«В тесной связи с историей заселения Русского Севера нужно рассматривать и результаты собираемых там эпических песен».
Репертуар зависел от срока заселения местности: чем раньше, тем богаче, чем позднее — тем беднее, лишь поздние — об Илье Муромце.
И более того — к XV в. эпос был скорее общерусским, нежели новгородским.
Авторы написали очень интересную статью. Они почти вплотную подошли к определению былины по ее духовному содержанию, по анализу заключенного в ней идеала. Ибо доказав, что былина пришла к нам в записях уже «смешанная», уже «общерусская», они тем самым оторвали ее непосредственно от Новгорода, от Киева. К нам былина пришла уже при единстве централизованного государства, и это главное — самосознание нации было давно закончено, национальный характер (в духовном смысле) уже сложился и уже пережил различные этапы своего развития.
И тут самое важное понять, что язык, нация в момент своего образования и самосознания развивались и складывались неразрывно с фольклором, мифологией, мировоззрением. Ничего в жизни духа не существовало вне национального сознания, той первой достаточно сложившейся общности, которая дала возможность родиться и сложиться духовности как некой общей, уже существующей в сознании человечества «этической материи».
Но именно национальный характер духовности очень долго, по сегодняшний день, ставит огромный, все еще неодолимый барьер между взаимопроникновением национальных культур.
В этом смысле распространенная тенденция искать влияние, подражание, заимствования и т.д. — тенденция очень ограниченная. Миграция одних сюжетов, схожих до буквальности, не только не означает «влияния», а, напротив, только яснее ясного обнаруживает всю невозможность «заимствований» в духовном смысле. Духовный критерий обнаруживает не сходство, а сугубое, бесконечное различие содержания.
В «Храбром портняжке» у братьев Гримм герой — ремесленник. История не героя, которого считают героем, толковалась так: это возможно, если герой смышлен, ловок, находчив и хитер.
В русском варианте герой подан иронически. Негерой героем может стать из уважения к легенде, сам он героем никогда не будет, истинные герои Христом Богом выпросят у него подвиги, но подвиг свершает только герой.
(По духовному содержанию все наоборот с «храбрым портняжкой», а сюжет один.)
В индийском и таджикском варианте (а мне встретились 4, вернее, 3, ибо индийский и таджикский идентичен) все по существу совершенно иначе. Негерой героем может быть, если он полное ничтожество и у него есть толковый, трезвый, знающий ему цену «руководитель», в этих версиях жена героя.
Тут нет более или менее верного, или глубокого, или предпочтительного духовного содержания. Тут все верно. Различие здесь в разном выражении национального сознания, национального характера в условиях одного сюжета. Тут не просто пропасть меж национальными культурами, тут даже в определенном смысле и вовсе нет пропасти — тут разные измерения, разные плоскости — иные духовные галактики.
Взаимопонимание наций основано вовсе не на возможности взаимопроникновения и заимствования, а только на основе совпадения проблем и задач. Сам перевод стал возможен из-за совпадений фактов, предметов и действий. Но подлинно художественный перевод — это пересоздание произведения. И, наверно, самый гениальный перевод в этом смысле — это перевод Лозинского «Кола Брюньона». Пушкинское из Гете «Мне скучно, бес!» — потому гениально гетевское, что оно гениально русское. Тут перевод в высшем духовном смысле. Не с языка на язык, а с образно-смысловой системы одной нации на образно-смысловую систему другой. И не адекватность пресловутая нужна, а наоборот, пусть и вовсе не адекватное, но зато духовное единство. Подлинный перевод с языка на язык осуществляется по тем же духовным критериям.
Русский фольклор, русская мифология, русский эпос очень своеобразен и своеббразен. Более всего на свете сегодня он важен своим отличием от фольклора, мифологии и эпоса других народов. Только поняв, изучив, осознав его отличия, лучше всего возвращаться к тому общему, что его связывает с другими национальными духовно-образными системами.
Илья Муромец не Давид Сасунский и не Геракл! И происхождение этих богатырей разное. И не просто разное, а любопытнейшим образом разное.
И самоубийство Дунай Ивановича и Добрыни Никитича требует особого осмысления, как поступок богатырей. И то, что Муромец убил сына, и то, что русские богатыри были на службе, и то, что Садко не победил Новгород, а Василий Буслаев победил, и то, что фантастический элемент рождается в русском эпосе там, где лежит тайна богатства (Садко, Вольга) — все это по духовному критерию составляет особое, неповторимое своеобразие. Оно требует осмысления. И тогда взорвется смысл всего того, что может дать сравнительный метод в изучении фольклора. Только сравниваться будут не только точные вещи, как сюжет, положение, а сравниваться будет нравственный итог, поиск, идеал, — все, что входит в понятие духовного содержания.
Метод режиссерского анализа — это во многом метод постижения духовного содержания, структуры, построения, борьбы, саморождения истины в борьбе — с точки зрения духовного критерия метод режиссерского анализа еще требует огромной работы над формулировкой содержания и принципов.
