Я думаю, что уже в замысле М. Юзовский ограничивал себя, ибо понимал, что денег не дадут. (Выгодно это или нет?)
Итак:
1) Детское кино невыгодно производству: а) с детьми не хотят работать;
в) малая выработка;
г) трудоемкость.
2) Детское кино невыгодно финансово-экономически: оно затратно.
3) Детское кино невыгодно прокату, по валу — билет 10 копеек.
4) Детское кино невыгодно режиссерам: оно меньше окупается (особенно если оно хорошее).
Сколько стоит детское кино? Тут дело упирается в жанры детского кино, ибо самые необходимые жанры детского кино (сказка, исторический фильм, научно-фантастический фильм, приключенческий или трюковая комедия) стоят в два раза дороже. 1 млн — 1,5 млн стоит в среднем настоящая сказка.
«Сказка о царе Салтане» — 900 тыс. руб.
«Три толстяка» — 900 тыс. руб.
«Айболит-66» — 750 тыс. руб.
(И это тогда, когда все было недорого.) Сегодня подорожало все, от гвоздя до керосина, и что?
Сказкам дают денег ровно 50% от того, что давали раньше, а на взрослые фильмы осталось столько же, а кое-где даже увеличилось.
Это на 50% условия ухудшились (в два раза!).
Мог бы быть исторический фильм «Возвращение» — о М. Горьком на Капри, с Лениным, Толстой, Маяковский. Финал: встречали его люди (наверно, есть кинохроника). Лена — Андреева.
Поднять документы. Ленина сыграть самому, с тем эпизодом, когда, описывая самоубийство, Горький почувствовал удар в грудь. Со сценами из жизни Клима Самгина, с любыми горьковскими героями, в которых переплавляется Андреева и он сам. Смещенная действительность, где искусство — правда жизни, а текущая жизнь — «вялая копия», поверхность действительности.
Срочно найти хотя бы «Горький на Капри»[188]. «Возвращение» — вот как встречали «возвращенцев»! Переименование Триумфальной площади в площадь Маяковского, а улицы Тверской-Ямской — в улицу Горького.
Завтра четвертая смена у Ускова — Краснопольского. Третья прошла отвратительно. Юматов пересентименталился до ужаса. Белявский не подходит явно. Вернул сцену ареста, но она не самая лучшая у меня в роли. И вообще все очень трудно. Реплика о таланте, которую я буду укладывать в сцене ухода из полиции, не очень ложится, по вкусу плохо. Надо озвучить, как было, и сделать вариант.
27.01.86 г.
Итак, инфаркт. Плохо стало еще до Нового года. Все врачи толковали о немедленной госпитализации. Я протянул: все думал — озвучу роли, съезжу в Париж, а потом полечусь. Вышло наоборот, лежу в реанимации 1-го меда, на Пироговке у доктора Сыркина. Сыркина видел два раза. Дело налажено — система лечит сама. Порядок, внимание, персонал молодой. Все осталось нерешенным — Ленинград, Усков, Париж, секретариат, домашние заботы и т.д.
Лену ко мне не пускают — очень обижаюсь, а новости сообщает небрежно, наскоро — фу, какая! Она и на «Чучеле» была в центре переживаний, и мой инфаркт ей намного тяжелее, чем мне. Во всяком случае, мой интерес ко всему, что осталось за чертой, воспринимает как каприз, не больше.
28.01.86 г.
Все жалюсь да жалюсь, а на душе хорошо. Хорошо оттого, что что-то отвалилось от меня и возврата уже не будет. Ощущение воли, которое пришло перед лицом даже не смерти, а ее вполне обычной возможности. Времени действительно трачу много, много и на суету.
Надо идти в правительство и просить студию им. Горького, просить как договорную, вплоть до иностранцев, вплоть до превращения в международную студию сказок и легенд. «Гайавата», «Песнь о Роланде», «Русь былинная» и т.д.
Мечты вчера далеко летали, легко, красиво. Все было очень похоже на правду, и логично, и смело, и размах, и польза. Отделить студию Горького, забрать Ялту, сделать там комплекс, общежитие (хоть палаточный городок). Затем на этой базе — пятую программу для детей и создание во ВГИКе новых факультетов — монтажеров, помрежей, вторых режиссеров-ассистентов
(без отрыва от производства, с высшим образованием, дипломами). С перестройкой всей системы от премиальных до договорных, с группой редакторов и авторского актива. С новым строительством павильонной площади, легких кинокамер, осветительных приборов, с компьютерами.
За всем этим годы выстраданного. Сказки и возвращение к полунемому кино дало бы валюту. Строить кинотеатры в бестелевизионном мире.
Великие легенды Индии, России. «Давид Сасунский», «Витязь в тигровой шкуре», «Тристан и Изольда», Аристофан, Еври-пид, Софокл, Эсхил, все легенды о Христе, комедии. Фильмы из старых фильмов (под старые фильмы). Жюль Верн. Научная фантастика. Сказки-серии.
Постепенно забрать у ТВ «Будильник», сказку на ночь, «Абвгдейку» — и, наконец, создать кинопромышленную 5-ю программу, международную. А кинотеатры (типовые) оставить уже сейчас: и на Мальте, и в Африке, и во всей Азии. И там же создавать базы для ТВ и кабельного телевидения. Высочайшего уровня учебные программы, работа с родителями, педагогические эксперименты.
