– В таком случае мы квиты, – прошептал он. – Но что значит сегодняшняя комедия за завтраком?
– Люди из моего экипажа считают, что я резко изменилась из-за того, что с кем-то встречаюсь. – Оливия улыбнулась, отходя от Патрика. – Нина поспорила, что с тобой. Я решила подыграть, сделать ей приятное. Нам с тобой это ничего не стоит?
Это был вопрос или мольба? Девушка смотрела на него молящими глазами, ожидая ответ. Она хотела его согласия.
– Но ведь это не так. Зачем лгать людям? Уже сегодня мы с тобой попрощаемся и разойдемся, каждый в свою сторону. Что ты скажешь им завтра?
– Что мы расстались.
– Оливия, я не понимаю тебя. Ты и правда изменилась. Вчера, когда я стоял на этом же самом месте, ты не видела меня, потому что в твоих руках был телефон. Ты получала сообщения и отправляла свои, полностью погрузившись в этот процесс. У тебя ведь есть мужчина, не так ли? Это он мешал нашему с тобой разговору. Так скажи им правду. Или правда настолько ужасна, что им не следует ее знать? Кто он, Оливия? Капитан Даниэль Фернандес Торрес?
Девушка слышала только эхо его голоса. Патрик не Нина, не Келси и не Дженнет. Он мужчина, чувствующий соперника. Может быть, поэтому он так быстро увидел то, чего не замечали другие.
– А разве он вернулся из отпуска? – Ложь порождала ложь. Каждое слово, произнесенное ею в этой комнате, было омерзительно лживо. Сколько еще раз надо соврать, чтобы сохранить все и ничего не потерять?
Патрик усмехнулся, вымученно вздохнув.
– Летя с вами двумя из Гамбурга, я успел насмотреться на ваши непростые отношения. Вы могли не замечать друг друга часами, а потом ругаться. Но в итоге все закончилось хорошо. Он прижал тебя к себе, когда ты испугалась залпов фейерверка. Я видел то, на что другие просто не обратили внимание. Ты прижалась к нему, бессознательно ища защиту. Не ко мне, Оливия, не к Дюпре, а к Фернандесу, своему капитану. Это были всего секунды, но тогда я понял одно – можно скрывать чувства, но нельзя заставить подсознание лгать. Рано или поздно оно проявит себя, и правда выплывет наружу. Я желаю, чтобы это произошло как можно раньше. Но больше всего я желаю, чтобы твой разум взял верх, заставив тебя подумать и отказаться от этой связи.
Его слова душили Оливию. Сердце забилось быстрее.
– Ты психолог? – тихо прошептала она, желая больше никогда его не видеть. Ей было страшно.
– Не нужно быть психологом, чтобы видеть это. И нет ничего удивительного в том, что ты изменилась. Все слишком очевидно – капитан вернулся.
Патрик преодолел последние шаги к двери и схватился за ручку, но слова Оливии заставили его замереть.
– Я понимаю, ты расстроен моим отказом. Человек в таком состоянии может придумать самые невероятные вещи. Я не виню тебя в бурной фантазии, но и ты не вини меня в несуществующих отношениях с капитаном.
Он не открыл дверь, вновь поворачиваясь к ней.
– Мои слова – не плод моего воображения, Оливия. Надо быть слепым, чтобы не заметить этой связи. Я провел с вами всего лишь пять часов полета, но за это время успел многое увидеть.
Девушка чувствовала, как напряглась каждая мышца на теле, дыхание стало частым и сбитым, заставляя сердце колотиться сильнее. Она пыталась придумать оправдание, защитить себя, инстинктивно мотая головой.
– Ты не мог ничего видеть, потому что смотреть было не на что. Большую часть времени в том рейсе я провела с тобой.
И это было правдой. Одна ниточка правды показала свой конец. Надо было хватать ее и распутывать как можно быстрее, но Патрик не дал ей этого сделать:
– Кроме момента, когда я остался один в кабине пилотов и Фернандес срочно понадобился Дюпре, телефон в верхнем салоне не работал, и я поднялся к вам, – Патрик вымученно вздохнул, заканчивая свою речь. – Вы почти целовались.
Оливия открыла рот от удивления, ее брови машинально взметнулись вверх, взгляд ярких голубых глаз устремился на мужчину, пытающегося освежить ей память. Но она помнила тот момент. Его она помнила так же хорошо, как секунды на кухне в доме матери, когда дыхание Даниэля обжигало ей губы. В первый раз им помешал Патрик, потом Джина…
Оливия закрыла глаза, пытаясь не выдать себя. В Риме им никто не помешал. В Риме она наконец ощутила мягкость его губ, только сейчас понимая, что хотела этого еще в полете из Гамбурга. Дурацкая игра смотреть друг другу в глаза не моргая закончилась бы поцелуем. Она в этом не сомневалась. И самое печальное то, что она не была против. Именно поэтому случился Рим.
– Прощай, Оливия. Я никому не скажу, но только ради тебя. – Наконец Патрик вышел, захлопнув за собой дверь.
От резкого хлопка девушка вздрогнула. Она мысленно возненавидела себя и вслух выругалась на Даниэля. Какого черта ее угораздило связаться с ним? Все тайное рано или поздно станет достоянием общественности. Ее выгонят из экипажа с позором, с клеймом. Или нет? Скорее ее депортируют из страны, отправят обратно в Лондон. Таким, как она, не место на самолетах «Arabia Airlines». Ей никогда не смогут доверять.
