-то можно сделать? Или тоже, наверно, ничего нельзя. Нечего терять время. Надо работать!
07.12.84 г
Начал новую (красную) тетрадь, а эту еще не закончил. Ай-яй-яй!
Не годится! Не годится!
Оставлять страницы!
Так ведь могут завестись
Синие синицы!
Они ищут по страницам
Всяких мух и блошек,
Они любят небылицы
И не любят кошек!
Кошки тоже их не любят
Жалуются совам,
А они синичек губят
Способом не новым.
Совы сразу, как узнают,
Сообщают крысам,
Крысы сразу прибегают,
Составляют список.
Только лишь его составят,
Копии снимают,
А куда потом отправят,
Даже крот не знает.
Все потом тот список ищут,
Крот аж землю роет,
Волки по дорогам рыщут,
Волки волком воют.
Все от страха поднялись
На стену полезли,
А когда разобрались,
Копии исчезли!
Списков нету, копий нету,
И пошла работа!
Отвечать теперь за это
Крысам неохота.
Они жалуются совам,
Те бегут к собакам,
Ну а те идут к коровам,
А коровы к ракам.
Снова списки составляют,
Копии снимают,
А куда их отправляют,
Вновь никто не знает!
Все бегут за круглый стол,
Открывают пренья,
Составляют протокол,
Выражают мненья.
Протокол идет по кругу,
В каждом взгляде вызов,
Ставят все на нем с испугу
Подписи и визы!
Все в работе на износ,
Не хватает суток,
Все целуются взасос
И звонят кому-то.
И откуда-то звонят!
Кто-то с кем-то, как-то…
Ну оттуда говорят:
«Требуются факты!»
Фактов не было и нет,
Есть одни ответы,
Все кричат: «Гасите свет!»
И давайте счеты!»
Все считают в темноте,
Все работе рады,
Все на должной высоте,
И у всех оклады!
Остается навести
Кой-какие справки,
Кое-что чуть-чуть сместить,
И внести поправки.
Все кипит и бьет ключом,
Цифры все подбиты,
А синицы не при чем,
И давно забыты.
А синицы уж давно
В синьку превратились
Только это все равно,
Все в разгул пустились.
Пригласили поросят
Заказали мошек,
Крысы делают крысят,
И целуют кошек!
Принимают подношенья
Все кроты и раки,
Выясняют отношенья
Волки и собаки.
А коровы напились,
Молоко разлили,
Поросята завелись,
И крота избили!
Совы тихо, под шумок
Получили ордер,
Кот был спрятан под замок,
Волку дали орден.
Я в конце-концов ушел
Все это без толку
Только тихо подошел
И поздравил волка.
Я сегодня что-то плох,
Больше так не буду.
Только жалко – кот издох,
И его забудут.
06.04.85 г
Есть некий ужас в лингвистическом родстве слова «передача» (телевизионная) с передачей (в больницах) или с передачей (в тюрьмах). А есть еще передача в пионерский лагерь. Массовая культура и ее механизм делают человека больным и затворником.
22.10.85 г
Та тетрадь кончилась – новой нет. Только сейчас понял, что произошло с Олегом Целковым во Франции. После своих клоунских лиц, не имеющих признаков ни национальных, ни сугубо временных, во Франции у Олега прорезалась русская тема. Хотелось бы думать, что это «тоска по Родине», но думаю, что все иначе: он там русский художник – это спрос, и Целков вынужден «оказаться русским». Его фигуры, бабы, солдаты – это живые герои платоновского «Котлована». Удивительность Олега в том, что и тут, резко сменив тему, форму, он остался собой, это все равно Олег Целков с его открытием цвета, снова локального, снова неожиданного и снова праздничного, но уже особо – тона вроде бы приглушенные – это уже не его «Бабы» – красная и зеленая – но сама приглушенность, монохромность все равно цветовой удар. И глаза перекочевали из клоунских масок – они кажутся отверстиями в картинах…
Снимаюсь как сумасшедший. После «Чучела»:
1. Марио (певец из Италии) – «Герой ее романа» («Мосфильм», Ю. Горковенко).
2. Режиссер театра – «Искренне Ваш…» («Мосфильм», А. Сурикова).
3. Семен Лукич – «Эй, на линкоре!» («Ленфильм», С. Снежкин).
4. Адвокат – «Суд да дело» («Ленфильм», И. Хейфиц).
5. Д’Аннунцио – «Народный комиссар» («Мосфильм», А. Зархи).
6. Милиционер – «Чегемский детектив» («Мосфильм», Светлов).
7. Человек за рулем – «Этика водителя» («Ленфильм», документальный фильм, Гена).
8. Критик – «Начни сначала» («Мосфильм», А. Стефанович).
9. Филдс – «Соучастие в убийстве» («Мосфильм», Усков-Краснопольский).
10. Ларсен – «На исходе ночи» («Ленфильм», К. Лопушанский).
11. Выходит «Операция “С Новым годом”» («Проверка на дорогах»), Локотков («Ленфильм», А. Герман).
(В трех ролях еще сниматься, в пяти – озвучивать.)
12. Дрессировщик – «Реквием по филею» («Мосфильм», Е. Цымбал).
И, может быть, придется сыграть у Бортко. (Хотя не надо бы.)
Пора кончать свой актерский сезон и начинать писать и готовиться к новой работе, а то так вся жизнь уйдет на всяких Цымбалов и Лопушанских, на Хейфицев и Зархи!!!
Красная тетрадь1984–1985
В конце 1984 года Быков уехал в санаторий. Там и начал эту тетрадь. Накопившаяся усталость, напряжение борьбы за фильм «Чучело» вылились в вялотекущий бронхит. Впервые за двенадцать лет Быков купил путевку и отбыл в Сочи. Сын учился, и я не могла составить мужу компанию.
Он взял с собой пишущую машинку, дневники, наброски сценария «Поцелуй на прощание». Перезванивались мы почти ежедневно. Но тем не менее через две недели он сорвался из санатория и прилетел домой. «Ты даже можешь со мной не разговаривать, главное, чтобы я знал, что мы рядом».
И потекла прежняя жизнь с ее хлопотами, волнениями, непрекращающейся работой. В очередной раз Быков пытался организовать свою жизнь без лишних дел, лишней работы, все спланировать. Но мешало этому, по его мнению, легкомыслие (ему всегда казалось, что легче сделать, чем отказаться) и привычка все делать одновременно: сниматься и снимать самому, писать, выступать, записывать пластинки, вести передачи. Это подчас приводило к тому, что «поезда сталкивались», по его выражению, копились усталость, разочарование. Он как-то одно свое письмо подписал: «Твой Рол-мул». Это была констатация его десятижильности, а порой, может быть, и упрямства в решении тех задач, которые он перед собой ставил.