И не совершают дети ничего экстраординарного (не убивают, не насилуют, не курят, не пьют и т.д.), и сами по себе каждый в отдельности не несет в себе ничего отрицательного (все по-своему хороши), и некоторые зрители (в письмах) школьного возраста завидуют классу в том, что он дружен, что он хоть вместе (одна даже написала, что такой класс мог бы быть образцом для всех классов, а то слишком одиноко), и школа прилизанная во всем, что касается духовности... Но зрения нет, а точка зрения есть, тут ничего не поделаешь — срабатывает клише восприятия. Мы не видим того, что происходит в жизни, — привыкли. Мы не видим того, что происходит на экране, — привыкли к другому.
Можно понять С. Соловьева — у него другое кино. У него слово гуманно как-то срифмовалось со словом туманно.
От успеха его несколько раздуло, и он уже всерьез с трибуны толкует о том, что снимает эталонные фильмы. Но он не глуп и талантлив, он хорошо проявил себя, когда успеха не было, ему еще предстоит обрести силы, чтобы сразиться с успехом, его призрачностью и опасностью. Но я могу понять его: у нас наши героини остриглись, а картины разные. У него положение сложней. Стриженая героиня у С. Соловьева — девочка «странная».
15.11.84 г.
Суета продолжается. Можно сказать, что год потрачен на борьбу за фильм, за его понимание, за зрителя и прессу. Конечно, все это для меня не бесполезно. Это все же деятельность, и, как всякая деятельность, она дала новый материал, новые знания, которые требуют осмысления. Восприятие зрителя совсем не однозначно и вовсе не такая ясная вещь, как мне представлялось, когда я думал о «Чучеле».
Среди взрослых: 1. От полного отрицания (тупого) до полного (часто глубочайшего) понимания и восторга (притом в обоих случаях есть и неглубокое, даже неверное понимание смысла и содержания). 2. Среди детей: отрицания нет, но: а) есть восторг и понимание, как у взрослых; б) есть неприятие героини — дура; в) есть даже тоска по такому классу (они же дружат!); г) есть некоторое безразличие и непонимание.
В большинстве, в подавляющем количестве — приятие фильма, одобрение и восторг. Смотрят по одному, два, три и даже восемь раз (из письма).
Письма читать — одно наслаждение. Письма интересны и содержательны, даже ругательные, по ним многое видно.
Действительно, интересен совет Аверина из МГК ВЛКСМ: написать книгу о «Чучеле» и зрителях. Хорошо бы, чтобы вместо стихов это было бы первым, что напечатала «Юность»[143].
Разговор дома у Петровского:
Дюма (о времени мушкетеров): «Было мало свободы, но была независимость».
Слово «независимость» какое-то политическое, западноевропейское. У русского языка есть слово «воля». В Новгородской республике тоже было мало свободы (власть была столь многочисленна и перепутана, что черт ногу сломит разобраться), но была Воля!
Самое интересное, что Воля — это и свобода (включая свободу духа и беспечность самой свободы) и Воля же — это усилие личности, способность личности направлять свое поведение и диктовать его другим.
16.11.84 г.
Сегодня финал съемок (даст Бог!) у Суриковой: надо ей позвонить и предупредить ее, что «до» 17.00, может быть, она снимет без перерыва? В честь моего 55-летия (а на самом — план). В «России» на моей ретроспективе идет сегодня «Айболит-66». (Ретроспективы — в «Повторном», «Метрополе», «России». А 18-го в «России» пойдет «Телеграмма». Будет в «Повторном» — «Шинель» и всякие мои фильмы.)
22.11.84 г.
17.11 был в Костроме — 5 выступлений в один день. С 19 по 21-е в Кишиневе (10 выступлений и одно шефское). В 15.00 сели в машину, ехали в тумане и, приехав, сразу на сцену — еще 3 выступления. 22-го — еще 4 выступления и 23-го — самолетом домой. 24-го справили маме 80-летие и вечером в «Стрелу». 25 и 26-го должно быть 5 выступлений.
Какой-то перебор. И заработок грошовый. Я в странном состоянии. Пора отдыхать, а на отдых смотрю как-то рассеянно, понятия не имею, что буду делать. Если получится работать, было бы неплохо, но все время хочу спать. Истерически хочу спать.
В Кишиневе прочел в списке прозу В. Высоцкого «Дельфины и психи» («Жизнь без сна»). По общему мнению, произведение для него слабое. По отдельным находкам вполне интересно.
Если это не его проза, было бы как-то приятней. И есть ли другая? Видел сборник на ксероксе, изданный в Штатах. Вступительная статья тенденциозна. Грустно. Разве дело только в том, как ему было трудно? Почему ничего, кроме этого, их не интересует? Это же крупнейшее явление в культуре — именно это главное. Вели бы свою пропагандочку без Высоцкого, могли бы и обойтись, хватает корейского самолета, или что там еще? Грустно.
26.11.84 г.
24-го праздновали мамино 80-летие. Стол был прекрасный. Мама полустихами импровизировала тост. Из Ленинграда приехал Арнольд. Гера настоял на своем, и были только близкие. Вечером мы выехали в Ленинград.
25-го было 3 концерта.
