– Попозже родители привезут сюда Ривера.
– Если нужно, я с ним побуду, – предложила Талли.
– Ривер обрадуется. Он ведь обожает тетю Луллу, – сказала Зора. – Лионел спрашивал, все ли в порядке с тобой, – обращаясь к Эмметту, добавила она.
– Со мной? – переспросил Эмметт.
Зора кивнула.
– Он волновался, что ты получил ожоги, спасая его.
Талли слегка подтолкнула его, коснувшись локтя, и подняла вверх одну руку.
– Да, ладони… немного. Он не хочет, чтобы врач посмотрел, – сказала Талли.
– Со мной все в порядке, – сказал он.
– Он благодарен тебе за то, что ты сделал. Мы все благодарны, – сказала Зора, на глаза у нее навернулись слезы. Она встала и обняла Эмметта, размякнув в его объятиях и тая словно шоколад на солнце.
(Зора меньше ростом, чем Талли, но ненамного. Они обе выше Кристины. В больнице все постоянно пикает. Часто делают объявления. Щелкают переговорные устройства. Кто-то вызывает доктора Дормана. Чей-то телефон звонит, чей-то вжикает.)
– Он хороший человек, – уверенно сказал Эмметт в копну волос Зоры. Эмметт знал людей, как хороших, так и плохих, тех, кто наделал ужасных ошибок в жизни, в браке. Он твердо верил, что Лионел из хороших. Он буквально лучился нежностью ко всем на свете женщинам, которым приходилось иметь со всем этим дело, нежностью к Зоре, которая кивала, касаясь его плеча. – У вас чудесная семья.
Зора шмыгнула носом и высморкалась.
– Надеюсь, ты успеешь познакомиться с Ривером.
– Я тоже надеюсь, – сказал Эмметт.
– Гас и Глори пока побудут там. Я сообщу вам, когда он проснется, – пообещала Зора.
Родные Талли приходили и уходили. На улицу подышать воздухом, в кафе выпить кофе, чай и перекусить, в помещение рядом со столовой, полное жужжащих и светящихся автоматов с едой и напитками. Родители Талли старались друг с дружкой не встречаться. Джудит ушла и вернулась с подругой Конни, и они вместе вышли в уставленный скамейками оазис для курильщиков, расположенный посреди парковки, подальше от входа в больницу. Мачеха Талли, Глори, уехала домой – ей надо было отдохнуть. Гас сидел в переполненном приемном покое и негромко беседовал с дядей Талли. По телевизору мелькала реклама автомобилей, юристов и лекарств, громкость была минимальной. Атмосфера была уважительная, как и положено в больнице и ее окрестностях, но от членов семьи Кларк веяло надеждой, все они вздохнули с облегчением, узнав, что ожоги Лионела не представляют угрозы его жизни. Эмметт хотел дождаться, когда Лионел проснется, чтобы перед уходом попрощаться с ним и своими глазами увидеть, что сознание его ясно и он в порядке.
Эмметта знакомили со все новыми и новыми родственниками Талли, и он чувствовал, что ему рады. Он поговорил и посмеялся с ее папой и дядей, выслушал ее маму, которая выложила ему все, что было у нее на уме. Чем больше времени он находился в больнице, тем меньше ему хотелось уходить. И тем хуже он чувствовал себя из-за того, что вышел на связь с Джоэлом и продолжал вести эту хитрую игру. Груз предательства становился все тяжелее и тяжелее. С самой вечеринки Эмметт и Талли были неразлучны. Эмметт даже покурить в одиночку не выходил.
Эмметт и Талли вышли из больницы за хот-догами с чили и замороженным яблочным сидром, которые можно было купить на осенней ярмарке в близлежащей церкви. Они поели на багажнике машины, под открытым и беззаботно чистым небом, озаренным оранжево-золотым светом, какой бывает лишь осенью. Его мозг все еще осознавал, что произошло в спальне, что из этого следовало, а что – нет. Но, зная, что скоро нужно будет прощаться, он ее поцеловал – нежно и медленно, – и их холодные от сидра рты сладко согрелись.
– Вчера у нас было что-то вроде собственной серии «Секретных материалов». В голове не укладывается, – когда они шли через парковку к больнице, сказала Талли. Она потянула его за рукав рубашки, останавливая, и послеполуденное солнце мерцало на всем вокруг, как будто это были бриллианты.
– Да весь уик-энд вообще-то. Даже до всего этого. Женщина встречает на мосту незнакомого мужчину, который может оказаться инопланетянином. Или она сама инопланетянка?
– Глюки в электросети.
– Однозначно. Не говоря уже о криптозоологии, – сказал Эмметт.
Талли выглядела озадаченной.
– Ну начнем с Бигфута, и я точно еще видел чупакабру[73]. А также фею и ведьмака. Что будет, если они начнут размножаться? – спросил он.
Талли рассмеялась.
– Феемак? Ведьмафея?
– Ведьмея, – подняв кверху подбородок и улыбнувшись, сказал он.
– Отлично. И мы, инопланетяне. Продолжение следует… так, Малдер? – сказала она.
– Определенно, продолжение следует, Скалли.
– Кстати… на ту же тему… обещай, что позвонишь мне? Или сообщение пришлешь, чтобы я знала, что ты сегодня в порядке? Я понимаю, что тебе надо уехать, но буду волноваться. Ты же знаешь, как часто я волнуюсь… и я бы хотела с тобой еще увидеться, – добавила она с серьезностью, которая передалась ему, пока он высчитывал момент, когда он скажет ей правду.
