В мае в Кремле, в зале, осененном фигурой В.И. Ленина, собрались кинематографисты со всей страны на пятый съезд, чтобы обсудить, как работать в новых условиях гласности, демократизации, хозрасчета. Как добиться того, чтобы талантливые люди не простаивали, чтобы была преграда серым, поощряемым с точки зрения идеологии фильмам. До этого памятного дня на волне гласности лихо не выбрали делегатами съезда нескольких известных, заслуженных мастеров. Но они пришли и сели в президиум. Возможно, если бы они просто сели в зале, съезд прошел бы спокойнее. Доклад первого секретаря Союза кинематографистов был выдержан в традиционном стиле: задачи кинематографа, его достижения, отдельные недостатки и оптимизм на дальнейшую жизнь кинематографа для советского зрителя. Все, как было доложено и пятнадцать, и десять, и пять лет назад. Лев Александрович Кулиджанов, замечательный режиссер студии Горького, много лет руководил союзом. Ходила байка, что однажды, когда он приехал в Союз, а лифт к его кабинету не работал, он уехал домой. Очевидно, накопилась некая усталость и инертность, ничего нового, содержательного не было в его докладе.
А люди ждали от первого лица ответов. Что, так и будем жить, как прежде?! Около двухсот фильмов на полке. По-прежнему редактура в охранительном раже будет свирепствовать и везде видеть антисоветчину? «Мускулисто наше тело, непокорны наши души», -пелось в одном фильме. Кому непокорны? Долой фразу. Хозрасчет и интенсификация в кино, что это? Быков вспоминает в дневниках судьбу творческого экспериментального объединения - Э.Т.О., возглавляемого Г. Чухраем. «Иван Васильевич меняет профессию» Л. Гайдая, «Белое солнце пустыни» В. Мотыля, «Земля Санникова» и ряд других интересных картин - чухраевские детища. «Признать эксперимент удавшимся, объединение закрыть» - такой вышел приказ, после которого у Чухрая случился инфаркт. А все дело в том, что люди получали премии со сборов, и это не понравилось. Чухрай и выступил на съезде о судьбе хозрасчета в кино. Начался горячий, заинтересованный, принципиальный разговор. До сих пор среди некоторых кинематографистов бытует мнение, что пятый съезд разрушил советский кинематограф. Они забыли, видимо, что с принятием закона о кооперативах без создания рынков и баз для этих кооперативов началось разграбление и убийство производства в стране. Директора, возглавляя свои заводы и фабрики, встали во главе трех-четырех кооперативов, куда и шли госсредства. Рухнули многие отрасли. Руководитель атомного центра федерального значения города Снежинска выстрелил себе в сердце, т.к. ему нечем было платить людям зарплату. Академик Легасов, возглавлявший работы по ликвидации последствий Чернобыльской аварии, написал статью под названием «Не могу молчать», напечатанную посмертно. В ней строительство Чернобыльской АЭС было названо халтурным, полным недоделок, которые и привели к трагедии. С этого затрещало по швам многое в Отечестве.
Так что пятый съезд ничего не сотворил с нашим кинематографом. Кто-то запальчиво задел выдающегося мастера, его поправили. Выбрали других секретарей, но прежние не лишились ни должностей, ни работы. «Берегите нас, мы - последние энтузиасты», - сказала любимая всеми Вия Артмане. Но стране нужны были оплачиваемые прагматики, а не энтузиасты.
Быков, не выступавший до этого ни на одном собрании, получил слово. Ему продлили его до двадцати пяти минут, говорил он горячо, кончил под овацию зала. Пафос его выступления был таков: «Дорогу таланту!» и «Дети - это наша завтрашняя сталь, наш завтрашний хлеб!» - они не могут остаться без собственного кинематографа. Не может студия им. Горького, студия, созданная для юного зрителя, выпускать четыре-пять фильмов в год. В области искусства для детей и юношества должна быть государственная политика, и ее должны разделять ведущие мастера этой студии. Стенограммы съезда существуют, сегодня они могут интересовать лишь киноведов, но они не найдут там следов «безумия», как выразился Сергей Соловьев, сам выступавший на съезде.
Вновь избранные секретари Союза кинематографистов, включая Быкова, впряглись в работу. Сидели до ночи, иногда в выходные дни. Быков готовился к каждому секретариату за компьютером, однажды, придя домой насквозь прокуренным, рассказал, как замечательный сценарист А. Гребнев спросил: «Слушай, а почему ты такой умный?» Быков ответил: «Я не умный, я готовый».
Конфликтная комиссия, созданная секретариатом, вытаскивала из небытия фильмы. Новые секретари ломали головы, как в социалистической системе хозяйствования внедрить хозрасчет, собирались даже на деловые игры, предложенные экономистами, вырабатывали новую модель кинематографа. Кто-то ехидно прозвал секретарей домом моделей. И самое сложное было, как в новой хозяйственной модели дать дорогу таланту, как преградить дорогу бездарям и при этом не выкинуть людей на улицу. Непростые задачи.
Первое, чего добился Быков, - возрождения объединения «Юность» на «Мосфильме», всего с четырьмя производственными единицами. Опытнейший редактор А. Хмелик к этому времени уже создал на студии им. Горького «Ералаш», и ему было жаль бросать дело. Тогда был приглашен на эту роль автор «Ста дней после детства», «Деревни Утки» и других фильмов Александр Александров. Но из этой затеи мало что вышло, Быков не знал, что Александров задумал сам снимать. Славы не добыл, а объединение как главный редактор не возглавил. И Быкову пришлось тащить самому этот воз.
