[23].
Видеть, как на мою блузку садится божья коровка (бабочка тоже сойдет).
Найти сюрприз в рождественском пироге.
Танцевать фарандолу[24].
Найти в книге старый билет в кино (или двадцать франков в кармане).
Слушать Эрве Вилара[25].
Отщипнуть кусочек свежеиспеченной нутовой лепешки.
Улечься на свежие простыни.
Слушать, как поют сверчки летним вечером.
Подбрасывать блинчики на сковородке.
Хохотать до упаду с Люсьеной.
Прихлопнуть комара, который жужжит над ухом.
23
Когда Джулия добралась до постели, было уже поздно. Она слишком много выпила и много смеялась. Приятная компания – этот клоун Феликс. Никогда бы не подумала, что ей так понравится в доме престарелых. Ощущение, что она оказалась в правильном месте, успокаивает и в то же время удивляет. Ей всегда казалось, что она будто стоит особняком, непонятно от чего, может, и от себя самой. Как если бы она прикрыла свое сердце платком и наблюдала со стороны, как кто-то другой проживает ее жизнь.
Теперь, когда стесняться некого, Джулия рада, что Феликс отправил то сообщение. Она лежит в постели одна, немного пьяная, и представляет, что рядом с ней Антуан. Джулия прыскает от смеха и со вздохом отгоняет эти мысли. Книга о Провансе, ну конечно!
Чтобы обретенная легкость не пропадала зря, она берет ноутбук и решает написать три главы биографии, которые задолжала редактору. Одним махом. Она ставит таймер на телефоне. Ограничения подстегивают воображение.
Неловкие от алкоголя пальцы замерли на клавиатуре. Джулия закрывает глаза и вспоминает певца, у которого пару недель назад брала интервью. Стук клавиш заполняет комнатку. Дело пошло. Фразы собираются в абзацы. Голоса в голове умолкли, на Джулию снизошло ослепительное вдохновение. Черные буквы с невероятной скоростью бегут вниз по странице. Зазвонил таймер – она написала шесть страниц и отправила редактору, сопроводив не в меру цветистыми извинениями.
Пока она чистила зубы и надевала пижаму, пришел ответ. Прочитав сообщение, Джулия мигом протрезвела. Редактор благодарит за присланный материал и сообщает, что передал тему другому автору. Сердце выпрыгивает из груди. Джулия решается позвонить, и он сразу берет трубку.
– Неужели ты вспомнила мой номер?
В этой иронии ни одной теплой нотки. Она что-то бормочет в свое оправдание, но он перебивает:
– Я пытался с тобой связаться. Шеф передал твой проект другому автору. Мы и так потеряли слишком много времени, извини.
Джулия думает о плате за квартиру и мысленно влепляет ему оплеуху. А потом вспоминает Феликса, как он сказал, что надо быть собой, и бросает в трубку:
– У меня для тебя новый проект.
Редактору нужны подробности. Она импровизирует. Похоже, розовое вино еще бежит по венам.
– Я готовлю новую книгу. О Провансе.
– О… Провансе? – уточняет он без особого энтузиазма.
– Да, книгу о местных профессиях. С фотографиями. Завтра встречаюсь с одним специалистом по трюфелям.
Она что-то плетет о ландшафте, о целях, о возврате к корням, к природе. Редактор слушает и понемногу заинтересовывается. Проявив предусмотрительность, спрашивает, когда она пришлет несколько страниц.
– Первую часть – через пять дней.
Джулия в панике кладет трубку. Она сама не понимает, что произошло. И в то же время, к своей большой радости, чувствует невероятное облегчение. Во власти того же порыва она рвет билет на завтрашний поезд. Когда одна дверь закрывается, открывается другая.
Пять дней. Нужно, чтобы Антуан раскрыл ей свои секреты, и как можно скорее.
24
Джулия ворочается в постели, не может уснуть.
От нового проекта кровь перенасытилась адреналином. Лежа с широко открытыми глазами, она обдумывает книгу. Нужно интервью с кружевницей и еще, наверное, с фермером, который выращивает лаванду. Будет текст о том, как в разных уголках Прованса жили раньше и как живут сейчас. Дать цветные фотографии, чтобы показать колорит региона, где из любой точки вид как на открытке.
Идеи бурлят. Джулия зажигает свет и достает коробку из-под обуви, в которой Жанина хранит фотографии. Хорошо бы найти на них приметы традиционного уклада, рассмотреть детали одежды и обстановки, инструменты. На старых фотографиях задний план часто рассказывает не меньше, чем изображение на переднем плане.
Лунный луч нежно ложится на пуховое одеяло. Джулия завороженно разглядывает черно-белые снимки. Запряженная лошадью повозка на фоне поля подсолнухов, по немощеной дороге двое детей в коротких штанишках катят деревянную утку на колесиках. Джулия узнает маленькую площадь Сент-Амура с ее платанами.
На самом дне коробки лежит еще один снимок. Жанина и какой-то мужчина держатся за руки. На нем брюки с высокой талией и полосатый галстук, темные волосы напомажены бриолином. Он смеется и взглядом ласкает Жанину. Она идет рядом с ним, улыбаясь. Фотограф – наверняка уличный художник – поймал удачный момент. На Жанине юбка в клетку до колен, веревочные сандалии на танкетке, приталенный жакет, блузка застегнута доверху. Сколько ей лет? И что за незнакомый мужчина? Точно не дедушка.
