– Конечно, мэм, – произнес Марк. Проходя возле Оливии, он коснулся рукой ее плеча: – Мои соболезнования, Оливия.
Она дотронулась его руки и кивнула, благодаря за поддержку.
Проводив взглядом Марка и Джину, Даниэль сел напротив Оливии. Она – копия своего отца. Но внешность – это ничто по сравнению с характером. А характер, судя по всему, тоже был не в мать.
– Почему ты не сказала мне?
– Ты не спрашивал, – тут же ответила она и посмотрела на него. Она так часто стала смотреть в глаза этого мужчины, что сама испугалась, поняв, что взгляд может сказать даже больше, чем слова.
– А как мне надо было спросить? – удивился он. – «Оливия, ты случайно не дочь Джона Паркера?» Как-то не приходило в голову.
– Это ничего не меняет.
Даниэль замолчал, вслушиваясь в тиканье часов. Это действительно ничего не меняет. Она все та же Оливия – дерзкая английская девушка.
– Ты права. Я испытываю уважение к твоему отцу, но это никак не касается тебя. Для меня ты просто стюардесса, чей характер несовместим с моим.
– Отлично, – прошептала она, – в таком случае нам надо держаться друг от друга подальше.
От слов капитана набежала волна чего-то горького. Она не понимала Даниэля. Он мог быть грубым и в то же время ласковым. Мог надерзить ей и поддерживать. Еще вчера они вместе смеялись на пляже, толкая друг друга в воду, а позавчера он отшлепал ее в бассейне и чуть там же не утопил. Он напоил ее до полусмерти и просидел всю ночь рядом, боясь оставить одну.
Оливия сидела напротив, подперев подбородок рукой. Она чувствовала, как черные глаза пристально наблюдают за ней, и второй рукой стала царапать стол. Даниэль молниеносно прихлопнул ее руку своей.
– Ты хочешь поговорить об этом?
– Только не с тобой.
Заслышав шаги из кухни, Даниэль тут же убрал свою руку, и в этот момент Марк занес пирог. Вслед за ним шла Джина, неся небольшую коробку в руках.
– Я принесла фотографии Джона. Вам, наверное, будет интересно посмотреть.
– Мама! – тут же вскрикнула Оливия. – Им неинтересно.
– Очень интересно! – тут же вставил твердым голосом Даниэль, пригвоздив девушку взглядом, и та замолчала.
Джина улыбнулась, видя, как просто этот мужчина может управлять ее шумной дочерью.
– Это я попросил твою маму показать фотографии, – обратился Марк к Оливии, садясь на свое место.
– Тогда это меняет дело, – она взяла нож в руки и встала, слегка наклонившись к пирогу. Пронеся нож прямо перед Даниэлем, она заметила, как тот отстранился, и легкая улыбка коснулась ее губ. Последнее слово всегда должно быть за ней, даже если это слово, произнесенное молча.
Наблюдая за тем, как она режет пирог, Даниэль выругался про себя.
– Расскажите, как вы познакомились с Джоном, – попросил Марк Джину, принимая от Оливии кусок пирога, – наверняка это красивая история.
– Самая красивая, – задумчиво произнесла она. – Джон был вторым пилотом, когда я впервые увидела его. Меня поставили на один рейс с ним в Рим.
– Вы стюардесса? – удивился Даниэль, сразу забыв про нож.
– Небо у нас семейное. Я работала стюардессой в авиакомпании «British sky» – на тот момент это была самая крупная авиакомпания, осуществляющая международное сообщение. Мне было двадцать два года, когда я – после всех собеседований и многочисленных отборов – попала в эту авиакомпанию. Экипажи постоянно менялись, я не успевала привыкнуть к людям.
– Политика «Arabia Airlines» в этом плане другая, – встрял Марк, – наши экипажи не меняются, а привыкание друг к другу повышает эффективность работы. Ведь бортпроводник не испытывает стресс от постоянного знакомства с новыми людьми. Так же, как и пилоты. Мы привыкаем к одним людям, и они становятся нашей семьей.
– Я согласна с политикой вашей авиакомпании, – кивнула Джина, – к людям привыкаешь до такой степени, что они становятся частью тебя. Странно, что остальные авиакомпании не следуют этим правилам. Если вы пришли работать на завод, ваши коллеги не меняются из смены в смену. – Джина задумалась на секунду и вновь продолжила: – Я встретила Джона возле комнаты для брифинга перед вылетом в Рим. Высокий, стройный брюнет – он казался строгим в своей летной форме. Мне кажется, я сразу влюбилась в него. Никогда не забуду, с каким восхищением он смотрел на меня, но гордость не позволяла заговорить.
– Гордость? – не понял Даниэль.
– Именно гордость. Пилоты чаще имели любовниц среди стюардесс, но не жен. Они считали, что настоящая жена должна быть дома, на земле, ждать мужа из дальних рейсов, воспитывать детей. Джон был слишком воспитан, чтобы иметь любовницу-стюардессу. Поэтому он старался, как можно меньше меня видеть, и в этом ему помогла авиакомпания, которая постоянно меняла экипажи.
Даниэль перевел взгляд на девушку, сидящую напротив, – та удивленно смотрела на мать.
В ее голове всплыли слова Нины: «Все они похотливые кобели». Сегодня она доказала это сама. Чувствуя, как сильно рука сжимает ложку, Оливия тут же выпустила ее, и она со звоном ударилась о чашку.