На «Мосфильме» создается правление студии, куда входят худруки всех объединений, и Быков, войдя в него, озабочен этическими проблемами работы правления.
Многострадальная ленфильмовская картина «Письма мертвого человека» удостоена, вместе с главным героем. Государственной премии РСФСР, выходит картина Алексея Германа «Проверка на дорогах» (новое название «Операции "С Новым годом!"»). Все получают Госпремию СССР, кроме Быкова, сыгравшего командира партизанского отряда Локоткова, - не прошло положенного времени между премиями: «Чучелу» тоже присудили Госпремию СССР - автору, режиссеру и оператору.
Огромное количество поздравлений получил Быков в связи с получением премии от знакомых и незнакомых людей. Многие считали эту премию какой-то высшей справедливостью и своей личной победой, такой была телеграмма от незнакомого с Быковым Владимира Спивакова.
Виктор Демин, замечательный кинокритик, с которым Ролан секретарствовал вместе в Союзе кинематографистов после пятого съезда, прислал поздравительное письмо. Он написал, что «мы сначала по привычке своим героям отрубаем головы, а потом отдаем им заслуженную дань. Вы - Марат в нашем самодеятельном Конвенте, и каждое ваше слово, каждое убеждение оплачено кровью по неприятию лжи и фальши».
На очередном перестроечном московском кинофестивале был организован «Прок» - профессиональный дискуссионный клуб. Кем-то был задан вопрос: все ли запрещенные фильмы сняты с полок? «Все», - гордо ответил Элем Климов. Вдруг из зала раздался голос: «Нет, не все». Головы повернулись. В джинсах и клетчатой рубашке вышел к микрофону взволнованный А. Аскольдов и попросил в рамках «Прока» посмотреть картину «Комиссар». Он знал, что и в нынешнем секретариате есть противники. «Но она не существует, ее приказом смыли». «Нет, у меня дома лежит копия», - ответил Аскольдов. На следующий день набился полный Белый зал Дома кино. Чуть ли не висели на люстрах. Мы стояли в проходе у входа в зал. Через двадцать лет Ролан Быков встретился со своим героем Ефимом Магазаником. Впервые вижу в темноте на щеках Быкова слезы.
С этого дня началось триумфальное шествие картины по всему миру, Нонна Мордюкова вошла в мировой пантеон. Догнали и Быкова запоздавшие звания. Но так как и роли, и фильмы вышли почти в одно время и успех был слишком очевиден, Быков написал в дневнике: «Я из одной зоны проклятия попадаю в другую». «Зависть, как зубную боль, трудно скрыть», - читаем у Козьмы Пруткова. «Комиссара» выдвинули на Ленинскую премию, но... Фильм в мире получил немало наград, но не в стране комиссаров. Кинематографисты, члены ленинского комитета, выдвинули на эту премию умершего в эмиграции Андрея Тарковского.
Быков работает день и ночь без отдыха. Голова пухнет от задач и планов, и есть силы и воля для их воплощения.
В пятницу 19 декабря 1986 года в честь лауреатов Государственной премии СССР в области литературы и искусства состоялся обед, на который был приглашен лауреат с супругой. Так закончился для Быкова 1986 год.
05.01.1986 г.
С Новым годом! С новой тетрадью. 85-й закончился очень интересно — поездкой в Канаду и премьерой «Чучела». В Монреале были вдвоем с Меньшовым на премьере. Это была неделя советских фильмов: «Иди и смотри», «Любовь и голуби», «Чучело», картины Д. Асановой и Н. Губенко.
Из-за перипетий с «Аэрофлотом» пробыли лишних четыре дня. Приняты были прекрасно, оказались с деньгами, выступали в консульстве, на нашем торговом судне, в посольстве (Оттава). Посол в нашу честь дал шикарный обед (кстати, без спиртного), повидали много интересного, но главное — премьера фильма «Чучело».
Все происходило как бы не со мной, как бы с третьим лицом, а я сам был зрителем. Картину не видел давно, посмотрел с удовольствием, впервые до конца смог оценить то, как она сделана. Отмонтирована крепко, пустот нет вообще, движется стремительно и ритмически очень стройна. Впервые до конца понял, что ритм — это ни быстро, ни медленно, а «растянуто» — вовсе не антипод ритму. Ритм — это строй, лад, соподчиненность, стройность, это фигура и гармоничность конструкции. Ни быстро, ни медленно, ни длинно, ни коротко — все это не признаки ритма. Конечно, когда короче и быстрее, особенно, там, где нет особого содержания — это, так сказать, «ритмичней», потому что сама краткость и темп уже создают фигуру, как таковую. Но это вовсе не ритм — это другое достоинство: достоинство соответствия, адекватности в большей или меньшей степени.
Ритм — это само дыхание, учащенное или замедленное или же вовсе остановившееся на какое-то мыслимое время. Эта смена дыхания и есть жизнь. Жизнь самого произведения. И хоть она вполне похожа на живую жизнь, это все-таки жизнь материи художественной, образной, особой. Похожей на живую, но совсем иной.