Но интересно! Тут — создание некой не существующей еще (к счастью) реальности. Очень интересно играть в противогазах. Я сначала сострил: «Фильм из жизни противогазов», но ведь именно это и интересно. Я думаю, что когда в противогазах люди будут просто жить и заниматься тем, чем мы привыкли заниматься без противогазов (нормально общаться, договариваться, вплоть до бытовых подробностей), это будет новой реальностью (неслучайно, что и звукооператор сразу отметил, что озвучание кадра в противогазах очень интересно), надо бы воспользоваться этим и писать после кадра чистовые фонограммы, благо вопрос о синхронности не стоит. (Но нет, потом надо будет «укладывать» текст в пластику.)
Очень надо бы, чтобы поменьше играл дублер. Надо поговорить с ним. Но сначала посмотреть, что у него получается на экране. Может, и вовсе нельзя, чтобы играл дублер.
Сценарий, сложность съемок и т.д. — все очень похоже на авантюру. Но фильм снимается довольно интенсивно. За два дня мы сняли 146 метров пленки, посмотрим — очень интересно.
Надо написать блистательную сцену Лене, но она получится и прозвучит, если будет очень нужна фильму, так что пока не надо торопиться.
Совершенно необходимо, чтобы срочно показали материал. Сходство с Эйнштейном просто так не может быть оговорено, оно должно быть связано с сюжетом, с коллизией, с большим смыслом. (Представьте себе героя, как две капли воды похожего на Пушкина, на Горького или на Сталина, — это может быть, только если в этом открывается огромное содержание, иначе это жесткий провинциализм, как и реплика иностранца о человеке, «который якобы звучит гордо».)
Очень интересно, что же в результате намонтировал в первых двух частях Снежкин? Как он воспринял замечания (и Таланкина, и мои)?
В конце апреля премьеры в Доме кино: и Суриковой, и Горковенко[159], и картина Лены, которую она даже не хочет идти смотреть. (Ее там на 50 процентов вырезали, а было-то всего ничего[160].)
У Хейфица осталась сцена с Волковой и суд[161]. Роль, в общем, сыграна, хотя осталось очень многое, но тут можно только набирать очки — решают сцены в тюрьме и дома, как они получились, еще не знаю. Плохими они вроде не должны быть, но хорошими и насколько — это еще надо посмотреть.
Хейфицу страшно ошибаться в своих трактовках и странной «адвокатуре» всего сюжета: и подростки у него «бармалеи», а не «нормальные ребята». Подлость — не объяснение, объяснение — жизнь! Упрощать — это врать. Лживость в этом фильме заменяет благородство героя его благостностью, будет сусально и сентиментально.
Может, написать Хейфицу письмо?
...Мы сделали явного еврея, хотя вовсе не педалировали и не выражали этого как-то специально. Но вся суть образа говорит о пятой графе. Я вовсе не боюсь этого, но в актерском отделе одна баба мне сказала: «Ну что, Хейфиц опять что-то делает про евреев?» — значит, это его обвиняют, а он явно этого не знает. (Может быть, поэтому его турнули с худруков?) Тогда и «Операция "С Новым годом"», которая (ура!) все-таки выйдет, мне не поможет. Это ненависть начальства еще лет на десять! Да и плевать! Даже глубоко наплевать на это.
Выходит «Агония» Элема Климова: может, пришло время и Аскольдову хлопотать о «Комиссаре» — надо ему позвонить по этому поводу. Очевидно, у Ермаша какой-то испуг по поводу запрещенных картин.
Если все-таки выйдет «Операция "С Новым годом"» А. Германа, это будет настоящим счастьем не только для него, но и для меня тоже. Не знаю даже, для кого больше. Расширение диапазона актера моих данных до социального героя — явление право же уникальное и особое. (Да еще выйдет и получится Ларсен! Вот посмеемся!)
Очень интересное наблюдение за Пашиными школьными сочинениями. Сегодня наконец мне удалось его личный настрой использовать в заданном в школе сочинении. Сочинение получилось — идиотизм исчез. Неужели столь малые усилия привели к результату?
Ответить на этот вопрос можно будет только после того, как все школьные сочинения он может писать, основываясь на откровенности (возможной в сочинении) и на личном опыте, на изложении собственных, а не Бог весть кем придуманных мыслей.
02.04.85 г.
В Москве туман. Проспал к первому рейсу, но он, на счастье, задержался, так что лечу этим первым рейсом. Если Феликс не обманет, я сегодня должен отсняться. Даст Бог, это последний прилет в Кишинев на «Суд да дело»[162].
Все-таки стоит поговорить с Хейфицем. По теории, Хейфиц ничего не воспримет в разговоре, но все равно я чувствую себя обязанным сказать ему об этом.
1. Однообразие героя, заданное в сценарии и удесятеренное индивидуальностью актера. Надо предложить движение развивающегося отношения Скулова ко всему происходящему: от Достоевского до Толстого. Внутреннее движение обретет смысл, и актер уйдет от однообразия.