– Я бы тоже хотел с тобой еще увидеться. И, пожалуйста, не волнуйся.
– Слушай, ну серьезно, почему ты не хочешь, чтобы я тебя подвезла?
– Ты и так сделала достаточно, и я тебе благодарен, но я взрослый мальчик. Сам справлюсь, – сказал он. Он положил руку ей на плечо и привлек к себе, обнимая. – Я напишу или позвоню, обещаю. Ты вообще единственный человек в мире, у кого есть мой номер.
Лионел не спал и был весь в бинтах. Талли и Эмметт стояли возле его койки, обработанные санитайзером и в обязательных в ожоговом отделении желтых халатах и перчатках.
– Как я рад, что ты в порядке, дружище, – увидев Эмметта, сказал Лионел.
– Да что ты! Это я рад, что ты в порядке. Слава богу, что смог до тебя добраться, – сказал Эмметт. Лионел протянул ему левую руку, и тот аккуратно взял ее. Его собственные руки еще горели и болели, будто термостат, поставленный на максимальную температуру.
– Спасибо. Я твой должник. Если ты все еще хочешь дружить – ведь я теперь полумонстр. Мумия, – сказал Лионел и рассмеялся прерывистым и вялым от лекарств смехом.
– Ты прекрасно выглядишь. Правда-правда. Тебя не убьешь, – наклонившись к нему и коснувшись его лица, сказала Талли.
Лионел попросил Эмметта рассказать, что он видел, как все произошло.
– Я не понял, что происходит, но заметил пламя, – сказал Эмметт. – Пламя по-особенному как-то светится, когда в движении… ярко вспыхивает. Так я понял – что-то не так.
– Я был в маске и почти ничего не видел. И слишком близко подошел к чаше для костра. Я даже не был пьян. Сосал одно пиво целый час или даже больше. Теплое уже, – сказал Лионел.
– Мне, э-э, пришлось повалить тебя на землю, чтобы ты не побежал. Так что я вдарил тебе по ноге и накрыл тебя пиджаком, чтобы сбить пламя, – сказал Эмметт. Мысль о том, что едва не случилось с Лионелом, поднялась, как разрушительная волна. Навязчивое воспоминание заняло свое место в потоке остальных нелепостей, которые приходилось переживать Эмметту. – Все произошло стремительно, – добавил он.
Лионел сказал что-то, Эмметт не разобрал и попросил повторить.
– Бей по ноге. Как в фильме «Каратэ-пацан». Ты так и сделал, – сказал Лионел.
Эмметт улыбнулся и процитировал строчку «бей по ноге» из фильма «Каратэ-пацан».
– Точно. Именно это я и сделал, – добавил он.
– Эмметт, теперь официально ты мой новый лучший друг. Лула, пришли мне его данные, чтобы мы могли поговорить, когда я выберусь из этого заведения, – попросил Лионел, сонно улыбаясь. Он прикрыл глаза и застонал – ему явно было очень больно. Талли пошла за медсестрой, чтобы попросить для него еще обезболивающего.
(Глаза Лионела открываются и снова закрываются. Губы плотно сжаты. Он морщится. Половина рта изгибается в улыбке, отчего у глаз образуются морщинки. Белая простыня. Белое одеяло. Белые повязки. Белые стены. Входит медсестра, она в голубом. Морфий в капельнице прозрачный. Скоро Талли узнает всю правду, и с этим будет покончено. Кап. Кап. Кап.)
– Конечно. А сейчас поспи. Мы пока здесь. Ну то есть я здесь. Эмметт, наверное, уедет, – как только медсестра закончила свои дела, сказала Талли и посмотрела сначала на Лионела, потом на Эмметта. – Люблю тебя, – нежно коснувшись незабинтованной руки, сказала Талли.
– Люблю тебя, Лула.
– Скоро увидимся, Ли, – сказал Эмметт, желая, чтобы это было правдой.
– Жду с нетерпением. Скоро увидимся, братишка, – пробормотал Лионел, потом отвернулся и закрыл глаза.
В коридоре Талли прислонилась к стене и писала сообщение. Она улыбнулась чему-то, покачала головой, еще что-то написала. Наверное, Нико. Эмметт видел своими глазами, как Нико смотрел на Талли – так Эмметт смотрел на луну. Засунув руки в карманы, он ждал, когда она закончит.
– О’кей. Слушай, Эмметт, может, тебе остаться? Уезжать же необязательно. Мог бы побыть еще. Может, тебе нужно время. Как ты думаешь, нужно? – спросила Талли.
Эмметт, как оказалось, надеялся, что она попросит его остаться, хотя он знал, что не останется. Нельзя было оставаться. Он чувствовал себя виноватым, что оказался обузой, и в том, что он сделал. Он готовился все ей рассказать перед уходом и на всякий случай даже положил в карман дополнительный бета-блокатор. Он отошел и запил его глотком воды из фонтанчика. Теперь наконец настало время сказать ей, и он не хотел, чтобы его сердце при этом бешено колотилось, отбивая чечетку.
Но когда он взглянул на Талли, она стояла с широко раскрытыми глазами. Как громом пораженная. Как будто заранее знала, что он собирается сказать. Ее смуглые щеки порозовели, она подняла очки на лоб, ее губы задрожали, как у ощерившейся собаки.
– Что… что, черт возьми, ему здес