ала их к груди. Он оставил их ей в доказательство своих чувств.
– Я отвезу тебя. – Шепот Нины на ухо заставил вздрогнуть. Еще капля сочувствия к ней, и она разревется.
– Я на машине, – кивнула Оливия, даже не удосуживаясь посмотреть в сторону коллег.
Сейчас ей хотелось быстрее добежать до машины, захлопнуть дверь и вжать педаль газа. Но это побег от реальности. Бежать всегда проще, чем говорить правду, смотря людям в глаза.
Все еще сжимая ладонь возле груди, как талисман на удачу, она обернулась, взглядом встречаясь с экипажем. За год они стали ее семьей. Все до единого, без исключения. Кто-то стал ближе, кто-то дальше. Но они все – одна команда. За целый год никто из них не дал усомниться в себе. Кроме нее самой. И она готова принять тонны правды о себе из уст этих людей.
– Прежде чем начнете говорить вы, – произнесла она спокойным голосом, – я хочу сказать первая, но не для своего оправдания… Просто сказать, что мы не подвластны трем вещам: рождению, смерти и… любви.
Голос дрогнул, сил говорить больше не было. Она лишь смотрела на своих коллег, но не видела их лиц. Все они стали мутным пятном.
– А разве мы ждем оправдания?
Голос Мирем вывел Оливию из транса.
– Любовь не выбирают. Она либо есть, либо ее нет. – Мирем подошла к Оливии и обняла ее, прошептав на ухо: – Скажи, каково это – любить своего капитана?
– Ужасно, – вздохнув, ответила та, – и прекрасно, опасно и волнительно.
Мирем улыбнулась, сильнее прижимая девушку к себе:
– Все будет хорошо. Мы с тобой.
– Оливия… – прошептала Келси. – Вы же не ладили друг с другом… Как это случилось?
– Это всего лишь отрицание голоса сердца, мозг не желал слушать его. Борьба разума с чувствами. Но сердце нельзя заставить молчать…
Она поняла это, когда развернула записку Мелани в Гамбурге возле бассейна. «Спроси свое сердце». Она впервые задала себе этот вопрос и получила ответ, который боялась услышать больше всего. Разве сердце не шептало ей правду весь год? Оно заходилось в крике, но Оливия игнорировала его. Ненавидеть Даниэля Фернандеса было проще, чем любить его.
Главная дорога, соединяющая аэропорт и дом Даниэля, оказалась свободной, как взлетная полоса. Хороший разгон для взлета в неизвестность. Его дом тоже оказался пустым. Оливия ходила в гостиной из угла в угол, вглядываясь в темноту за окном, но видя лишь свое отражение. Еще никогда этот дом не казался ей таким большим и одиноким. Теперь она понимала Даниэля – для одного человека здесь слишком пусто.
Ее знобило от холода кондиционера, и она открывала окно, чтобы вдохнуть теплый воздух залива, и закрывала его, ощутив соленую влагу на своем лице. Она дважды готовила эспрессо и выливала в раковину. Ничто не могло спасти ее от мыслей, которые, как вихрь, будоражили нервы. Даже пять пропущенных звонков от мамы не смогли заставить пересилить себя и поднять трубку. Оливия понимала, что Джина волнуется, узнав из новостей о происшествии. Но Джина знала, что все живы.
Сейчас хотелось молчать и больше думать, но каждая мысль приводила в тупик. Сейчас не только Даниэль терял работу – она вместе с ним.
Девушка села на диван, вслушиваясь в шелест листьев пальмы по крыше. Сейчас этот звук не пугал, на время он стал ей другом, успокаивал. Оливия наконец расслабилась, откинувшись на спинку дивана и рукой притягивая подушку к себе. Действие адреналина закончилось, на смену ему пришло опустошение. Она поглядывала на входную дверь, на темное окно, но фары машины Даниэля не освещали его. Оливия нащупала что-то твердое под подушкой – книгу ее отца в зеленом переплете. Ту самую книгу, которую Джина Паркер подарила Даниэлю, сказав Оливии: «Она вернется к тебе». То, что тогда выглядело мистикой, сейчас превращалось в пророчество. Даже ее мать видела то, что Оливия старалась спрятать как можно глубже. Любая мать увидит изменения в своем ребенке, даже если они спрятаны ребенком, как умелым мастером иллюзий.
Она перелистывала страницы, не вникая в написанное. Даже если отец и написал о невыпуске передней стойки шасси, сейчас это роли уже не играло. В этой книге не было главного: не было инструкции о любви к своему капитану. Это правило было лишь в единственной авиакомпании, куда Оливия пришла, следуя своей мечте.
Ей казалось, что прошло полночи, прежде чем входная дверь открылась и в дом зашел Даниэль. Молча. Его плечи, всегда гордо выпрямленные, поникли. Он снял фуражку, и при тусклом свете Оливия заметила на его лице сильную усталость. Ни намека на улыбку, лишь тяжелый взгляд из-под полуопущенных ресниц и темные круги под глазами. Она никогда не видела его таким безжизненным. Значит, Марк все-таки сказал… Девушка резко вскочила с дивана, слишком резко, чтобы устоять на ногах, и ее качнуло в сторону, но Даниэль успел подхватить. Пилоты обладают быстрой реакцией, но сейчас больше всего хотелось, чтобы он не был пилотом.