2. Категорически! Подростки не должны быть этакими «бармалеями». Они «нормальные», обычные, часто встречающиеся ребята. «Героя», впоследствии убитого Скуловым, надо сделать обсоском, обмылком. В нем должна лежать своя «необходимость» выступить перед своими. И девка должна быть и старше, и дородней. Все поведение — спектакль о себе, «клевом», остроумном и бесстрашном (и практически наглом). И весь спектакль шел как по маслу.
«Герой» — а) учил старика ветерана, учил «уму-разуму», он отставал от старших, — все хохотали, особенно умирала от смеха его «пассия», отчего он старался еще больше; б) тот (Скулов), видите ли, угрожал, что спустится с крыши — и тогда остряк, затейник убрал лестницу, чтобы старик посидел на крыше и подумал о своем «кулацком» мировоззрении, ибо, дескать, если мы будем говорить «мое-мое», мы так никогда к коммунизму не придем, слышал песню «И все вокруг мое». Но старик спрыгнул, ушибшись, тогда...; в) «герой» одной рукой вроде помог ему встать, а другой одним движением (со спины) набросил на Скулова целлофан. Тот упал, и «герою» удалось накрыть его целлофаном, «чтоб не испортился»; г) а когда Скулов, «не поняв шутки», вытащил ружье, то это вызвало такую бурю ненависти, что ребятня стала громить все и вся (кстати, они должны все проходить по делу — и очень интересно будет рассмотреть их родителей)... И вот тогда из напиленных Скуловым труб для орошения схватили они трубу, а герой... Вот тут любая гадость и садизм. (А собак травить не надо!)
(В конце же можно привести компанию девушек с магнитофоном, и вообще в компании «героя» девушек должно быть больше — у «героя» будет больше зрительниц, будет более высок импульс «выступить».)
3. Любым путем надо уйти от сладкой сусальности: возил цветы на могилы солдат, не продавал. Нет. Продавал — на это были причины: разведение цветов, орошение, удобрения и т.д. Все это денег стоит. Но не обогащался за счет цветов: и дарил, и на могилы бойцам клал, особенно в День Победы. Но это ни в коем случае не надо показывать — сказать, и то мельком. А те, кто говорили, что он спекулировал, должны проговориться, что по подлости цены сбивал!
4. Самое главное — убедить Хейфица, что половинчатость сегодня, как я понял по «Чучелу», более опасна, нежели полное высказывание. Он всем этим не смягчает, а только путает. Но главное, что он лишается поддержки очень многих людей, он лишает свое произведение уважения к нему самих противников.
(В этот приезд скажу обязательно.)
07-08.04.85 г.
Практически все время я занят — но очень мало делаю из намеченного и главного. Это все от бескультурья. На конкретном деле всегда легче — главное определяется само собой (при опыте, конечно), но на перепутьях обычно вертятся как белка в колесе — и ни с места.
Во-первых: самое конкретное у меня — роли. Но ролей столько, что можно ополоуметь. А главное, выходит «Операция "С Новым годом"» и мой Локотков встретится наконец со зрителем! Конечно, самая большая радость у Алеши Германа — дай ему Бог! Хоть он и буржуин и, как говорит Лешка Симонов, эгоцентнер, но он художник (!) и милее мне всяких прочих элегантов в общении. Но и для меня это не меньшая радость, а в чем-то и более.
Исполнение мною роли «социального героя» важно для моей актерской судьбы до чрезвычайности. Такое расширение амплуа для актера моих данных весьма интересно! (Для искусствоведов, если таковые у нас найдутся, это лакомство. Кстати, надо поговорить об этом с М. Львовским[163]: пусть включит в книгу и напишет последнюю главу, краткую — «Девять ролей одного года».)
Так что 1985-й — боевой в актерском исполнении год, да и роль, да еще если что-то выйдет у Лопушанского.
А если бы еще вышла картина А. Аскольдова? То-то был бы праздник! (Но такого не может быть!)
Во-вторых: у меня оказались текущие дела в таком количестве, что я ничего не могу успеть, не могу и к ролям подготовиться — ни к Ларсену, ни к роли у Данелии, — а надо!
Надо:
1. Устроить жену Олега в ординатуру. 2. Посетить свои премьеры (Сурикова, Горковенко) и пригласить Г.С. и прочих. 3. Продать машину — купить новую. 4. Написать статью в «Труд». 5. Разобраться в столе в бумагах. 6. Достучаться до Е. Симонова — ответ[164]. 7. Маме — дачу. 8. Помочь Бердичевскому с женой отца. 9. Установить видео, купить или переделать телевизор. 10. Пойти к Ермашу — хлопотать о посылке на фестиваль «Чучела». 11. К генеральному прокурору о Малявиной. 12. Девочкам письма. 13. Написать отцу.
В-третьих:
а) сделать книгу по письмам «Чучела»; б) вариант «Васи Куролесова»; в) К Медведеву — Сизову о сценарии «Вася Куролесов». Итак:
Ежу ясно, что всего этого сделать я не смогу, а потому придется отобрать самое важное и придумать, как не потратить время зря.
Потом половину дел надо переложить на Лену и Диму