Боже! Боже! Что можно сделать! Надо только выпросить должность с правами и самостоятельностью.
Я был бы умный, как змий, был бы дипломат, и я был бы собран — и это цель. Кооперировать большую творческую силу — ведь это можно было бы и пристойную зарплату сделать для актеров через это.
Собирать театры из освободившихся актеров, укреплять народные театры. Здания строить — эксплуатировать филармонию. Можно было бы развивать самим разное элитарное искусство.
Киностудия — база кинофильмов, режиссуры второго звена, определенного к производству, особая система премий и огромная самостоятельность.
Объективный стимул, а самое главное — объективный учет всего. Всего: метражей, пленки, технологий и т.д. Снимать на магнитках, придумать перевод.
Телеэнциклопедия по кабельной заявке, сексуальное воспитание, уроки... Дискотеки с обратной связью... Общность малых телеобъединений...
29.01.86 г.
Вчера был тяжелый приступ, а сегодня перевели в другую палату и делали уже первую гимнастику. Конечно, самое главное — это поскорее выздороветь, а потом уже все остальное. Но право же, так светло думать о том, что можно написать:
1) Главы сценария «Мама, война!».
2) Вариант «До и после "Чучела"» для Ольги Гдальевны Свердловой (с организацией откликов, рецензий и т.д.). И увеличенный вариант книжки[189]: семья, школа, искусство, референтная группа — фактор действующего закона. Стертость фамильных черт.
И все письма и письма — письма от учительницы — зона отчуждения.
...Перевели в другое отделение: из реанимации в палату интенсивной терапии. Была Лена. Делал гимнастику. Разрешили на коляске увезти в туалет.
Не спится. А коснуться к стихам что-то не велит. Надо позвонить, что инфаркт, но без того, чтобы знала мама.
<Про Пушкина >
Как лежа он писал? Как это можно — лежа? Особое движение руки, Как вольное течение реки, Рожденье рифмы, ритма и строки, Свободной мысли тоже... А кто же, как не ты, Великий Боже?!
***
Не умер я на этот раз,
Но так уж замотался,
Что начал умирать не в раз,
Да так и не собрался.
Не то что мыслию святой
Я наконец облекся,
А так — заботою пустой
Забылся и отвлекся.
О, не в великий звездный час,
Не на ходу, в работе,
Не в убивающей всех нас
За уголком заботе,
Не в горе, безо фраз и драм
И вовсе без попойки
Какой-то вышел вовсе срам,
Смерть заработалась к чертям,
А мне инфарктом по усам —
Я на больничной койке.
30.01.86 г.
Месяц прошел моего 86-го года — где он? На что он потрачен? Нет, решительно меняется жизнь — я ее решительно меняю. Категорически.
30.01.86 г.
Вдруг перевели в палату на пять человек. Среагировал, прямо скажу, негативно. После обещаний о палате на двух человек эта палата на пятерых. И в пять минут — потому что «кто-то» прибыл! А Сыркин в отпуске. Вот и все. Я и не у Сыркина, и в пятиместной палате.
В чем же смысл? Лене ближе ездить? Так пусть ездит реже. Или пусть возит Дима или Ромик. Старый Санай может свозить. Тут дело длинное, и даже в Одессе нашлась для меня комнатка[190]. Может, это уже моя испорченность, но уже лет 25 я не спал в пятиместных номерах, переучиваться поздно!
Надо ехать в 15-ю больницу или на худой конец в нашу, в Измайлово. Звоню, а Лены нет дома, и Паши нет. «Десь пи-шла».
Настроение несколько упало, что не ускоряет моего выздоровления. Пусть студия позаботится.
...Один оказался рассказчик-любитель и без обиняков начал: «От, у одного умерла жена, красивая очень, двадцать семь лет, он ее очень любил. И вот как стали зарывать, он кидается к ней и все, оторвать не могли. Как-то уже оторвали, похоронили, а он — партийный. Идет он к попу. Поп ему и говорит — у вас, мол, пропажа. Да, говорит, нет партийного билета. Отрывать могилу ни в коем случае. Надо спрашивать у синодских, там у них своя канцелярия. Ну написали, пришел ответ — можно, но чтобы присутствовал только поп.
Он людей нашел. Стоит в сторонке. Откопали, а он не утерпел — взглянул. Билет его меж ней и гробом завалился, а у ей вся правая щека уже съедена. Есть такой червь могильный, он на ящерицу похож, так правую сторону всю отъел уже до кости. Он как глянул — в обморок. А поп партийный билет взял, и закопали»...
И без перерыва: «А вот еще схоронили одну старуху, и все знали, что у нее много было золота. Стали искать — нигде нету. Тогда поняли — у нее в могиле. Отрыли, а там змеи, целый клубок, они очень золото любят...
— Ну и что?
— Зарыли обратно, что со змеями сделаешь?»... Началось неплохо.
Надо бы драпать отсюда в 15-ю. Будут и условия, и внимание, и покой. Но Лена этого не понимает. У нее вот-вот приезжает Сыркин, а через неделю меня переведут в другую палату... А в той палате (она уже на двоих) и ходить можно, и вообще будет рай. (Ах, Ленка, Ленка, если бы это было с ней?) Я помню, как в Ташкенте меня привезли в больницу — поближе к дому — и уложили в коридор, так я украл свои вещи и тут же уехал в гостиницу. Ничего, нашлось место в четвертом управлении. Надо самому дозвониться до Кулиджанова.