Я помню музыку Прованса — страница 23 из 33

В детстве она была без ума от этой песенки, которую ей пела Жанина. Джулия наклоняется ее поцеловать. От знакомого аромата духов перехватывает горло, она изо всех сил старается не заплакать.

– Бабуля, как ты себя чувствуешь?

Жанина слабо улыбается.

– Все хорошо. Извини, я задремала! А у тебя, милая Лили, как дела?

Джулия становится веселой и оживленной. Рассказывает о деревне, о людях, которых видела на рынке, не скупится на теплые слова.

– Старик Флавио просил тебя поцеловать.

– А! Передай ему от меня привет! – воодушевляется Жанина.

Джулия гладит ее руку, целует ладонь. Прижимается к бабушке, словно боится, что та улетит. Снимает один из своих браслетов и надевает на бабушкину руку, поправляет ей прическу, гладит по щеке. Так делала Жанина, когда Джулия была маленькой. Теперь внучка рассказывает бабушке те забавные истории, что некогда слушала с упоением и просила повторять снова и снова. Жанина смеется тоненьким заоблачным смехом. Смеется, а глаза смотрят куда-то далеко-далеко.

– Бабуля, я тебя люблю.

И добавляет, как ей говорила бабушка:

– Больше, чем вчера, и меньше, чем завтра.

Беспокойная тень пробегает по лицу Жанины.

– Какой сегодня день?

– Среда.

– А, среда, точно.

И тихо добавляет:

– Знаешь, мне иногда стыдно.

Джулия разглядывает морщинистое лицо, много повидавшие темные глаза. И не знает, что сказать.

– Покажи-ка, что у тебя там. Новая книга?

Джулия улыбается, отпускает бабушкину руку и открывает толстый дневник.

– Нет, это одна красивая история, которую мне доверили. Тебе почитать вслух?

Лицо Жанины озаряется по-детски наивной спокойной улыбкой. Джулия вспоминает, как бабушка читала ей перед сном, и у нее опять щемит сердце. Ирония жизни бывает так болезненна. Прежде чем начать читать, она вынимает из дневника фотографию Жана Колоретти и кладет на прикроватную тумбочку. Затем аккуратно разворачивает истрепанное письмо.

Сан-Гавино-ди-Карбини, 14 октября 1944 года


Моя дорогая, мое солнце, мой душистый кустарник!


Я передал это письмо одному моряку, молясь, чтобы оно до тебя дошло. Боюсь, твой ответ нескоро достигнет наших берегов, но это не может помешать моему счастью – вспоминать твою улыбку.

Маме совсем худо, и врачи бессильны. Я провожу дни у ее постели, но не могу ей помочь. Каждое мгновение – мука. Говорят, она не доживет до Рождества. Даже не знаю, чего ей пожелать.

Я постоянно думаю о тебе. Надеюсь, что музыка немного тебя подбодрит и что ты по-прежнему хорошо учишься.

Чтобы утешиться, мои сестры много готовят, и боюсь, ты найдешь, что я поправился. Я привезу тебя сюда в наше свадебное путешествие, и мы будем на пляже есть печенье канистрелли. А пока я об этом только мечтаю вдали от тебя, у козьего сыра один вкус – печали.

На моей горе оглушительно тихо.

Мое сердце скучает по твоему смеху,

Моя душа скучает по твоим глазам.

Целую тебя,

обожающий тебя твой жених

Жан

40

– Моя душа скучает по твоим глазам.

Голос Жанины вторит Джулии. По морщинистой щеке катится слеза. «Она до сих пор знает это письмо наизусть», – думает Джулия.

– Бабуля, расскажи мне о Жане.

Джулия знает, что найдет ответы в дневнике. Но сейчас ей хочется одного: услышать эту историю от Жанины. Ей очень не хватает бабушки, никогда еще ей не было так одиноко. Куда уходят воспоминания? Испаряются, оставляя след, эмоцию, неясное ощущение счастья? Возвращаются ли они во сне?

Жанина сжимает руки внучки.

– Мы любили друг друга… Мы любили друг друга так, как мне больше не дано было любить. Наверное, в прошлой жизни я совершила какой-то страшный грех, раз мне дали такую любовь и отняли ее…

Ее голос слабеет.

– Знаешь, он был очень красивый!

– Ты его никогда больше не видела?

– Нет…

– Бабушка, почему?

Ей кажется, что Жанина стоит в лодке, привязанной тонкой нитью, которая вот-вот порвется.

– Виноват мой отец. Я никогда не смогу его простить. Но сейчас все это кажется таким далеким…

Джулия задерживает дыхание.

– А мои герани… не знаешь, где они?

Джулия глотает слезы. Бабушку снова унесло течением. Она гладит ее волосы и нежно целует. Жанина ходит туда-сюда между этим миром и тем. «И однажды, – думает Джулия, – она не вернется».

41

– У вас все хорошо?

Джулия поднимает на Элиану глаза, полные слез. В коридоре пусто.

– Идемте со мной.

Медсестра привела Джулию в просто обставленную комнату. Маленький стол, несколько стульев, забытый кем-то журнал. Элиана включает чайник и кладет руку ей на плечо.

– Улыбнитесь.

Джулия может только кивнуть.

Медсестра притягивает ее к себе и крепко обнимает своими полными руками. Джулии ничего больше и не надо, чтобы отдаться горю.