– Какая глупость, – бархатный голос заставил посмотреть на его обладателя, – с каких пор считается, что пилоты рассматривают стюардесс как… похоть?
Оливия открыла рот от удивления. Теперь ей захотелось кинуть ложкой в него.
– А разве нет? – От ее язвительного тона вздрогнул даже Марк. – Сегодня ты сам доказал это.
– Трудно быть слепым, Оливия. Ты зашла в кабину к пилотам, к мужчинам, вкрай оголив себя, и считаешь, что я должен был смотреть на звезды?
Марк засмеялся, и девушка перевела недовольный взгляд на него:
– Ты повел себя не лучше.
– Именно поэтому «Arabia Airlines» придумала правило о связи между членами экипажа. Было мило, Оливия, но не более того, – продолжил Даниэль.
Джина переводила непонимающий взгляд с дочери на мужчин. Что она опять натворила?
– Отличное правило, я с ним согласна, – Оливия стиснула зубы, – но я бы сделала поправку: запретила связи между всеми сотрудниками «Arabia Airlines», даже из разных экипажей. Иначе связи, как змеи, окутывают всех своими хвостами.
– В моем экипаже нет связей, как ты заметила, можешь быть спокойна.
– В твоем нет, а в других… – она вспомнила Мелани и ее полупрозрачного призрака, – есть, и ты знаешь об этом.
– Тихо, – прогремел голос Джины, и все замолчали, смотря на нее. – О каком правиле вы говорите?
– Перед устройством на работу в «Arabia Airlines» каждый подписывает договор, в котором прописан ряд правил, – объяснил Даниэль, – одно из них: запрет на любовные отношения между членами одного экипажа.
Джина нахмурилась, эти правила ей уже не нравились.
– Зачем это надо?
Марк пожал плечами, отламывая кусок пирога. Ему тоже было это не совсем понятно, но он никогда не задавался этим вопросом, лишь исполнял его.
– В целях техники безопасности, – ответил Даниэль. – На борту может произойти все, что угодно. – Он повернулся к Джине, и несколько пар глаз уставились на него, ожидая продолжения. – Прошу прощения, если задену ваши чувства, я приведу пример, основываясь на реальных событиях: ваш муж, Джон Паркер, летя над океаном и потеряв все двигатели, думал холодной головой, и я уверен, он не впадал в панику и отчаяние, а до последнего пытался сохранить жизни себе и людям на борту. Вас с ним не было. Теперь представьте, если бы вы там оказались. Я думаю, он не стал бы даже находиться в кабине, пытаясь утешить вас, попрощаться с вами. Его голова была бы забита чувствами, а не работой. Не очень удачный пример, но я надеюсь, вы поняли, что я хотел сказать: личные отношения отвлекают от работы, а если это чрезвычайная ситуация, то… Именно поэтому «Arabia Airlines» решили устранить эту проблему таким путем.
Минуту все молча думали о своем. Джина кивнула, понимая, что ее нахождение на борту терпящего бедствия самолета ничего не изменило бы. Самолет упал бы в любом случае. Но вот ее мужу умирать было спокойней с осознанием того, что его близкие будут продолжать жить.
Даниэль вспомнил себя в Коломбо после того, как он утешил Оливию, его мозг полностью перестал соображать. Именно тогда он согласился с этим дурацким правилом. Нет личным связям в экстремальных ситуациях, голова капитана всегда должна быть ясной.
– Не учли только одного, создавая это правило, – произнесла Джина, – то, что недоступно, становится более желанным. А как же чувства? Я прошла через это, влюбившись в пилота. Что делать таким, как я и Джон?
– Таких уволят не моргнув глазом. Очередь в нашу авиакомпанию слишком длинная, они быстро найдут замену, – кивнул Марк.
Оливия закрыла глаза. Сейчас она подумала о Мелани. Чувство тревоги за подругу росло. А теперь Мел решила жить с Гербертом. И об этом уже знает Даниэль. Его лучший друг Джек Арчер скоро обо всем догадается.
– Вы рассказывали о вашей первой встрече с Джоном, – напомнил хозяйке Марк, ожидая продолжения.
– Ах, да, – Джина снова задумалась, – ваше странное правило отвлекло меня… – Она сделала глоток чая, ставя чашку на блюдце. – Второй раз мы встретились на том же рейсе в Рим. Вечером мы всем экипажем гуляли по площади Навона, любовались фонтаном, ярмарками. Впервые Джон взял меня за руку, и в том момент я поняла, что никогда не отпущу ее…
– Я налью себе еще чаю, – прервала рассказ Оливия.
Она встала из-за стола, унося чашку, и прошла на кухню к окну. Желание уйти возникло неожиданно. И дело было не в прикосновении рук. Разговор про экстренные ситуации в небе ее нервировал, заставлял переживать все заново. В голове вновь возникла авиакатастрофа над океаном, и девушка машинально коснулась шрама на груди – единственное воспоминание о той трагедии. Его не стереть, а вместе с ним не стереть и память.
– Если ты переживаешь по поводу того, что я скажу Арчеру, то можешь быть уверена, этого не случится, но, думаю, он сам догадывается.
Девушка резко обернулась, убирая руку со шрама. В дверном проеме стоял Даниэль. Как долго он здесь стоял? Оливия облизнула пересохшие губы, пытаясь не смотреть на него. Но он заполнил собой все пространство маленькой кухни.