Она боялась спросить, молча изучая его лицо, между бровей замечая морщинки.
– Марк не сказал.
От этих слов Оливия обмякла в его руках, закрыв глаза. В голове все поплыло от этой новости.
– Это не значит, что они не узнают, Оливия. Они изъяли из кабины пилотов видеозапись с камер видеонаблюдения и пленку с переговорами с «Вышкой». Это всего лишь вопрос времени.
– Даниэль… – Она прошептала его имя, но он перебил ее:
– Тебе нечего волноваться, ты лишь выполняла мой приказ, не по своей воле оставила людей в своем салоне. Наши отношения останутся между нами, им нет доказательств. Надеюсь, тебя вообще не коснется это разбирательство. – Он на секунду замолчал, переводя дыхание. – Я сделаю для этого все возможное.
Он так решил. Кто-то должен уйти, и это будет он, давая мечтам Оливии расти дальше. Он найдет работу в другой авиакомпании, и неважно, что придется все начать сначала. Он готов это сделать.
Даниэль поднялся в спальню, оставляя Оливию одну. Она сидела, поджав ноги под себя, ощущая в груди спазм от его слов и смахивая мокрые дорожки со своих щек. А разве не этого она хотела? Он уйдет из экипажа, когда-то она мечтала об этом. После его ухода у нее начнется новая жизнь… С ним и без него.
Дни проходили в тягостном ожидании звонка от Мухаммеда или Карима. И каждый последующий нервировал больше предыдущего. Даниэль часто уходил из дома, сидел на берегу в одиночестве или часами лежал на кровати. Он больше молчал, но Оливия не задавала вопросов, оставляя его наедине с собой, давая ему время. Она видела на компьютере сайты в открытых вкладках: он изучал информацию о других авиакомпаниях в Дубае. Морально он готовился к худшему и искал запасные варианты.
– Может, нанять адвоката? – спросила она, выходя из ванной и садясь на кровать. – Все имеют право на ошибку, но за это не увольняют.
– Нет, Ливи, в этой стране свои законы. Мы и так много нарушили… И даже нарушаем сейчас, живя вместе вне брака. Если станет известно об этом, – он улыбнулся, даже не представляя последствия, – нас, наверное, казнят.
Впервые за это время она увидела его улыбку, которая заставила улыбнуться и ее.
– Нарушать правила – наша традиция.
Она не закатила истерику от его слов о браке, и это хороший признак. Но он имеет много капитанского терпения, ожидание – часть его жизни.
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. – Она поцеловала его, рукой касаясь небритой щеки. – Господи, ты первый человек, кто слышит от меня эти слова.
Его улыбка стала еще шире. Сколько раз он стал первым в ее жизни? Хотя во многом и она была первой для него.
– Я очень надеюсь, что последний. – Он прошептал это ей на ухо, заставив девушку засмеяться от щекотки.
Такие моменты врезаются в память, заставляют забыть «вчера» и позволяют не думать о «завтра». Хочется утонуть в океане эмоций, которые как волны накатывают от каждого произнесенного слова.
– Когда я писал рапорт, анализируя каждую секунду полета, я пришел к выводу, – он прижал ее к себе, – что, если бы мне выпал второй шанс, я поступил бы точно так же.
Оливия лишь вздохнула. Разве она могла подумать еще год назад, когда положила на стойку регистрации свой паспорт, кидая своему капитану дерзкие слова, что он ради нее будет идти против правил?
Спустя несколько дней Даниэля навестил Марк. Это был неожиданный визит и не сказать, что приятный. Он исподлобья поглядывал на Оливию, и в его взгляде читалась нескрываемая неприязнь. Она оставила их вдвоем, не желая становиться свидетелем, и, сев в машину, направилась в торговый центр. Ей было необходимо просто пройтись по магазинам, ничего не покупая. Просто ходить. В Лондоне она прошлась бы по парку, поглощенному тенью от зеленой листвы, но здесь прохладные парки были лишь в магазинах. Сейчас солнце делало ее организм слабым, заставляя почти терять сознание на пекле. За полтора года, проведенных в Дубае, это первый раз, когда она не хотела жары, предпочитая прохладу.
Это была просто прогулка по начищенному до блеска полу и наблюдение за людьми. Странно, но торговый центр напоминал ей аэропорт, разница лишь в том, что никто никуда не торопился. Люди гуляли семьями, рассматривая витрины, примеряя одежду, совершая покупки. Их улыбки заставляли Оливию улыбаться в ответ.
Она остановилась лишь тогда, когда радужные цвета мороженого в маленькой лавке заставили ее желудок заурчать. Мороженое с кусочками фруктов, разных окрасов и вкусов манили к себе, и Оливия не смогла устоять.
– Персиковое, пожалуйста.
Один этот вкус стоил сотни других: яркий, солнечный, сладкий, немного вязкий, поистине блаженный. Он делал ее счастливой, заставляя на время забыть о всех проблемах и окунуться в мир оранжевых красок. Она не ела ничего вкуснее – прикрыв глаза, наслаждалась каждым кусочком.
Приехав домой, она зашла внутрь, тихо напевая мелодию. Но, вспомнив, что Марк, возможно, еще здесь, замолчала, обводя комнату взглядом.
– Он ушел. – Даниэль вышел в гостиную, быстро надевая пиджак и хватая фуражку с дивана. – Я ждал тебя.