Концерты — обрыдли. Едва держусь. Проходят с успехом. Лена выступает тоже. Читает письма.
Теперь я снова успокоен, Теперь я снова сам собой, Теперь я снова бард и воин И старость я зову на бой! Пусть я погибну, может статься, Пусть буду даже пошло глуп, Неужто лучше завоняться, Как на плите вчерашний суп.
28.11.84 г.
Начался Пленум детского кино. Караганов открыл его, спутав (вроде оговорился) «Розыгрыш» Асановой (его стали поправлять), «Чучело» Асановой (снова реплики из зала)[144], «Пацаны» и т.д. А Грамматиков заявил о «показе негативных явлений, которые становятся самоцелью, что порождается нечеткой идейной позицией авторов». Чулюкин потом довершил картину. Кузнецова, назвав «Пацаны» и «Чучело» лучшими картинами, в конце вышла на попытку противопоставления «Пацанов» и «Чучела». Было сказано, что в «Пацанах» жаль героев (уголовников) в финале, а в «Чучеле» и до финала их не жаль. И вскользь было сказано о чем-то неверном идейно. (Это выступление от имени Госкино СССР.) Кузнецова «монтажно» заговорила о том, во что играют дети, — и была ласкова к картине В. Грамматикова «Руки вверх». Чулюкин довершил картину «четких идейных позиций». Он сказал, что надо воспитывать мускулы для борьбы (ну это и понятно, он, кроме того, что неожиданно стал лидером (мастером) детского кино, еще и председателем конкурса спортивных фильмов — неудивительно, потому что он снял «Королевскую регату»).
Хорошо бы верно оценить, что происходит. Ибо когда принимали фильм «Чучело», в объединении было сказано: «Давайте примем фильм. Картина учит порядочности и тому, чтобы совершать поступки. Давайте будем порядочными и совершать поступки — давайте примем картину». Картину приняли. Она учила мужеству сразу. Моя героиня учила мужеству и меня. Она учит мужеству зрителя.
В обзорном выступлении молодого Толстых, психолога и философа, тоже разделялись две позиции: позиция примитивная, антипедагогическая, где ребенок изображен простейшим механизмом типа прямой ременной связи: увидит ребенок хорошее — станет хорошим, увидит плохое — станет плохим. (Я не видел «Лидера»[145], но противопоставление таково: фильм жизненной правдой воспитать не может, он может воспитать утешительной ложью.)
Более четко говорится о том, что воспитывать надо положительными героями. Но что есть положительный герой? Что есть положительный пример? Кого мы должны воспитывать?
Кого воспитывает «Руки вверх!» В. Грамматикова: Лену Бессольцеву или Железную Кнопку? Или Лохматого, который говорит: «Что главное в человеке?» — и Рыжий ему отвечает: «Сила!».
Итак: путаница. Что есть сегодня положительный герой — культ грубой силы или его противопоставление силе души? Эта путаница выдается за четкость идейной позиции, при этом четкая идейная позиция авторов выдается за нечеткую. Путаница, начатая Карагановым, продолжалась и пошла вглубь. Но мы разобрались, кто что снял, с помощью зала, и кто кого собирается куда воспитывать, думаю, разберемся тоже.
Я в гуще событий. Происходят сдвиги. Проводится реформа. Поднялись люди. Родители. Педагоги. Они ведут работу вокруг «Чучела». Комсомол. Кинофикация. И все это активно, страстно до слез, до спора, до пафоса.
У нас — провинция. Запустение. Пустой зал. Случайное появление высоких особ. Правительственная недосягаемость по неважному вопросу. Но не оттого ли, что воспитание — это вопрос острый и сегодняшний? Не оттого ли, что это вопрос полемики? Не уход ли это от ответственности?
Постановление ЦК партии не выполняется, и никуда от этой ответственности не уйти.
(Говорил все не так, возмутил Караганов. Он делал вступительное слово — с высот Секретариата приветствовал Пленум, так сказать, оказывал честь. Потом, кокетничая, сказал, что он в детском кино не понимает и что Володя Грамматиков понимает в 15 раз больше него. Вы ставьте вопросы, а мы будем их смело ставить перед Госкино. Вот б..! Что такое? Уже нет секретарей Союза, это уже Правительство СК СССР! Он был столь правительственно недосягаем, что можно было подумать, будто работа в Секретариате Союза тоже секретна. Он как бы отвлекся от... (чего?) и спустился до детского кино. Глупый фарс и более ничего. Куда «ничевокам» 20-х годов -вот новые «ничевоки».) Говорил, едва сдерживал волнение. Врезал Караганову (жаль, его не было), врезал Чулюкину и Грамматикову. Зачем? А вот без всякой цели, ибо у этого сборища нет цели, но там сидели люди из разных республик. Пусть хоть знают, что не все кончено!
Выступление, как всегда, всем понравилось. Интересно, что отразится в стенограмме. Думаю то, что я говорил, записать было нельзя. Жаль, что уехал и теперь не поправлю стенограммы.
Вообще, если быть принципиальным до конца, надо предложить людям, действительно имеющим отношение к кинематографу и к детскому кинематографу в частности, либо решать, зачем эта нужна комиссия по детскому кино и что она делает, либо уйти из нее.