Первое, чего добился Быков, – возрождения объединения «Юность» на «Мосфильме», всего с четырьмя производственными единицами. Опытнейший редактор А. Хмелик к этому времени уже создал на студии им. Горького «Ералаш», и ему было жаль бросать дело. Тогда был приглашен на эту роль автор «Ста дней после детства», «Деревни Утки» и других фильмов Александр Александров. Но из этой затеи мало что вышло, Быков не знал, что Александров задумал сам снимать. Славы не добыл, а объединение как главный редактор не возглавил. И Быкову пришлось тащить самому этот воз.
На «Мосфильме» создается правление студии, куда входят худруки всех объединений, и Быков, войдя в него, озабочен этическими проблемами работы правления.
Многострадальная ленфильмовская картина «Письма мертвого человека» удостоена, вместе с главным героем, Государственной премии РСФСР, выходит картина Алексея Германа «Проверка на дорогах» (новое название «Операции “С Новым годом!”»). Все получают Госпремию СССР, кроме Быкова, сыгравшего командира партизанского отряда Локоткова, – не прошло положенного времени между премиями: «Чучелу» тоже присудили Госпремию СССР – автору, режиссеру и оператору.
Огромное количество поздравлений получил Быков в связи с получением премии от знакомых и незнакомых людей. Многие считали эту премию какой-то высшей справедливостью и своей личной победой, такой была телеграмма от незнакомого с Быковым Владимира Спивакова.
Виктор Демин, замечательный кинокритик, с которым Ролан секретарствовал вместе в Союзе кинематографистов после пятого съезда, прислал поздравительное письмо. Он написал, что «мы сначала по привычке своим героям отрубаем головы, а потом отдаем им заслуженную дань. Вы – Марат в нашем самодеятельном Конвенте, и каждое ваше слово, каждое убеждение оплачено кровью по неприятию лжи и фальши».
На очередном перестроечном московском кинофестивале был организован «Прок» – профессиональный дискуссионный клуб. Кем-то был задан вопрос: все ли запрещенные фильмы сняты с полок? «Все», – гордо ответил Элем Климов. Вдруг из зала раздался голос: «Нет, не все». Головы повернулись. В джинсах и клетчатой рубашке вышел к микрофону взволнованный А. Аскольдов и попросил в рамках «Прока» посмотреть картину «Комиссар». Он знал, что и в нынешнем секретариате есть противники. «Но она не существует, ее приказом смыли». «Нет, у меня дома лежит копия», – ответил Аскольдов. На следующий день набился полный Белый зал Дома кино. Чуть ли не висели на люстрах. Мы стояли в проходе у входа в зал. Через двадцать лет Ролан Быков встретился со своим героем Ефимом Магазаником. Впервые вижу в темноте на щеках Быкова слезы.
С этого дня началось триумфальное шествие картины по всему миру, Нонна Мордюкова вошла в мировой пантеон. Догнали и Быкова запоздавшие звания. Но так как и роли, и фильмы вышли почти в одно время и успех был слишком очевиден, Быков написал в дневнике: «Я из одной зоны проклятия попадаю в другую». «Зависть, как зубную боль, трудно скрыть», – читаем у Козьмы Пруткова. «Комиссара» выдвинули на Ленинскую премию, но… Фильм в мире получил немало наград, но не в стране комиссаров. Кинематографисты, члены ленинского комитета, выдвинули на эту премию умершего в эмиграции Андрея Тарковского.
Быков работает день и ночь без отдыха. Голова пухнет от задач и планов, и есть силы и воля для их воплощения.
В пятницу 19 декабря 1986 года в честь лауреатов Государственной премии СССР в области литературы и искусства состоялся обед, на который был приглашен лауреат с супругой. Так закончился для Быкова 1986 год.
01.1986 г
С Новым годом! С новой тетрадью. 85-й закончился очень интересно – поездкой в Канаду и премьерой «Чучела». В Монреале были вдвоем с Меньшовым на премьере. Это была неделя советских фильмов: «Иди и смотри», «Любовь и голуби», «Чучело», картины Д. Асановой и Н. Губенко.
Из-за перипетий с «Аэрофлотом» пробыли лишних четыре дня. Приняты были прекрасно, оказались с деньгами, выступали в консульстве, на нашем торговом судне, в посольстве (Оттава). Посол в нашу честь дал шикарный обед (кстати, без спиртного), повидали много интересного, но главное – премьера фильма «Чучело».
Все происходило как бы не со мной, как бы с третьим лицом, а я сам был зрителем. Картину не видел давно, посмотрел с удовольствием, впервые до конца смог оценить то, как она сделана. Отмонтирована крепко, пустот нет вообще, движется стремительно и ритмически очень стройна. Впервые до конца понял, что ритм – это ни быстро, ни медленно, а «растянуто» – вовсе не антипод ритму. Ритм – это строй, лад, соподчиненность, стройность, это фигура и гармоничность конструкции. Ни быстро, ни медленно, ни длинно, ни коротко – все это не признаки ритма. Конечно, когда короче и быстрее, особенно, там, где нет особого содержания – это, так сказать, «ритмичней», потому что сама краткость и темп уже создают фигуру, как таковую. Но это вовсе не ритм – это другое достоинство: достоинство соответствия, адекватности в большей или меньшей степени.