В висках застучало. Она переворачивает фотографию и вздрагивает.
8 августа 1944 года.
Бабушке было пятнадцать лет. Под датой кое-что любопытное. Не чернильные кляксы, как ей показалось сначала, а скорее иероглифы, шесть маленьких символов и точки. Что это значит?
Нет, это не стершееся слово, похоже на стенографическую запись.
Джулия недоумевает. Сразу вспомнились бабушкины рассказы о детективных фильмах, которые та обожала. Джулия злится, что уже так поздно, и прикидывает, кто бы мог расшифровать для нее это загадочное послание. Сейчас никто не знает стенографии. Ее лицо озаряет улыбка. Среди ее новых знакомых не так уж мало восьмидесятилетних…
С колотящимся сердцем она в сотый раз разглядывает лицо мужчины, потом нехотя гасит свет.
Мне было десять лет, когда захватили Польшу. Для меня Польша – всего лишь слово, которое вписывают в графу «Страны», когда играют в столбики. Поль, полевка, перчатка, Петен, Париж, Польша.
У соседей в саду растет огромный инжир. Под его ветвями – невысокое сооружение, где мы прячемся во время воздушной тревоги: отец притащил сюда три шезлонга, матрас, одеяла, еду и одежду. За годы войны это убежище стало нам вторым домом. Не сосчитать, сколько часов мы там провели, в ожидании взрывов, сигналов тревоги и смерти. Недалеко от Сент-Амура была воздушная база, которую часто бомбили немцы и итальянцы. Услышав звон церковных колоколов, мы все бросали и неслись в убежище.
Сегодня по маминой просьбе я делаю мешочки с лавандой. Завыла сирена, а отца нет дома. Сердце быстро забилось. Мешочки рассыпались по полу. Я ищу маму, но ее нигде нет. Соседи бегут друг к другу в убежища. Издалека доносятся крики.
Я мчусь через сад. Мамы нет. Она сегодня раньше вернулась из церкви, и я молюсь, чтобы она уже ждала меня у соседей. Задыхаясь, я сбегаю со всех ног по лестнице в убежище. В полумраке сидит женщина, она прижимает к себе ребенка. Другая крестится, прислушиваясь и глядя на потолок. Люсьена тоже здесь. Она мне улыбается (у нее выпал передний зуб). А мамы нигде нет.
Наш сосед уже закрывает дверь, торопит меня, я ему мешаю. «Где Генриетта? – в ужасе спрашиваю я. – Где моя мама?» Так и вижу его усы и взволнованное лицо: он преграждает мне дорогу. Славный человек был этот Марсель. Я решительно кусаю его за предплечье. Он вскрикивает, я проношусь мимо него в сад, он пытается меня поймать, я убегаю. Небо голубое, но гул приближающихся самолетов разбивает в прах всю летнюю радость жизни.
Мчусь к дому во весь опор, и тут появляется мама. На ней лица нет от страха, она в одной туфле и рваном платье. Потом она мне объяснит, что упала, когда торопилась в укрытие. Я бросаюсь к ней, хватаю ее за руку. Мы бежим, не переводя дыхания. Марсель заталкивает маму внутрь. «Ну слава Богу», – говорит он. Но в цветнике остался кролик Жанно! Бегу к нему, только успела его схватить, как у меня за спиной раздается взрыв. Сердце чуть не выскочило из груди, я думала, что уже умерла! К счастью, Бог дал мне добежать до укрытия. Cкатилась вниз по лестнице с кроликом под мышкой. Мама схватила меня в охапку и изо всех сил прижала к себе. А за ее спиной Люсьена роняла слезы на шерстку Жанно.
25
Уже почти полдень, когда в дверях «Бастиды у смоковницы» появляется Джулия. На ней джинсы и бабушкин сиреневый свитер, в руках фотография с загадочным посланием, и ей не терпится узнать, что оно значит.
Постояльцы обедают. Из столовой доносится смех. Джулия ищет глазами Жизель, но находит Элиану. Медсестра везет тележку, на которой балансируют тарелки со свининой в горчичном соусе. Пьеро и Фернан сидят рядом с Мадленой и Жизель – все четверо, конечно же, в вязаных шапочках. Два товарища, похоже, отлично проводят время – шум стоит, хоть святых выноси.
– Что происходит? – интересуется Джулия у Элианы.
Она показывает на тарелку Мадлены, которую та внимательно разглядывает. Джулия смотрит и ничего не понимает. Белая скатерть, меню, ваза с искусственными цветами, дощечка с именами постояльцев и цветными кружочками. Розовые – для тех, кому подают вино, синие – для тех, кому следует ограничиться водой. У Пьеро и Фернана – синие. Джулия по-прежнему не понимает, что тут такого смешного, как вдруг тарелка Мадлены приподнимается будто сама собой. Широко открытыми глазами старушка обводит соседей по столу.
– Ну что, теперь видели? – спрашивает она с певучим провансальским акцентом.
Пьеро и Фернан старательно смотрят в сторону. Жизель еле сдерживает смех.