Но сегодня мне ясно одно:
Режиссерский анализ дает возможность определить параметры духовного критерия — через реконструкцию, через действенный характер, через превращение во плоть (воплощение).
Если признать за духовностью ее развитие, ее стремление к истине, к нахождению высших законов жизни и взаимоотношений людей, если духовную драму нашего человеческого мира, отраженную в образах «первородного греха», понимать как диалектику развития духовности, то образ «древа познания добра и зла» станет не только конкретен и понятен, но даже поразительно прозрачен, буквален, и можно только удивляться, что столько сотен лет он покоился на вершинах тайны. Тут раскроется и вся история «удаления человека из Рая» — природы, достигшей гармонии, взаимосвязи, вечности. Духовный критерий, разработанный даже в определенной мере, даже на плебейском, низком и примитивном уровне режиссерского анализа, может стать философским камнем нашего духовно-художественного мышления.
Только у Бэкона, в его трактовке мифов, я встречал подобие образно-духовного критерия. Для меня это первый в истории пример режиссерской реконструкции сюжета. Бэкон — первый режиссер мира.
04-05.11.84 г.
Статья в «Комсомолке» так помарана, что ее (в общем хвалебную) можно понять так, что картину оценивают средне, с упреками в адрес картины. Ничего — пронесло с гадкой рецензией, которую готовил Селезнев[138]. Но итог статьи — положительный. Хрен с ними — суки!
Нет, хватит суеты,
Всему предел приходит!
Стою у той черты,
Где только бесы бродят.
Где черти сторожат
Души больной паденье,
Где упыри дрожат
В ночи от вожделенья.
Ступить за ту черту
Случалось, правда, многим,
И душу за мечту Отдать в конце дороги. Что без души мечта! Одна пустая гласность... Для чувства суета — Первейшая опасность. В ней пустота и плен, В ней смерть души и мука. Все суета и тлен, Бессмысленность и скука. Не преступи черты, От страсти пламенея, Не унижай мечты, Не суетись пред нею!
Фантазия
Как красиво — розы в вазе,
Розовые розы!
Ветер за окном проказит,
Скоро и морозы!
А потом весна настанет,
А потом и лето...
Что-то будет, что-то станет
С нами как-то, где-то.
Будет то или другое,
Будет чет и нечет.
Будет радуга дугою,
В небе вольный кречет.
Будут радость и тревоги,
Будут смех и слезы
Будут дальние дороги
И опять морозы[139].
* * *
Это называется
Он стихами мается!
05-06.11.84 г. «Стрела»
Едем с Леной в Ленинград. Пашка уехал с классом в Волгоград на экскурсию. Звонил - боюсь, заболеет. Договорился с Капраловым встретиться в газете 7-го после трех. Опять на месяц раздал незаметно время: 7-го — встреча, 10-го — фотопроба к Нахапетову (две недели в Индии и роль ничего), 12-го — день рождения, 13-го — Калинин, 14—16-го — Кишинев, далее съемка у Суриковой. А 27-го — в санаторий в Сочи (от Управления).
Мы — новая интеллигенция, рожденная из плевка. (Три института по Луначарскому.)
Попробую вспомнить роли с детства.
Дом пионеров
1. Сорока — «Буратино».
2. Кот — «Светик-семицветик».
3. Кот в сапогах — «Кот в сапогах».
4. Профессор — «12 месяцев». С. Маршак.
5. Налево — «20 лет спустя». М. Светлов.
6. Досужев — «Доходное место». 525 школа.
7. Мефистофель, другие роли, капустники.
Училище (самостоятельные)
1. Ленька — «Страсти-мордасти». М. Горький.
2. Дьячок — «Ведьма». А.П. Чехов.
3. Фарбер — «В окопах Сталинграда». В. Некрасов.
4. Соррини —«Испанцы». М.Ю. Лермонтов.
5. Цыган — «Ненужная победа». А.П. Чехов.
6. Диккенс — Рейцер.
7. Больной — «У доктора». Шолом-Алейхем.
8. Ибрагим — «Угрюм-река». В. Шишков.
Училище (отрывки, сделанные с педагогами)
1. Кузовкин — «Нахлебник». И.С. Тургенев.
2. Микола Задорожный — «Украденное счастье». И. Франко.
3. Маргаритов — «Поздняя любовь». А. Островский.
4. Казачок Гринька — «На бойком месте». А. Островский.
5. Добчинский — «Ревизор». Н.В. Гоголь.
6. «Наш общий друг» Любимова.
7. Касужба — «Калиновая роща». Корнейчук.
8. «Школа жен». Ж.-Б. Мольер.
9. Счастливцев — «Лес». А. Островский.
10. Посетитель — «Павел Горемыка». A.M. Горький.
11. Наместник — «Город мастеров». Т. Габбе.
12. «Пересолил». А.П. Чехов.
13. Санчо Панса — «Дон-Кихот». М. Сервантес.
14. Ремесленник — «Зеленая улица». Суров.