Жалеть себя, корить и ненавидеть стало противно уже через десять минут после ухода Патрика. Ныть, заливаясь слезами – это не в духе Оливии Паркер. В какой-то момент становится просто скучно. Девушка протянула руку к телефону, осознавая, что сегодня еще не слышала голос Даниэля. Но сегодня ему не до звонков: важное собрание должно отнять все силы. Бесполезный телефон полетел в сумочку.
Оливия подошла к зеркалу, забирая помаду со столика. Последний штрих, и она готова пройти еще несколько испытаний: автобус до аэропорта под пристальным наблюдением подруг, брифинг под пристальным вниманием Патрика и перелет.
В еще сонной Дохе в ожидании волнительного собрания Даниэль проснулся слишком рано. Полночи ему снилась посадка в Коломбо, рожающая женщина, Оливия, перепачканная кровью, испуганные глаза пассажиров и его приказ сажать самолет. Он не в силах был больше терпеть это видение, хотя отчасти был благодарен высшим силам за то, что освежили ему память. Накануне вечером они с Марком прошлись по всем этапам той злосчастной посадки. От момента принятия капитаном решения на снижение и до подъема в небо. Каждое слово. Каждое действие. И Даниэль убедился в том, что он сделал бы это снова. Сейчас он даже больше был уверен в хорошем исходе, чем тогда.
Пойти в тренажерный зал в пять утра ему пришло в голову внезапно, спать уже не хотелось. Была большая вероятность продолжения сна в заключительной стадии на базе в Дубае, когда на собрании он отчитывался за принятое решение. В памяти уже стерлись моменты славы, репортеры из газет и телевидения. Стерлись овации, поздравления, интервью. Их будто и не было. Потому что после этого начался ад. Не стерлись кипы бумаг, написанные им собственноручно, не стерлись обвинения других пилотов. Не стерлось недовольство Карима.
Даниэль направился к беговой дорожке, прекрасно понимая, что дальше этой комнаты он не убежит. Но желание было столь сильным… Мысли и бег. Потом мысли и пресс, гантели и отжимания. Даниэль ощущал усталость и боль в мышцах. Кажется, удалось перестать много думать. Потянувшись за бутылкой с водой, стоящей на скамейке, он услышал скрип двери и устремил взгляд в том направлении, наблюдая, как в тренажерный зал входит девушка. Ее светлые волосы были убраны в тугой хвост, она поправила его одной рукой, заметив, что в зале не одна.
– Доброе утро, я Мария. – Она протянула ему руку, что Даниэля слегка ошарашило. Живя в Дубае, он отвык от женщин, которые первыми вступают в разговор с незнакомыми мужчинами, а уж тем более касаются их. Но он не мусульманин, и она явно тоже: светлая кожа, белые волосы и минимум одежды на подтянутом стройном теле.
– Даниэль, – он пожал ее руку, – рановато для тренировок.
Он услышал ее смех и улыбнулся, сам удивившись своей реакции.
– Я привыкла вставать рано. – Она села на сиденье и обхватила черные мягкие ручки тренажера своими хрупкими руками. Но это так показалось Даниэлю вначале. Когда она рывком свела их вместе, напрягая мышцы, он мысленно забрал свои слова обратно. Странная девушка, на вид казавшаяся нежной, в итоге оказалась сильной, как мужчина.
– Впервые такое вижу, – удивился Даниэль.
Мария снова засмеялась, и ее смех разлетелся по всей комнате, отталкиваясь от зеркал.
– Таким образом я снимаю стресс. Сегодня будет тяжелый день и длинная занудная конференция.
– Ты пилот? – еще сильнее удивился Даниэль. Ему доводилось встречать женщин-пилотов, но чтоб таких красивых…
– Я капитан «А320» швейцарских авиалиний. Мария Майер. Извини, что сразу не представилась в должности. Видимо, ты тоже готовишься к конференции, значит, ты тоже пилот. На чем летаешь, Даниэль?
Он впервые был рад тому, что не второй пилот. И его самолет даже не «А340». Было бы нелепым выглядеть меньше по званию перед такой хрупкой девушкой-капитаном.
– Капитаном на «А380» в «Arabia Airlines».
– Бог мой! – воскликнула Мария, спрыгивая с тренажера. – Это правда? Такой молодой и уже капитан на «А380»?
– Такая молодая и уже капитан?
– Мне тридцать два, и за моей спиной пять тысяч часов лета.
– За моей спиной вдвое больше, – Даниэль оставил бутылку с водой, понимая, что дальнейший разговор будет очень интересным, – проще посчитать часы, проведенные на земле.
Мария улыбнулась, садясь на скамейку, внимательно изучая своего собеседника.
– Ты тот самый Даниэль Фернандес Торрес, который посадил самолет в Коломбо?
– Да, – кивнул он, – я тот самый Даниэль Фернандес Торрес, который будет рассказывать об этом на конференции, делая ее еще занудней.
– Тогда она не будет столь занудна, капитан. Теперь мне захотелось пойти на нее с большим удовольствием.
Целый час они просидели в тренажерном зале, за разговором совсем забыв про время. Делясь опытом, случаями из летной практики, они даже не заметили, как в зал пришли другие люди. Время, проведенное с Марией, показалось секундой. С ней было легко, она понимала все нюансы тяжелой профессии. Она умела слушать, корректно высказывала свое мнение. Она умна. Она красива. Она пилот. И она поддержала его в безумной посадке в Коломбо.