– Жанине здесь хорошо. Ваш отец позаботился, чтобы за ней хорошо ухаживали. Ей очень повезло, что вы здесь, рядом! Как вы приехали, она все время сияет.

Джулия берет бумажный платок из протянутой коробки.

– Феликс каждый день с ней танцует… Когда они не отправляются в путешествие на край света! Эти двое нашли друг друга.

Джулия улыбается сквозь слезы. Сколько семей утешила Элиана? А кто утешает ее? Каково это – жить рядом с теми, кто скоро умрет? Джулия злится на себя, что так раскисла.

– Простите… Простите меня, вам, наверное, уже надоело нянчиться с родственниками…

– Не извиняйтесь. Горевать – естественное человеческое чувство, – успокаивает ее Элиана. – Тяжелее всего не больным, а близким. Для них этот дом – как вокзал перед большим путешествием. Перрон, на котором надо попрощаться. Хорошо, что наши постояльцы часто выглядят веселее посетителей!

От медсестры с большими светлыми глазами исходит спокойствие, сияние. Соприкасаясь со старостью, она обрела мудрость и безмятежность, которым Джулия завидует.

– Сегодня смерть под запретом. Ее прячут, отрицают. Неудивительно, что встреча с ней пугает. И старость нас пугает, и болезни – их тоже прячут. Родственники приходят, у них в глазах всегда один и тот же вопрос: «Неужели я следующий в этом списке?» Они сразу представляют себе, как через тридцать или пятьдесят лет будут сидеть в кресле-каталке, все на свете позабыв… Раньше не задавали столько вопросов, и было лучше. А теперь люди хотят все сами решать, все контролировать – и пол ребенка, и дату своей смерти. Но правда в том, что мы лишь часть целого, и мы над ним не властны. Если ослабить хватку, будет только лучше – вы не находите?

Джулия вспоминает советы Феликса. Книгу, которую никак не может написать. Антуана.

– У жизни больше фантазии, чем у нас, – улыбаясь, добавляет Элиана. – Надо позволить ей вести тебя, куда она пожелает.

Звонок. Кто-то из постояльцев. Медсестра смотрит на часы. Скоро одиннадцать.

– Пойдемте со мной.

Джулия идет за ней по пустым коридорам, заходит в комнатку, освещенную ночником. Комод, кровать и маленький гардероб, ничего лишнего, но уютно. Шкаф, наверху стоит раскрытый пустой чемодан. Вокзал перед большим путешествием. Сердце щемит. Слабый голос зовет на помощь из ванной:

– Элиана! Элиана, где я?

– Вы в «Бастиде у смоковницы». Теперь это ваш дом, – успокаивает старушку Элиана.

С кровати искоса смотрит кошка. Пушинка. Под руку с Элианой выходит Мадлена, растрепанная, в ночной рубашке. «Похожа на привидение», – думает Джулия, сразу устыдившись этой мысли.

– Что же будет на мой день рождения? – взволнованно спрашивает вязальщица, с трудом забираясь в постель.

– Большой праздник!

– С шариками?

– И конфетти.

Лицо Мадлены озаряется.

– А про свечки не забыли? Двадцать пять – не ошибитесь! Каждый день рождения нужно отмечать как последний. Это важно.

– Все есть – свечки, шарики и даже торт, – отвечает Элиана.

– Хочу есть.

Медсестра делает недовольную гримасу.

– Только одну, Мадлена. А потом – спать. Хорошо?

Она достает из большой круглой коробки на тумбочке конфету в золотой обертке. Вязальщица дарит ей свою самую прекрасную улыбку и шепчет:

– Только одну?

– Вы неисправимы, – улыбается Элиана и выдает вторую конфету.

«Шоколад? На ночь? Эта медсестра мне определенно нравится», – повеселев, думает Джулия. Мадлена торопливо разворачивает конфету и засовывает в рот. Она достает из ящика карманный фонарик и разглядывает фантик.

– Пушинка, слушай, – говорит она с набитым ртом. – «Есть только два способа прожить свою жизнь. Первый – так, будто никаких чудес не бывает. Второй – так, будто все на свете является чудом».

Мадлена в восторге. Она извлекает из ночной рубашки крошечный блокнот на веревочке и прилежно пишет тонкими скрюченными пальцами. Джулия улыбается, думая о шапочках, и вдруг замечает на комоде коллекцию стеклянных снежных шаров.

– Когда кто-нибудь едет в путешествие, привозит ей такой сувенир, – говорит Элиана, тряся шар. Гондола внутри покрывается снегом. – Она их собирает.

– А это! – радостная Мадлена обращается к кошке. – «Хорошие девочки отправляются в рай, остальные – куда захотят»!

– Ну, уже пора спать.

– Обещают снег. Вы не забыли про свечки?

– Конечно нет.

Элиана гасит фонарик и старательно подтыкает одеяло.

– Все будет хорошо, Мадлена, – шепчет она.

Вязальщица берет ее за руку, усталый взгляд тонет в глазах Элианы.

– Вы прекрасный человек.

Неделями я ношу свое горе между школой и домом. Приближается День Всех Святых, а вестей от Жана все нет. Я без конца слушаю пластинку, которую он подарил мне в день отъезда, печальные строчки Фреэль каждый раз доводят меня до слез.

Как могла бы я жить,