Ритм – это само дыхание, учащенное или замедленное или же вовсе остановившееся на какое-то мыслимое время. Эта смена дыхания и есть жизнь. Жизнь самого произведения. И хоть она вполне похожа на живую жизнь, это все-таки жизнь материи художественной, образной, особой. Похожей на живую, но совсем иной.
Мысль и чувство вполне живы, но это жизнь не физиологична – и только. У нее свои законы, законы, создаваемые самим произведением, в процессе его рождения, роста и оживания. Рождение ритма – это чудо живого рождения, обретение дыхания и оживление художественной плоти. (Длинно. Но и пусть пока длинно. Это обязательно надо будет сформулировать, перевести в мир понятий – насколько это возможно.)
Одним словом, «Чучело» – картина живого ритма и смотрел я ее заново. Успех меня не только ошеломил, а как-то особо взволновал. И зал, отвечающий неуловимыми реакциями на каждый поворот и движение фильма, и слезы в зале, и «браво» в финале, и овации были почему-то «знакомыми» – вроде: «А как же иначе?». И все-таки это все происходило как бы не со мной и было похоже на американские фильмы сороковых годов, на автобиографические темы о каких-то музыкантах.
«Иди и смотри» Э. Климова была показана первой, успех был несомненный, только на выходе кто-то из толпы выкрикнул: «Афганистан!» Выходящая публика не поддержала этот одинокий голос, картина понравилась, и выкрикнувшего явно осудили.
«Любовь и голуби» неожиданно понравилась и мне, и залу. Сами проблемы, духовность ориентации фильма, герои, чудный Юрский тронули зал, как трогает детство, наивность в мире, давно ушедшем от всего этого.
«Чучело» на фоне картин, принятых с успехом, было взрывом. Так потом и писали газеты, так потом все и среагировали. Я дал интервью, его потом передали полностью, даже мне потом звонили в Москве, говорили, что слушали.
После приезда доснимался в «Соучастии в преступлении», записался в кинопанораме. Ночью был сердечный приступ, я орал от боли все время, пока не приехала скорая. Предложили лечь в больницу, предложили немедленно в реанимацию. Мы с Леной отказались.
Новый год встретили, как всегда, втроем. Было беднее, чем обычно, но хорошо и покойно. Всю ночь смотрели телевизор. (Не достали тигров – а это год Тигра. Пашка просто нарисовал Тигра. Надо будет купить.) Но 2-го – новый приступ, и снова скорая помощь, и снова боль, и снова уколы. Сейчас стоит вопрос о больнице, хотят положить к некоему Сыркину, как говорят, замечательному врачу-кардиологу.
В одном я поклялся – я должен прекратить весь свой стиль суеты и «широты» интересов. Надо сосредоточиться и свои неряшливо «широкие» интересы сильно сузить.
Сегодня соберусь с силами и попытаюсь на бумаге проанализировать ситуацию и год, который предстоит. Это большая и очень серьезная работа. К тому же надо срочно достать еженедельник, а то беда. Я к записям дня привык, так что живу пока без всякого привычного самоконтроля.
Разговор с врачом:
– Вот… у меня плохая кардиограмма…
– (Усмехаясь.) Электрокардиограмма хорошая…
– Почему?
– Потому что она есть.
Вожделенно пишу в тетрадь. Как жаль, что столько времени не было тетради. И пишу заново, как учусь. Совершенно невозможно не писать каждый день. Тут вообще не на что рассчитывать. А рассчитываю в этом году написать много. Хочу закончить книжку «До и после “Чучела”», хочу написать хоть два из сценариев, и это вовсе не надо откладывать.
У меня приняли две заявки: одну на телевидении («Золотую рыбку») и другую в цирке – программу для Альберта Нисанова. Я совершенно четко понимаю, что ни того ни другого мне делать вовсе не надо.
Хотя, если придумать чисто принципиально всю «производственную» сторону дела, то это (теоретически) не представит особого труда. Но в обоих случаях можно сделать волшебные вещи. И «Рыбка», и «Нисанов» – клоунады. Одна работа, кстати, может дублировать другую (частично то, что будет подготовлено для ТВ, войдет в программу).
Но тут я очень рассчитываю на свое давнее и столь долго не утоленное желание театрального. Обе работы хочется сделать без современной светящейся и вертящейся мишуры. Чтобы было, как в училище: «Кидаем в штрихах, на голом таланте, без реквизита». На голом таланте, смысле, остроумии и выдумке. Но нужны Полунин со своими ребятами, нужна молодежь циркового училища, нужны балетные ребята.
Гостиница «Золотая рыбка» не должна быть декорацией, надо найти интерьер чуть ли не всамделишной гостиницы, где будут двери в море, в горы, в Париж, в Бразилию и т. д. Но самое главное – организационно надо сделать из обеих вещей кассетные фильмы.
Кстати, на Арбате в видеокассетном ателье дают и продают кассеты «Чучела» и «Айболита-66». На прокат «Чучела» – двухнедельная очередь. (Надо бы купить, стоит 80 руб. кассета.)
Пишу сумбурно, нужно распределиться по темам и записать самое важное.
Сейчас ко мне придет Галина Степановна, помощница (секретарь) Е.П. Велихова. Надо поговорить и о фильме